New Military History, Prisoners of War, Captivity

Betrayal in High Places, a book written in 1996 by the late James MacKay, has created debate among World War II historians and former prisoners of war (POWs) because it claims to reveal suppressed Allied reports of Japanese war atrocities, such as the massacre of 387 American, Australian, British, and Dutch POWs in a gold mine at Aikawa on Sado Island, Japan, in 1945. Our investigation finds that the Sado massacre report is an intentional forgery, and that MacKay’s book is a spurious historical source. We explain why he sought to deceive the public and contrast his fiction with the historical truth about Sado Island.

Until recently, slavery studies had been dominated by the field of Atlantic and ancient era slavery. Other regions and eras had mostly been neglected. However, slavery existed in nearly every society in different parts of the world, in accordance with geographical, cultural, and economic circumstances; it changed its form throughout the ages until it was finally abolished officially, although different ‘hidden forms of slavery’ nevertheless continue in the contemporary world. The very institution of slavery exists here and now. The medieval and the early modern Mediterranean world was no exception. The Ottoman empire was one of those societies that employed slave labour effectively in its workforce. The Ottomans inherited slavery as a form of forced labour from eastern Mediterranean societies and reformulated it according to Islamic law and tradition.

Суржикова Н.В. Труд иностранных граждан в СССР в 1945-1956 гг.: проблемы изучения // Победители и побежденные. От войны к миру: СССР, Франция, Великобритания, Германия, США (1941-1950) / Под ред. Б. Физелер, Н. Муан. М., 2010. С. 242-255. Одним из следствий Второй мировой войны стало пребывание в СССР в 1945-1956 гг. сотен тысяч военнопленных и интернированных иностранцев. Для их содержания в системе НКВД/МВД СССР было создано 267 лагерей с 2112 лагерными отделениями, 392 рабочих батальона и 178 спецгоспиталей, которые были разбросаны по разным уголкам СССР, а вплоть до 1953 г. -и за его пределами 1 . Решение проблем, связанных с созданием и функционированием сложно структурированной сети мест водворения иностранных граждан, было возложено на (Главное) Управление по делам военнопленных и интернированных НКВД/МВД СССР, в рамках которого еще с августа 1942 г. начал свою работу организационно-производственный отдел, отвечавший за трудовое использование контингентов УПВИ/ГУПВИ 2 .

Аннотация: Статья посвящена теме «опасных связей» пленных иностранцев и россиянок, возникших в 1914-1917 гг. и активно развивавшихся в континууме между флиртом и сожительством. Вопреки их нелегитимности, основы для таких отношений находились самые разные -физиологические, психологические, социокультурные, экономические, etc. При этом вызванные войной предубеждения против сердечных привязанностей между «нашими бабами» и «ихними мужиками» явно не выдержали конкуренции с выработанным традиционной культурой стандартом, не приветствовавшим как мужское, так и женское одиночество.

У раду је представљен архивски предмет у вези са организацијом културно-забавног живота југословенских официра заробљених у Другом светском рату у логору Офлаг VI/Ц у Оснабрику, односно статут логорског позоришта „Родна груда”, основаног августа 1943. године. Као увод у документ дат је осврт на логор у Оснабрику и живот тамо заточених југословенских официра, претежно Срба, али и неколико стотина Јевреја, као и идеолошко-политичке поделе које су међу њима владале и одражавале се на културни живот.

First World War to labour. Priority given to momentary goals, the author resumes on the basis of regional materials, brought about the fact that in the long run non-economic levers in captives motivation came to be prevailing over economic leverage. Reliance on major violence, overt force and suppression took an opposite turn, making production more prison camp-like. This orientation did not yield expected results, it also contributed to the degradation of economy which embarked on the course of constant increase in manpower against simultaneous decline in works quality. Captives whose involuntary integration in economical activity was to render socio-economic institutions immune from destabilization tendencies gradually turned into facilitating factor for their development.

УДК 94(470"19) Российский плен 1914-1917 гг.: проблема институциональной атрибуции Н.В. Суржикова Институт истории и археологии Уральского отделения РАН [email protected] Ключевые слова: Первая мировая война, российский плен, военнопленные, институциональная среда, лагеря, места постоянного водворения, лагеризация Тема российского плена 1914-1917 гг. безусловно не относится к числу «заповедных». Посвященные ей работы исчисляются сотнями, что создает обманчивое впечатление освоенности ретроспективной проблематики [21, с. 16-73, 374-408]. Впечатление это тем более усиливается, что основой для специальных работ на тему плена является бесконечно богатый источниковый материал, представленный документами многочисленных архивов. Благодаря их источникам, из документа в документ рутинно воспроизводящим термин «лагерь», он при анализе реалий российского плена 1914-1917 гг. остается наиболее употребимым. Наиболее активно им «злоупотребляют» западные историки, что обусловлено, по всей видимости, относительно устойчивой немецкоязычной традицией изучения отдельных лагерей пленных Первой мировой войны [27; 29; 30; 32; 34; 36; 37]. Между тем при более пристальном рассмотрении названных выше источников трудно не заметить, что использование понятия «лагерь» для описания структур, созданных в годы Первой мировой войны для содержания пленных иностранцев, являлось не более чем негласной конвенцией и потому институциональной среды российского плена в полной мере не раскрывает. Действительно, по сведениям Военного ведомства, для оказавшихся в России сотен тысяч вражеских военнопленных к началу 1916 г. было оборудовано порядка 250 пунктов приема и содержания, среди которых выделялись сборные пункты театра войны, внутренние сборные пункты, концентрационные лагеря и так называемые места постоянного водворения, подразделявшиеся на районы размещения офицеров и районы размещения нижних чинов [19, л. 1-6 об., 12-13]. Альтернативные источники свидетельствуют, что даже если объединить все перечисленные структуры понятием «лагеря», институциональная среда российского плена все равно останется не до конца описанной. Так, по данным, полученным RUSSIAN CAPTIVITY OF 1914-1917: THE PROBLEM OF INSTITUTIONAL ATTRIBUTION

Суржикова Н.В. Российский плен 1914-1917 гг. как пространство политико-идеологических манипуляций: теории центра и практики периферии // Cahiers du Monde russe. 53/1 (2012). Р. 247-266. Политизация плена как тенденция обозначилась буквально с первых дней Первой мировой войны, придав противоборству сражавшихся сторон дополнительную остроту. При этом политико-идеологические манипуляции в пространстве российского плена 1914-1922 гг. были связаны прежде всего с попытками утилизации этноконфессиональных и социальных статусов военнопленных, динамика конструирования и иерархизации которых со всей очевидностью отражала трансформации внешнеполитического и внутриполитического ландшафта. По словам же А. Рачамимова, «этнизация» российского плена и вовсе стала «самой известной главой» его истории 1 . Написанная в духе лучших традиций классицизма, она закономерно предполагала героев исключительно положительных, с одной стороны, и героев исключительно отрицательных -с другой. Однако российский плен предполагал еще и многих других действующих лиц, интересы которых, противореча друг другу, не оставили настоящей исторической драме никаких шансов на соответствие классицистскому канону.

Суржикова Н.В. Российский плен 1914-1922 гг.: социологическое измерение (по материалам Урала) // Вестн. РУДН. Сер.: История России. 2012. № 4. С. 44-56. Ключевые слова: Первая мировая война, военный плен, чужаки, принимающее сообщество, социальное действие, социализация, включение, исключение, норма участия Аннотация: В статье предпринята попытка рассмотреть российский плен 1914-1922 гг. из социологической перспективы. Автор показывает, что, будучи одновременно и группой включения (инклюзии), и группой исключения (эксклюзии), пленные иностранцы сыграли как положительную, так и отрицательную роль. С одной стороны, они способствовали деформации привычных социальных границ, норм и структур, а с другой -их качественному обновлению. При этом «напрямую» или «в обход» присваивая чужую, больше того, изначально враждебную среду, узники войны не стали, да и не могли стать еѐ органической частью. Во многом это объяснялось тем, что российское общество в силу остроты своих внутренних противоречий отказало иностранным военнослужащим в перспективе успешной социализации, лишив себя одной из возможностей формирования сложносоставных идентичностей и обусловленных ими разнонаправленных социальных взаимодействий, обеспечивающих устойчивость и преуспевание современных социальных организмов.

Суржикова Н.В. Военнопленные I Мировой войны на Урале. К реконструкции коллективного портрета // Вестн. Пермского ун-та. Сер. История. 2011. Вып. 3(17). С. 58-65. Аннотация: Статья Н.В. Суржиковой является попыткой историизации таких характеристик оказавшихся на Урале военнопленных I Мировой войны, как пол, возраст, смертность, брачность и рождаемость. При этом основное внимание уделяется не только и не столько построению динамических рядов тех или иных признаков, присутствовавших в коллективном портрете пленных иностранцев. По мнению автора, задача его реконструкции предполагает прежде всего восполнение списка тех черт, которые, независимо от их первичности или вторичности для собирательного образа обезоруженных военнослужащих противника, способствовали превращению последних в чувствительный раздражитель для уже сложившихся в локальном сообществе систем социальных взаимодействий и противодействий, конфликтов и контрактов, структур и механизмов. Ключевые слова: I Мировая война, Урал, военнопленные, коллективный портрет, пол, возраст, смертность, брачность, рождаемость THE FIRST WORLD WAR PRISONERS IN THE URALS. ON RECONSTRUCTION OF A COLLECTIVE PORTRAIT.