Paul Scheerbart

Аннотация: Статья посвящена проблеме духовности в культуре авангарда начала ХХ в. Об особой духовности Нового мира писали все: и художники, и писатели, и богословы, и философы, и реформаторы-словом, всякий мыслящий человек. При этом концепт Духовного был столь же распространен и универсален, сколь и разноречив. И тот факт, что к концу прошедшего уже ХХ столетия в общественном сознании стал с особой интенсивностью проявляться интерес к духовной ситуации начала века, представляется весьма показательным-очевидно, что таким образом человек эпохи новеченто, избравший своей эмблемой знак «модерности», устремился к осознанию этой эпохи и своего места в ней. Поэтому представляется чрезвычайно важным суметь найти должный баланс между отрицающими и утверждающими тенденциями авангардной культуры как культурной основы ХХ в. Автор и пытается понять, что же разумелось под Духовностью в начале века. Предполагается, что взятая в широком смысловом объеме вся авангардная эпоха может рассматриваться как акт великой мистерии в нераздельности ее интуитивно-чувственных и историко-социальных аспектов, когда творчество понималось как Творение.

Аннотация: Статья посвящена сопоставлению рассказа М. Горького «Двадцать шесть и одна» (1899) и киносценария (синопсиса) Е. Замятина «Одиннадцать и одна» (ок. 1929) в сюжетно-мотивном аспекте. Показано, что заимствованный Замятиным у Горького сюжет «женщина среди мужчин», демонстрируя инвариантное ядро, в то же время испытывает ряд модификаций, которые объясняются не столько временнóй дистанцией между рассказом и киносценарием, сколько жанровыми конвенциями кинематографической мелодрамы (идеализация героини при ее «объектном» статусе, фаталистические обертоны, стремление к неожиданности финала и пр.). Если у Горького героиня в ситуации насилия со стороны мужчин сама становится субъектом и защищает перед «двадцатью шестью» свои права и свое достоинство, то у Замятина до конца за героиню-хотя она человек образованный и «товарищ» «одиннадцати» во всех делах, а не социально бесправная горничная сомнительного поведения,все решают мужчины. При этом в двух произведениях содержится ряд сходных мотивов, в первую очередь мужское отношение к женщине, которое, с одной стороны, характеризуется ее обожествлением, а с другой-собственничеством, лишением ее субъектности. Ключевые слова: М. Горький, Е. Замятин, маскулинность и фемининность, мелодрама, субъектность. Информация об авторе: Вероника Борисовна Зусева-Озкан-доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник, Институт мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук, ул. Поварская, д. 25 а,

Статья посвящена основным векторам культурной и научной рефлексии префикса «нео-». Рассматриваются понятия культурной ретроспекции и ретроспективных течений в мировой литературе, выявляются их инвариантные черты (рекуррентность, широкая вариабельность, полемичность, установка на синтетизм, продуцирование течений третьего порядка, авторефлексивность и др.). Обсуждается состояние культуры, в изобилии порождающей ретроспективные течения, в том числе в соотнесении с идеями «конца истории» (Ф. Фукуяма), «демонтажа исторических форм» (Ф. Джеймисон), «обессиливания» языка (А. Лефевр), культурной реконтекстуализации (Л. Хатчин), «культурологии префиксов» (С. Зенкин). Указываются пути осмысления «ретроспективного измерения» теории культуры на основе различных существующих концепций литературного процесса: «филиационной», т. е. фокусирующейся на взаимодействии традиции и индивидуального таланта; системно-динамической, где участвуют не отдельные тексты или авторы, а целостные художественные системы; рецептивной эстетики; исторической поэтики. Ключевые слова: культурная ретроспекция, ретроспективные течения и направления, префикс «нео-», неореализм, неоромантизм, литературный процесс. Информация об авторе: Вероника Борисовна Зусева-Озкандоктор филологических наук, ведущий научный сотрудник, Институт мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук, ул. Поварская, д. 25 а, 121069 г. Москва, Россия.

В статье проанализирована живописная аналогия, которая используется в работах Вяч. Иванова и Андре Жида о Достоевском. Согласно этой аналогии, техника Толстого может быть уподоблена равномерному освещению, а техника Достоевского — искусству светотени. Исследователем предпринята попытка ответить на следующие вопросы: мог ли Жид быть знаком со статьей Иванова? какие историко-литературные и искусствоведческие источники могли послужить общим основанием для возникновения этой аналогии в текстах Иванова и Жида? какое методологическое значение имеет аналогия в критической оптике двух авторов?

This article investigates V. P. Aksyonov’s argument with L. N. Tolstoy about the role of personality in history in his trilogy Generations of Winter. The saga protagonists’ spiritual awakening and self-identification are discussed in the context of Tolstoy’s view on the activity of the general mass of people who take part in a historical event and determine its outcome. This allows to elicit Aksyonov’s view on man’s personal responsibility under Stalinism. The main sources of this paper are Tolstoy’s War and Peace and Aksyonov’s Generations of Winter. Its purpose is to explain Aksyonov’s artistic conceptualization of the role of the masses and the individual under the Stalinist regime and in the Great Patriotic War. The major results of the research have been achieved by comparing the artistic devices employed by Tolstoy in fracturing the myth of Napoleon’s genius as leader of the general mass with Aksyonov’s approach in satirical portrayal of Stalin. The article explores Aksyonov’s...

В статье исследуется вопрос о поэтическом выражении православного сознания в лирике С. А. Есенина 1910-х годов. Анализ избранных произведений осуществляется с применением методологии и терминологии, актуальной для современного литературоведения этнопоэтики. Материал исследования включает текст теоретического трактата «Ключи Марии» как итоговый для данного периода и определяющий для творческого метода поэта. Рассматриваются случаи жанрового влияния народной духовной поэзии на формально-содержательную характерность произведений Есенина. Выявляются пути развития в лирике поэта народнопоэтических жанровых моделей предания, сказания, духовной песни. Устанавливается ментальный уровень поэтики, определенный категориями «дарения и нищелюбия», «веры в чудо». В образе лирического героя выделяются в качестве характерологических мотивы странничества, греха, покаяния. В пространственно-временной и сюжетно-мотивной характерности произведений исследуемого периода выделяется мистериальная поэтика. ...

For many decades, Russian-speaking readers of Kipling, keeping in mind the published translations from his two Jungle books (1894; 1895) including the Mowgli cycle, have paid close attention only to the stories and largely overlooked the fact that Kipling’s original prose is punctuated with a great score of poems. As of now, despite the books’ utter popularity, there exists no Russian edition of Kipling’s dilogy which might be considered complete and scholarly. The inset lyrical cycle of the dilogy has drawn attention of the Russian readership only recently (in 2015–2016) thanks to the popular editions enriched with specific book-page designs for the songs, ballads, and imitations of ritual lyrics. Their illustrators Robert Ingpen and Angel Dominguez helped to bring out the prosimetric pattern of the text composed in regularly alternating segments of prose and verse. When transferring these series of illustrations into the Russian-language editions, the publishers had to commission ...

This paper reviews three novels by different modern authors, all published in 2020 and applying to the realities of Ancient Rome. Marik Lerner’s science fiction novel “Practical Ufology” fits within the subliterary genre of “accidental travel”, and any background information from the Roman-Byzantine life is not very appropriate in the adventure text. The new novel “The Triumphant” by Olga Eliseeva, a professional historian, can be labeled as a form of the “science novel” genre, because it has numerous references and “anchors” that only an educated person is able to understand. The main canvas of O. Eliseeva’s novel is a synthesis of the personalities and actions of Julius Caesar and Constantine the Great, so the writer used the motif of the fantasy world, in which the Roman Republic and Rome are replaced by Latium and Eternal City with the Nazarenes (i.e., Christians) playing an important role in its future. The trilogy “Divine World” by Boris Tolchinsky, a professional politologist...

The paper provides an analytical and historical survey of the studies of the interaction between literature and philosophy in the Russian and foreign humanities. Particular attention is paid to the paradoxical fact that despite the obvious synergy of philosophy and literature in Russian culture, which is essentially “a form of national self-consciousness,” there have not yet been developed optimal methods and tools to access the philosophy of the literary text. Thus, huge factual material has been left unexamined. It seems that the current surge of interest in the interaction of literature and philosophy is related not so much to the national cultural tradition as to the relevance of this topic in the West, where non-literary circumstances have not affected philosophical interpretation of literary texts. The break with the original national philosophy of the early 20th century, caused by socio-historical cataclysms, has posed a dilemma for Russian scholars: either to leave theoretic...

The article represents the first academic study of two early Montesquieu’s works — “The Temple of Gnidos” (1725) and “Journey to Paphos” (1727). Under the guise of ancient heroes and gods these “novels with a key” portray real people easily recognizable by contemporaries — the author himself and his entourage. Mixing reality and fiction, Greek and Roman gods, using allegories, Montesquieu creates a “possible impossible world,” characteristic for the Baroque literature of the 17th century. The term was proposed by L. Dolezel, the founder of the theory of “possible worlds,” which allows a deeper understanding of how Montesquieu portrays an ideal world, opposed to the French reality, which he criticizes, as in his first novel “Persian Letters.” However, such features as fragmentation, frivolity, double meaning, hedonism are characteristic of the Rococo aesthetics that took shape in France at the beginning of the 18th century. These features are also inherent to such recognized author’s...

Аннотация: В статье обсуждается известный эпизод романа Ф.М. Достоевского «Бесы», в котором акт помещения мыши в киот иконы называется хроникером «бессмысленным, глумительным кощунством». В отличие от очевидной сюжетной функции-символически обозначить череду грядущих катастроф,внутренний семантический механизм кощунства остается не раскрытым ни в тексте романа, ни в исследованиях, ему посвященных. В составе следственных дел Тайной канцелярии и Священного Синода первой половины XVIII в. обнаружены документы, позволившие установить такие фольклорноэтнографические параллели к анализируемому мотиву, как магические обряды изгнания мышей, скоморошьи представления с дрессированными грызунами, а также плясовые песни свадебно-эротической тематики, которые в сумме образуют функционально-семантическое поле кощунственных игр и антиповедения, охватывавшее не только профессиональных игрецов или рядовых членов крестьянского социума, но и представителей духовенства. Сверх того, обнаруживаются характерные соответствия между механизмами построения письменных доносов и устных свидетельств в следственных делах о богохульстве XVIII в. и принципами организации повествования от лица хроникера в «авантюрно-криминальном» слое поэтики романа Ф.М. Достоевского.

In this essay, I propose an interpretation of Benjamin's Politik, a philosophical project of the 1920s that was later abandoned and of which a few essays and fragments remain, through Paul Scheerbart's science-fiction novel Lesabéndio, published in 1913. Benjamin believed that the novel's protagonist, Lesabéndio, represented the 'true politician'. Through an in-depth analysis of Scheerbart's novel, it is indeed possible to address crucial questions such as the relationship between technique and politics, the temporality of political action and happiness. At the end of the article, critical insights into Benjamin's political philosophy are offered.

En este trabajo, procuramos mostrar que el concepto de lo no-humano [Unmensch] constituye uno de los pilares fundamentales de la perspectiva política de Walter Benjamin y en especial de su materialismo antropológico. Partiendo de los fragmentos “Hacia la teoría de lo no-humano” en sus notas sobre Karl Kraus, nos adentramos en el estudio de las criaturas de la novela Lesabéndio de Paul Scheerbart. Nuestra hipótesis es que en esos seres con forma indeterminada y en los que prevalece lo voluntariamente constructivo y por tanto la técnica sobre lo orgánico, es posible delinear una forma de existencia no-humana en las que se reconsideren radicalmente nuestras prácticas y costumbres cotidianas, en lo que se refiere a la reproducción, la alimentación, el matrimonio y la muerte.

In this paper, I try to show that the concept of the non-human [Unmensch] constitutes one of the fundamental bases of Walter Benjamin´s political perspective and especially of his anthropological materialism. Starting from the fragments “Toward the Theory of the Nonhuman” in his notes on Karl Kraus, I go deep in the study of the novel´s creatures Lesabendio by Paul Scheerbart. In these beings with an indeterminate form prevails the willingly constructive, and therefore the technique, over the organic. The hypothesis is that these special creatures offer the possibility to delineate a non-human existence in which are radically reconsidered our daily practices and customs, for example, reproduction, feeding, marriage and death.

Dieser Artikel diskutiert Walter Benjamins kritische Auseinandersetzung mit dem Verhältnis von Mensch, Natur und Technik anhand seiner Rezeption der fantastischen Literatur Paul Scheerbarts, der frühen Mickey-Maus-Filme sowie der Revolutionsfilme Sergej Eisensteins.

На основании новых архивных материалов в статье подробно рассмотрен имеющий важный для биографии поэта Вяч. И. Иванова (1866-1949) эпизодего встреча и беседа во время частной аудиенции в Риме с главой католической церкви папой Пием XI 4 марта 1938 г. Об особом отношении понтифика к России и русской культуре можно судить на основании организованной в Ватикане в феврале 1935 г. по инициативе Пия XI выставки Л. Браиловского «Видения старой Руси». Встрече предшествовало обращение к Пию XI ректора папской коллегии Руссикум Ф. де Режиса, который сообщал папе о работе в коллегии Вяч. Иванова как преподавателя церковнославянского языка и о его литературных трудах-«Повести о Светомире царевиче». По мнению ректора, это сочинение продолжает разработку философской проблематики книги В.С. Соловьева «Россия и Вселенская церковь». Мы предполагаем, что среди возможных тем для беседы поэта и понтифика мог быть разговор о философском наследии Соловьева и судьбе России. Впервые публикуемое письмо Вяч. Иванова освещает подробную хронику разговора. Документ сопоставляется с другим источникомсвидетельством Ольги Шор, секретаря и позднейшего биографа поэта. Ставится вопрос о статусе достоверности ее свидетельства. В статье использован ряд архивных документов, впервые вводимых в научный оборот.

Аннотация: В статье дан анализ категории правдоподобия (vraisemblance), занимающей центральное место в поэтологической системе французского классицизма. Используя уже давно существующую (как в поэтике, так и в риторике), но периферийную категорию, поэтологи классицизма впервые превратили принцип правдоподобия в доминанту поэтологической системы: принцип распространяется на все крупные жанры и на основные составляющие поэтического материала-события, ситуации, поступки, характеры. Дефиниции правдоподобия в текстах французских теоретиков можно свести к трем основным идеям: правдоподобие представляет собой 1) некую универсальную модель, противопоставленную единичному, случайному, беспорядочному; 2) «должное»-то, что «должно быть»; 3) то, что согласуется с общим мнением. Все три определения предполагают различение правдоподобия и «правды» как таковой; однако это различение может принимать разные конфигурации. Правдоподобие может полностью замещать правду; может включать в себя правду, если эта правда правдоподобна; может смешиваться с правдой. Два первых определения связывают правдоподобие с принципом подражания, а третье-с принципом убеждения, что позволяет говорить о двух аспектах правдоподобия, миметическом и риторическом (рецептивном). Соотнесение правдоподобия с «мнениями» реципиентов в конечном итоге привело к рождению представления о его национально-исторической относительности: на смену идее единственно возможного правдоподобия, совпадающего с «мнением» современной французской публики, пришло представление о правомерности различных инокультурных «мнений» о правдоподобном. Ключевые слова: классицизм, правдоподобие, правда, декорум, подражание, убеждение. Информация об авторе: Александр Евгеньевич Махов-доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник, Институт мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук, ул. Поварская, д. 25 а, 121069 г. Москва, Россия.

This paper reviews four books, all dedicated to the study of the science fiction genre and the biography of science-fiction writers. They were published in Russian in an extremely limited number. These books include a collection of articles by Wojciech Kaitoch, biographies of Arthur Clarke and Robert Heinlein written by Neil Mcaleer and William H. Patterson, respectively, as well as a biography of Stanisław Lem compiled by his son Tomasz. The authors of all biographies come from fundamentally important circumstances in the lives of the writers. The main approach to exploring the biographies under consideration is annual chronicle, which allows getting involved in the most diverse materials. For American biographers, a very important part of the biography is also sexual orientation and preferences. On the contrary, the Polish literary critic W. Kaitoch uses the modern methods in his literary research and turns towards the biographical approach only when there is no way to otherwise e...

Introduction This paper focuses on how the design of the house has often been employed to explore, apply and validate theories of architecture. It begins with a discussion of the ubiquitous modernist rehabilitation of the domestic where the home typically represents the larger tasks of architecture and thus its design is often positioned as redemptive to architecture generally and, in some cases, society as a whole. The paper has a particular interest in the declarative, often moralistic, and at times spiritual language that distinguishes some of the writings and manifestos of prominent modernist architect-theoreticians. Specifically, it has a particular interest in examining the appropriation of the sacred to lend authority to largely secular and often idiosyncratic positions. To do so, the early writings of Le Corbusier are analyzed through an examination of his most influential house, the Villa Savoye. These aspects and examples of modernist polemics will be contextualized by the...

In two books. Book 2. It analyzes Esenin's chronicle of the last days of his life, his creative connections with his contemporaries (Mayakovsky, Klyuyev, Kazin, Budantsev, Voronsky, etc.) and Esenin's participation in the literary group of imaginists in the early 1920s. It should be noted that many valuable materials about the life and creative work of the poet, as well as about the literary process of the mid-1920s, are published for the first time. The chronicle contains references to foreign publications about Esenin, confirming the extent of the poet's fame and recognition throughout the world. The reviewer concludes that The chronicle... provides an opportunity to determine the main plots of the history of the Russian literature of the 20 th century. The story about the relationships between A. K. Voronsky and Esenin is one of the recurrent plots of Book 2 of Volume 5 of The chronicle.... It is noted that the previously unknown diary of I. V. Evdokimov revealed his contribution to the publication of the collected works of Esenin. The chronicle… reports the participation of the almost forgotten writer S. F. Budantsev in the events aimed to immortalize the memory of the poet. The review of the final book of The chronicle... makes it possible to conclude that the study of the literary biography and creative activity of the poet does not close the topic, but, on the contrary, convincingly demonstrates the prospects for its further development and opens up new vistas for reconstructing a reliable history of the Russian literature of the first half of the 1920s.

In Montale’s autobiographical The Butterfly of Dinard, four short stories are
devoted to the theme of learning opera singing. Art lives only thanks to the creators of
undervalued works. Success is due only to a happy occasion that falls to the share of
the few. The poet perceives the paintings of unsuccessful artists as living beings that
brighten up his loneliness in the new mechanistic world. Unlucky singers, composers
and artists are described with persistent empathy. Works of art serve as a link between
the present and the past. The manner of A. Delfini, who created impressionistic
sketches, addressed primarily to the sensual perception of the reader, was understood
and appreciated only post mortem. In the autobiographical story “One Story,” Delfini
explains the principles of his poetics to the reader, and doing it, he resorts to images
of fine art. With the help of a well-known musical motif, he reveals the reason for his
disappointment not only in the surrounding reality, but also in himself. Thus in the
visual images of paintings and in the melodies of popular songs, he sees an opportunity
to convey his personal perception of reality.
Keywords: autobiographical prose, Eugenio Montale, Antonio Delfini, the Italian literature of
the 20th century, music in literature, painting in literature, problem of memory.
Information about the author: Liudmila E. Saburova, PhD in Philology, Senior Researcher,
А.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences,
Povarskaya 25 а, 121069 Moscow, Russia; Lecturer, Russian State University for the
Humanities, Miusskaya sq. 6, 125993 Moscow, Russia.

Tarih boyunca mimarlık ile ilgili birçok söyleme ve yazıma rastlansa da, manifestolar farklı stilleri ile diğerlerinden açıkça ayrışmaktadır. Mimaride oldukça önemli bir yere sahip olan manifestolar, dönem dönem kitleleri etkilemek ve yönlendirmek için kullanılmışlardır. Okuyucuya ünlemlerle, hatta zaman zaman rahatsız edici şekilde seslenen manifestolar, bu anlamda harekete geçirici yapıları ile dikkat çekmektedir. 20. yüzyıldan sonra sanat ve mimarlık camiası tarafından da benimsenmeye başlanmaları ile birbirine benzer veya farklı özelliklerde birçok mimari manifesto yazılmıştır. Bu çalışma kapsamında ise, Antonio Sant’Elia’nın Fütürist Mimarlık Manifestosu ve Paul Scheerbart’ın Cam Mimarlığı manifestoları incelenmiştir. Bu iki manifesto, içerik, yazım stili, dili, yazıldıkları dönem, yazarlarının hayatı ve görüşleri bakımından değerlendirilmişlerdir. Özellikle kendi dönemlerinden itibaren gelecek mimarlık nesilleri üzerindeki etkileri tartışılmış, yazarların kendi düşüncelerinde ve çalışmalarında ne gibi bir yere oturdukları düşünülmüş ve iç çelişkileri olup olmadığı incelenmiştir. Yarattıkları geçmiş ve gelecek kavramları üzerinden ele alınan metinler bu bağlamda geçmişe karşı aldıkları tavır ve gelecekle ilgili akıllarda oluşturdukları imgeler açısından karşılaştırılmışlardır.

The object of this paper is to demonstrate the means of implementation of phenomenal transparency in the architecture of Victor Horta. More specifically, the buildings studied are the Hotel Tassel (1893-1894), the Hotel van Eetvelde (1895), and the personal residence of Victor Horta (1898-1901), in the city of Brussels. According to the definitions that have been attributed to the concept of phenomenal transparency (originally by Colin Rowe and Robert Slutzky in Transparency : Literal and Phenomenal) the paper seeks to understand the term and its connection with the architecture of the three works of Victor Horta, after the study of each of them. The elaboration of work is based on field research, study, recording and mapping held after visiting these three projects in the city of Brussels. After having studied the notion of this metaphorical transparency a conclusion is drawn: the unfolding or the multiplication of the perceived size of the space, and finally the creation of the im...

Статья посвящена основным векторам культурной и научной рефлексии префикса «нео-». Рассматриваются понятия культурной ретроспекции и ретроспективных течений в мировой литературе, выявляются их инвариантные черты (рекуррентность, широкая вариабельность, полемичность, установка на синтетизм, продуцирование течений третьего порядка, авторефлексивность и др.). Обсуждается состояние культуры, в изобилии порождающей ретроспективные течения, в том числе в соотнесении с идеями «конца истории» (Ф. Фукуяма), «демонтажа исторических форм» (Ф. Джеймисон), «обессиливания» языка (А. Лефевр), культурной реконтекстуализации (Л. Хатчин), «культурологии префиксов» (С. Зенкин). Указываются пути осмысления «ретроспективного измерения» теории культуры на основе различных существующих концепций литературного процесса: «филиационной», т. е. фокусирующейся на взаимодействии традиции и индивидуального таланта; системно-динамической, где участвуют не отдельные тексты или авторы, а целостные художественные системы; рецептивной эстетики; исторической поэтики. Ключевые слова: культурная ретроспекция, ретроспективные течения и направления, префикс «нео-», неореализм, неоромантизм, литературный процесс. Информация об авторе: Вероника Борисовна Зусева-Озкандоктор филологических наук, ведущий научный сотрудник, Институт мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук, ул. Поварская, д. 25 а, 121069 г. Москва, Россия.

Андре Жид-друг СССР. Рождение репутации (К переводу статьи Дм. Мережковского) Наталия Харитонова Аннотация: В статье рассматривается, как зародилась и сформировалась репутация Андре Жида-друга СССР. В 1928 г. советская литературная печать заинтересовалась его «Путешествием в Конго», но писатель все же оставался для нее буржуазным интеллигентом. Публикация дневниковых записей Жида в июне 1932 г., которые были поняты как просоветские, обозначила рубеж в его восприятии как во Франции, так и в СССР. Советская пресса незамедлительно объявила его другом СССР и стала последовательно поддерживать этот образ. Оценки французских литераторов также исходили из того, что писатель стал приверженцем коммунистической идеологии. Русская эмиграция с непониманием отнеслась к жесту Жида. Тогда же Д. Мережковский выступил с открытым письмом, в котором в русле своих антибольшевистских идей упрекал европейцев в симпатиях к Советской России. Ключевые слова: Андре Жид, СССР, писательская репутация, Д.С. Мережковский. Информация об авторе: Наталия Юрьевна Харитонова, Doctora en Filología Hispánica, старший научный сотрудник Отдела литератур Европы и Америки новейшего времени, Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН.

Цель статьи-представить корпус стихотворений, созданных жертвами политических репрессий в Советском Союзе, с точки зрения опубликованных сборников и главных научных работ, касающихся прежде всего текстов сталинской эпохи. В исследовании обозначены теоретические и эпистемологические рамки для изучения и определения данного литературного явления истории русской культуры ХХ в. Речь идет, во-первых, о возможности рассмотреть эти литературные тексты в связи с понятием свидетельства и, вовторых, о попытке выявления определенной специфичности структурного и эстетического взаимодействия свидетельствующей функции с художественнолитературным преображением в особом случае стихотворчества. Данный корпус текстов рассматривается как материал для изучения статуса поэтического слова как эстетического средства, способного дать историческое (и художественное, шире-культурное) свидетельство о советской концентрационной системе. В статье выявляются художественные приемы, при помощи которых осуществляется свидетельская функция. В данной теоретической постановке корпус поэтических текстов политзаключенных составляет одно специфическое целое в истории русской литературы ХХ в. и таким следует его представить и в дальнейших исследованиях. Ключевые слова: литературное свидетельство, поэзия ГУЛАГа, лагерная поэзия. Информация об авторе: Клаудия Пьералли-PhD по русской литературе (Миланский университет), доцент (Tenure Track Ass. Professor) русской литературы ХХ в.

Современное представление о стиле как наборе правил, используемом при создании литературного произведения (В.В. Виноградов, А.Н. Соколов и др.) было во многих отношениях предвосхищено в приписываемом Дж. Патнэму трактате «Искусство английской поэзии» (1589). Большинство декларированных в нем принципов получило отражение в «Эпиталаме» (1595) Э. Спенсера, для стиля характерно сочетание гетерогенных элементов, заимствованных из предшествующей эпиталамической традиции и арсенала таких искусств, как музыка, живопись и архитектура. В работах, опубликованных в последние десятилетия, живописность и музыкальность поэмы анализируется как проявление типичных характеристик авторского идиостиля в целом. Однако существует возможность исследовать особый стиль «Эпиталамы» как результат взаимодействия нарождающихся больших стилей эпохи, маньеризма и/ или барокко и элементов, предвосхищающих неоклассицизм. Сложная маньеристическая/барочная структура «Эпиталамы» рассматривается как пронизанная нумерологическим символизмом, поддерживающим основную идею свадебной поэмы об идеальной гармонии супружеского союза, освященного святой церковью, а классицистические элементы стиля объясняются тем, что Спенсер выступил как последователь Сафо и Катулла. В заключительной части работы делается попытка оценить то, как эти особенности стиля «Эпиталамы» передаются в ее русских и китайском переводах.

Статья рассматривает роман Г. Майринка «Голем» (1915) как самобытное произведение, вбирающее в себя мотивы разных версий легенды, которые автор пропускает через собственные размышления о процессе становления личности. Основное внимание сосредоточено на центральном аспекте легенды и ее разработке в романена паре «раввин / голем» как отражении антиномии «создатель» (фигура, обладающая знанием) и «создание» (фигура, не обладающая знанием, «чистая»). Реализация идеи относительности оппозиции «знание-незнание», а также амбивалентности демиургического начала усложняется, с одной стороны, за счет рамочной конструкции повествования, с другой стороны, за счет разветвленной системы персонажей, группирующихся вокруг образов-ассоциаций, связанных с оригинальной легендой: раввинотец-архивариус-старьевщик-кукольник-фокусник-резчик по дереву-врач. Раздробленность на «осколки» личности становится фундаментальным принципом поэтики всех романов писателя, где протагонисты как «големы» на протяжении повествования «вылепливаются» в абсолютный субъект. Дополненные отсылками к экзотическим духовным практикам произведения Майринка скрывают в себе романтическую тоску по утраченной цельности, а в эзотерическом поиске без труда можно усмотреть модернистскую интерпретацию схемы «романа становления». Ключевые слова: голем, Густав Майринк, австрийская литература, становление личности, «творец-творение». Информация об авторе: Анна Владиславовна Шабельник (Теличко)-кандидат филологических наук, ассистент кафедры теории и практики иностранных языков, институт иностранных языков, Российский университет дружбы народов, ул. Миклухо-Маклая,

The archive of a German writer and anarchist Erich Mühsam (1878-1934) is a significant but "unexplored" part of the manuscript collection of the A. M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences. I publish three letters of a German science fiction writer Paul Scheerbart (1863-1915) to Mühsam and a postcard that Scheerbart sent to a German writer Hans Heinz Ewers. The letters to Mühsam record negotiations with publishing houses in Munich and Berlin about the publication of Scheerbart's manuscripts (1909). In the postcard to Ewers, Sheerbart writes about the progress in his work on the perpetual motion machine that he tried to construct in 1908-1909. The letters are published in German with Russian translation and commentary. The introductory article gives an overview of Scheerbart's life and career, the specificity of his works, their problematics and poetics and especially focuses on Scheerbart's epistolary heritage. These letters are the token of friendship and professional collaboration of the two writers that is reflected in their mutual work on the unrealized project of publishing a satirical newspaper "Vaterland." The IWL archives contain the unpublished manuscripts of Scheerbart and Mühsam related to this project as well. The history and the structure of the Mühsam archive is another aspect covered in the introductory article. Both Erich and Zenzl Mühsam were victims of totalitarian regimes. Erich was killed by the Nazis and his spouse Zenzl spent many years in Soviet labor camps. The history of the Mühsam manuscripts became intertwined with Zenzl's life. That is why the article devotes space to Zenzl's biography and attempts to answer the following questions connected to the archive: how did the manuscripts get to the Soviet Union? Why is the archive uncomplete? Finally, I discuss the publication history of Scheerbart letters from the IWL collection.

In late 1929, as he developed his preparatory notes for a film called Glass House, Sergei Eisenstein considered the material significance of the glass used in the construction of camera lenses. In these notes, he reimagines the history of optics—one not founded upon the placement of an objectif before a camera obscura, but rather one that recognizes the subjective “will and intention” of the one controlling the ground glass device and the film frame (the director).

These thoughts are couched within the director’s ongoing polemic with Dziga Vertov’s kinoki and what Eisenstein saw as their theoretical overinsistence on cinematic objectivity. Against the background of his recently published essay “The Play of Objects,” this essay focuses Eisenstein's insistent slippage from the objective to the subjective through the director's proposal that the objects which fall before the subjective camera lens might be made capable of “acting” and his later writings on Walt Disney's method of animating objects.

Diary records by German expressionist poet Georg Heym (1887–1912) where he describes his dreams and night fantasies demonstrate his deep interest in borderline psychic conditions and give us a unique opportunity to get inside poet’s creative workshop. In My Dreams Georg Heym records various manifestations of his imagination: his passion for antiquity and revolutionary France history, macabre scenes of violence, and disturbances of his personal life. The Russian translation is done by Konstantin Matrosov. Introduction by Anton Chorny is an attempt to track the history of the manuscript and its traces in memoirs and scholarly papers. Commentaries give
brief information on personal names and circumstances mentioned by the author.

The work of the German polymath Paul Scheerbart is attracting a renewed attention in recent years. During his prolific career, his unconventional fiction, art and poetry influenced a range of intellects, from architect Bruno Taut to Walter Benjamin, who even quoted his ideas on glass in his Arcades Project. Scheerbart wrote dozens of outer-space novels and utopian stories, plus articles and reviews, always about things like glass architecture, perfect outer-worlds and realities, reflecting extreme dreams, ambitions and fears. In this essay I will revisit Scheerbart's various writings with an emphasis on the book Glass Architecture (1972) and the novel The Gray Cloth and Ten Percent White: A Ladies' Novel (2001), in order to understand the metaphor of glass and colour that shaped the fantastic dimension of his work while, at the same time, reveal a myriad of ambivalent, and often opposed, meanings.

Die wilde Jagd, Paul Scheerbart (Traducción del Cap. 7 de La caza/carrera salvaje, de Paul Scheerbart, por Sonia Arribas) Los espíritus, que se deslizan por un techo de vidrio inclinado y sienten el gran miedo a lo desconocido en la oscuridad, ven puntos blancos que se iluminan en la distancia. Los puntos blancos se hacen más grandes y los espíritus ven que se acercan pájaros blancos-pájaros luminosos. Los pájaros son muy grandes y en sus grandes garras tienen tijeras grandes y brillantes. Los pájaros tienen cabeza de tritón y les dicen a los espíritus con una voz risueña: "Si quieres, ahora puedes independizarte; con nuestras tijeras desnudas podemos cortar los hilos de telaraña que te atan a tus estrellas". Los espíritus por supuesto gritan: "¡Vamos! ¡Venga! ¡Cortadlos!" Entonces los pájaros se vuelven tan brillantemente radiantes que los hilos relucientes se pueden ver de nuevo-y luego los pájaros los cortan en dos inmediata y ansiosamente. Las tijeras suenan como en una gran peluquería; ciertamente hay unos cientos de tijeras en movimiento. ¡Y los espíritus son libres! Y disfrutan y flotan hacia arriba en el aire y hacia el próximo mundo estelar. El peso de la estrella ha se ha desvanecido y los espíritus se alejan como cometas rápidos, solo que más ágiles. Todo lo molesto ha desaparecido. Y disparan desde ahí, tan rápido como trillones de huracanes combinados. Las estrellas chispean rápido para que los espíritus ya no vean más qué tipo de estrellas están persiguiendo en la carrera. Los espíritus no tienen tiempo para mirar la apariencia de las estrellas-ya sean angulares, redondas o tubulares, en forma de disco o como embudos-no les importa un gran pepino a los corredores del mundo, y solo quieren sentir lo libres que son-y cómo pueden disparar por doquier, donde más les convenga. Y quieren ir al mundo más libre de todos, donde no hay más mundos estelares.

The article discusses one of the little-known plots of the history of the History
of Spanish literature: from the first attempts to describe and systematize it in the
18th century until it appeared in the pages of Russian journals in the 1820s. The objectives of the study include the reconstruction of the main stages of the history of Spanish literature of this period and description of their features. The ups and downs of the history of Spanish literature born in the age of Enlightenment show how it gradually became famous thanks to foreign translators and commentators. The author restores the history of the emergence of the Spanish theme in Russian literature (from Karamzin to Bulgarin), followed up by the analysis of the sources of Bulgarin’s
“A Look at the History of Spanish Literature” (the first review of the history of Spanish literature in Russian), from Sismondi to Bouterwek and Ditze. Thus, the author
comes to the starting point of the history of Spanish literature — the composition of the enlightener J.L. Velazquez, “Orígenes de la poesía española” (1754). Particular attention is paid to the “Memorias para la historia de la poesia y poetas españoles”
by Matin Sarmiento (1745) and “La Poetica” by Ignacio de Luzan (1737) seen as two dogmatizing and mythologizing views on the role of literature in the history of the nation.

Подвергается анализу визуальный код романа К.Э. Гадды «Пренеприятнейшее происшествие на улице Мерулана». Отсылки к произведениям искусства в романе помещаются в подчеркнуто иронический, сниженный контекст, однако данный прием наделяется не только пародийным, десакрализующим, но и этическим смыслом: за неприглядностью изображаемой жизни проступает иная, высшая реальность, придающая абсурдной, искаженной реальности нашего мира красоту и смысл.

The article analyzes the visual code of the novel by K.E. Gaddy “That Awful Mess on Via Merulana”. The author observes that references to works of art in the novel are placed in a markedly ironic, informal context, but, besides a parodic and desacralizing meaning, this technique is given an ethical meaning: a different, sublime reality gives beauty and meaning to the ugliness of life depicted.

В 1908-1909 гг. Шеербарт работает над созданием вечного двигателя. Эрих Мюзам писал в своей "Шеербартиане": "Шеербарт и Медведь [шуточное прозвище жены писателя] были твердо убеждены в том, что проблема может быть решена, и каждая копейка, которую удавалось наскрести,  отправлялась в патентное бюро.  С колесами и грузами, со всей производимой с утра до вечера конструкторской работой у Шеербарта складывались глубоко личные  отношения.  Свое произведение он называл "Перпе", и я получал в  Мюнхене открытки с постскриптумом: "Перпе передает тебе большой привет". Однажды Шеербарт  сообщил  мне: "Перпе готов, только он еще не работает", - существенный недостаток для Perpetuum mobile. Драгоценный дневник, в котором он сам воспроизвел историю этого изобретения, -"Perpetuum mobile"- стал  результатом этих усилий и совсем неплохим."
"Schließlich entschloß sich Scheerbart dazu, ein Buch über seine Erfindungen zu schreiben, über das ich begeistert  mit ihm einen Vertrag schloß. Dies Buch über das Perpetuum mobile ist heute schon eine Seltenheit auf dem Büchermarkt geworden. Ottomar Starke mußte den Umschlag für das Buch zeichnen. Dem Buch selbst wurden unerhört komplizierte Konstruktionszeichnungen für das "Perpeh" beigeheftet, die - ich weiß, daß ich mich über die ungeheuren Buchbinderkosten schon damals aufregte- sehr umständlich auf Falz geklebt, dem Buche beigegeben wurden" (Ernst Rowohlt: "Von Paul Scheerbart zu H.K.Knickerbocker").