О том, что я люблю произведения Людмилы Улицкой, вы уже знаете. Сегодня я хочу познакомить с ее рассказом "Искусство жить". Конечно, для анализа я предлагаю всего лишь отрывок из рассказа, но он стоит того, чтобы прочитать его полностью. Например, вот здесь.
А пока читаем, определяем проблему, делаем записи в комментариях.
Текст № 5
А пока читаем, определяем проблему, делаем записи в комментариях.
Текст № 5
Лиля прилепилась к Жениному дому. Женя не выбирала ее в
подруги: Лиля по своему человеческому назначению была родственницей. Всем
родственницей. И Женя сдалась. Раздражалась, отбиваясь от Лилькиных духовных и
медицинских забот, от неустанной домодельной пропаганды спасительного
христианства, временами рявкала, но не могла не умиляться неутомимой Лилькиной
готовности всем помочь, и немедленно. Она все глубже вникала в странную Лилину
жизнь: та была человеком служения – опекала, облизывала и нянчила не только
своего надутого неумного мужа и капризных вертлявых дочек. Так же беззаветно
она служила своим подругам, друзьям и просто покупателям, совавшим свои рецепты
в ее первое окно, сумками таскала лекарства знакомым и незнакомым и заливалась
глубокой краской обиды и негодования, когда облагодетельствованные ею люди
совали ей коробки с шоколадом или духи... Жила, едва сводя концы с концами,
замотанная, избеганная, со жгучей тушью на глазах, растворяющейся от
самовольных слез... И бегала так годы и годы: что-то кому-то везла, навещала
каких-то старушек, вечно всюду опаздывала – даже на свои воскресные церковные
службы, куда все зазывала стойкую Женю...
Лиля долго восстанавливалась. Она вела героическую жизнь –
часами мяла и дергала парализованную левую, делала какие-то нелепые китайские
упражнения, до изнеможения терла вялое тело волосяной щеткой, катала шарики
руками и ногами, и как-то постепенно она встала, заново научилась ходить,
одеваться, кое-как управляясь одной рукой.
Женя, прежде избегавшая Лилиного дома, теперь часто заходила
к ней – то приносила какое-нибудь простое угощение, то подбрасывала денег. К
удивлению своему, Женя обнаружила, что множество людей, по большей части из
церковного окружения, постоянно приходят к Лиле, сидят с ней, выводят погулять,
помогают по хозяйству... На дочек рассчитывать особенно не приходилось – они
страстно предавались молодой жизни, в которой было множество разных
предложений, как в газете «Из рук в руки». Иногда, по вдохновению, они
совершали хозяйственный подвиг: убирали квартиру или варили обед, и каждый раз
ожидали не то похвалы, не то ордена... Лиля всякий раз благодарила, тихо
радовалась и сообщала Жене:
– Ирочка сварила постный борщ! Такой вкусный!
– Да что ты говоришь? Неужели сварила? – свирепела
Женя.
А Лиля кротко улыбалась и оправдывалась:
– Женечка, не сердись, я ведь сама во всем виновата.
После Сережиной смерти я же была как безумная. И баловала их безумно... Что
теперь с них спрашивать?
Лиля говорила теперь негромким голосом, медленно. Прежняя ее
энергия уходила теперь целиком на то, чтобы дошаркать до уборной, натянуть
одной рукой штаны, кое-как умыться, почистить зубы. Выдавить из тюбика пасту на
щетку одной рукой тоже надо было приспособиться. Женя едва не плакала от
сострадания, а та, улыбаясь кривоватой улыбкой, объясняла:
– Я слишком много бегала, Женечка. Вот Господь и велел
мне посидеть и подумать о своем поведении. Я и думаю теперь.
И была она тихая-претихая, и
старая, и седая, и глаз она больше не красила – утратила мастерство, – и
слезы иногда подтекали из поблекших глаз, но это не имело никакого значения...