Politica y religion en Argentina (1966–1976)

Санкт-Петербургский государственный университет РОССИЯ И ИБЕРОАМЕРИКА В ГЛОБАЛИЗИРУЮЩЕМСЯ МИРЕ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ Доклады и материалы Третьего международного форума Санкт-Петербург, 2-4 октября 2017 Санкт-Петербург Скифия-принт 2017 ББК 66.1-66.4(4/70) Р76 Рецензенты: Д. ф. н, проф. СПбГУ Н. А. Добронравин Д. и.н., проф. МГИМО (У) МИД РФ Л. С. Окунева Д.п.н., проф. ВГУ А.А. Слинько Д-р Владимир Рувинский, профессор Унив. ICESI Редакционная коллегия: Хейфец В.Л., д.и.н. (отв. ред.), Хейфец Л. С., д.и.н. (отв. ред.), Давыдов В. М., д.э.н., чл.-корр. РАН, Новикова И. Н., д.и.н, Брилев С. Б., к.и.н., Хадорич Л. В., к.и.н., Андреев А. С. Составители: Хейфец В. Л., Хейфец Л. С., Андреев А. С., Хадорич Л. В. Печатается по решению Редакционно-издательского совета факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета Форум проведен при финансовой поддержке РФФИ, проект № 17-07-14008 Р76 Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность: доклады и материалы третьего международного форума. — Отв. ред. В. Л. Хейфец, Л. С. Хейфец. — СПб.: Скифия-принт, 2017. ISBN 978-5-98620-296-9 В настоящем издании представлены научные доклады Третьего международного форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность», проведенного 2-4 октября 2017 г. Санкт-Петербургским государственным университетом, Институтом Латинской Америки РАН, Институтом Беринга-Беллинсгаузена при поддержке МИД РФ, фонда «Росконгресс», финансовой поддержке банка «Сантандер», Фонда поддержки публичной дипломатии им. А. М. Горчакова, Российского фонда фундаментальных исследований, Фонда Е. Т. Гайдара. Издание представляет несомненный интерес для ученых, предпринимателей, студентов, всех, кто интересуется проблемами ибероамериканских стран и их взаимодействия с Россией. ББК 66.1-66.4(4/70) Р76 Все тексты, размещенные в настоящем издании, были представлены на рецензию с 01 сентября по 30 ноября 2017 г. и были одобрены для публикации с 1 декабря по 25 декабря 2017 г. ISBN 978-5-98620-296-9 © Санкт-Петербургский государственный университет, 2017 ©Институт Латинской Америки РАН, 2017 Содержание Пленарное заседание Plenary session . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27 Магистральные доклады Conferencias magistrales . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62 Manuel Alcántara Sáez Cuatro décadas de política en América Latina Four decades of politics in Latin America . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62 Gerardo Bleier Venezuela: ¿un caso más en la búsqueda desesperada de autonomía nacional? Venezuela: Another case in the desperate search for national autonomy?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 76 Andrés Serbin Los cambios regionales y globales y su impacto en América Latina y el Caribe: algunas reflexiones y un cúmulo de incertidumbres The regional and global changes and their impact in Latin America and the Caribbean: some reflections and an accumulation of uncertainties . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 81 Gerardo Caetano Izquierdas y progresismos en América Latina. A cien años de la Revolución Rusa Left-Wing and Progressive Forces in Latin America. One hundred years after the Russian Revolution . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 89 Detlef Nolte El Regionalismo latinoamericano: nuevos enfoques para alcanzar el objeto en movimiento Latin American Regionalism: new approaches to achieve the object in motion. . . . . . . . . . . . . . . 101 Carlos Quenan Cuestionamientos a la globalización y a las integraciones regionales: desafíos para América Latina Challenges to globalization and regional integration: challenges for Latin America. . . . . . . . . . . .105 “Lucas Carvajal” (Camilo Ernesto Serrano Corredor) Un balance de la paz colombiana en primera persona A balance of the Colombian peace in the first person . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111 Dr. Pablo Gentili Desigualdad estructural y secuestro de la democracia en América Latina Structural inequality and kidnapping of democracy in Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125 Ибероамериканские страны: место на международной арене и тенденции взаимодействия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 138 Я. В. Белозеров Внешняя политика республики Гайана в 2000–2017 гг. The Foreign policy of the Co-operative Republic of Guyana, 2000–2017. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 138 Dr. Gonzalo S. Paz Perspectivas de las Relaciones Internacionales de América Latina en una Era de Cambios Perspectives of International Relations in Latin America in an Era of Change . . . . . . . . . . . . . . . 152 4 | Tercer foro internacional Е. М. Астахов Позиционирование Латино-Карибской Америки в мире Positioning of Latin and Caribbean America in the World . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160 Я. В. Лексютина Межрегиональное взаимодействие Латинской Америки и АТР: основные направления, акторы и их мотивация Interregional cooperation between Latin America and the Asia-Pacific region: forms, actors and motivation. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 170 Политическая панорама стран Латинской Америки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182 Л. В. Дьякова Итоги второго президентства М. Бачелет и особенности современного политического процесса в Чили The results of the activity of the second government of M. Bachelet and new political trends . . . 182 Н. С. Аниськевич Трансформация правоориентированных политических сил Чили после становления демократии Transformation of Chile’s right-wing political forces in the period after the establishment of democracy . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 192 К. А. Неверов Аргентина после Киршнеров: Маурисио Макри и новый политический курс страны Argentina after Kirshners: Mauricio Macri and new political course of country. . . . . . . . . . . . . . 201 З. В. Ивановский Conflicts between the branches of power in Latin America: reasons and effects Конфликты между ветвями власти в Латинской Америке: причины и последствия. . . . . .210 Е. С. Галибина-Лебедева Идеологические основы сближения христианства и сторонников левой идеологии. История и современность Ideological bases for the convergence of Christianity and supporters of the left ideology. History and modernity. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 220 Миграции на современном ибероамериканском пространстве: тенденции и проблемы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 229 А. Ю. Борзова, Е. М. Савичева Арабская диаспора в Латинской Америке Arab diaspora in Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 229 А. В. Коробков Динамика испаноязычной иммиграции и ее роль в истории и современной политической жизни США The dynamics of Hispanic immigration and its role in the history and contemporary political life of the United States. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 241 Н. Ю. Кудеярова Миграционная политика администрации Дональда Трампа: риторика и практика The Donald Trump Administration Migration Policy: rhetoric and practice. . . . . . . . . . . . . . . . . 253 Е. В. Киселева Проблемы миграции в интеграции государств Ибероамерики The problems of migration in the integration of the states of Iberoamerica . . . . . . . . . . . . . . . . . . 262 Tercer foro internacional | 5 Jean Clot Mercados regionales de la migración irregular en el Caribe y Centroamérica Regional markets for irregular migration in the Caribbean and Central America. . . . . . . . . . . . . . 271 Кризис левых режимов в Латинской Америке: политические и экономические последствия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 287 Т. А. Воротникова Торгово-экономическое и гуманитарное сотрудничество России с Андскими странами (на примере Эквадора и Боливии) Trade, economic and humanitarian cooperation between Russia and the Andean countries (based on the example of Ecuador and Bolivia). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 287 Д. М. Розенталь Когда заканчивается нефть. Энергетическая дипломатия Венесуэлы в период нестабильности When oil ends. Energy diplomacy of Venezuela in the period of instability . . . . . . . . . . . . . . . . . . 294 М. А.-М. Кодзоев Куба и США. В предвкушении полной нормализации Cuba and the US In anticipation of full normalization. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 305 Следы 1917 года в Бразилии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 313 E. Kuperman As marcas de 1917 na formação da esquerda brasileira The 1917 marks in the formation of the Brazilian left. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 313 Maria Helena Versiani O lugar da Revolução Russa nos acervos do Museu da República: o trabalhador e seus sentidos sociais O lugar da Revolução Russa nos acervos do Museu da República: o trabalhador e seus sentidos sociais. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 321 Dina Lida Kinoshita Relações entre o PCB e a Internacional Comunista (IC) Relations between the PCB and the Communist International (IC). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 330 Profª Drª Maria Teresa Toribio Brittes Lemos Memória e História — Tensões Sociais, Conflitos e Golpe Militar — Brasil 1964 Memory and History — Social Tensions, Conflicts and Military Coup — Brazil 1964. . . . . . . . . 343 Россия, Европа и Ибероамерика: культурные связи прошлого и настоящего. . . . . . . . . . . . 348 Д. Р. Ярулина Кубинская революция в художественном дискурсе России и Кубы в контексте диалога культур The Cuban Revolution in the Artistic Discourse of Russia and Cuba in the Context of the Dialogue of Cultures. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 348 И. А. Шалудько «В том-то и дело, что совершается что-то трансцендентально-иррациональное...»: О двух примерах мифологизации исторических событий ХХ века в литературных произведениях В. В. Шульгина и Г. Гарсиа Маркеса “The fact of the matter is that something transcendental-irrational is happening ...”: Two examples of the mythologization of historical events of the twentieth century in the literary works of V.V. Shulgin and G. Garcia Marquez . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 357 6 | Tercer foro internacional Правовые системы Испании и Латинской Америки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 364 Б. Ф. Мартынов Латинская Америка: правовой аспект цивилизационного дискурса Latin America: the Legal Aspect of Civilizational Discourse . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 364 Е. Ю. Калинина Множественная идентичность как феномен современного испанского правосознания в эпоху глобализации Multiple identity as a phenomenon of modern Spanish sense of justice in the era of globalization. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 373 П. Костогрызов Права человека и права людей: дилемма индивидуальных и коллективных прав в латиноамериканских странах Human rights and people’s rights: dilemma of individual and collective rights in Latin American countries . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 382 Коммунизм как общий враг запада . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 391 Julio Lisandro Cañón Voirin La guerra contra el marxismo: la estrategia política de EEUU en la Organización de los Estados Americanos The war against Marxism: the political strategy of the United States in the Organization of American States. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 391 Giovanni C. Cattini El anticomunismo del antifranquismo: el caso del republicanismo catalán The anticommunism of anti-Francoism: the case of Catalan republicanism. . . . . . . . . . . . . . . . . 403 Mario Alberto Cajas Sarria La Corte Suprema de Justicia frente al “avance comunista” y la lucha social en la represión conservadora en Colombia, 1926–1930 The Supreme Court of Justice against the «communist advance» and the social struggle in the conservative repression in Colombia, 1926–1930. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 416 Daniel Rodríguez Suárez El anticomunismo y el carácter de la Revolución cubana en el marco de los acuerdos comerciales y diplomáticos entre Moscú y La Habana: una visión a través de la prensa Anti-communism and the character of the Cuban Revolution within the framework of trade and diplomatic agreements between Moscow and Havana: a vision through the press . . . . . . . . . 436 Геополитическое видение в Латинской Америке: персоналии, школы, теории и их развитие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 447 А. А. Шинкаренко Неоэкстрактивизм и «зеленая» геополитика в Латинской Америке Neoextractivism and “green” geopolitics in Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 447 Andrés Rivarola Puntigliano Continentalism and Latin American geopolitical thinking Continentalismo y pensamiento geopolítico latinoamericano. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 457 Возобновляемые энергетические источники и энергетическая эффективность в Латинской Америке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 468 Francesco Petrone Global governance and climate change: are brics a new “alternative”? Gobernanza global y cambio climático: ¿son los brics una nueva “alternativa”?. . . . . . . . . . . . . . 468 Tercer foro internacional | 7 Ю. Г. Дунаева Вода как глобальный вызов: схватка в Гуарани Water as a global challenge: a fight in Guarani. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 482 Л. Б. Николаева Инновации в стратегии «зеленого роста» стран Латинской Америки Innovations in “green growth” strategy of Latin American countries. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 491 Yarygin G. O. The renewable energy revolution in Chile La revolución de la energía renovable en Chile . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 501 БРИКС и новый мировой порядок: региональные и глобальные измерения . . . . . . . . . . . . 509 Gao Fei China’s Transforming Diplomacy: Learning and Exploring La Diplomacia Transformadora de China: Aprendiendo y Explorando. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 509 Sergio C. Trindade BRICS and the New World Order: Regional and Global Dimensions BRICS y el Nuevo Orden Mundial: Dimensiones Regionales y Globales . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 515 Н. А. Васильева Как влияют культурно-цивилизационные особенности «пятерки» на перспективы БРИКС в мировой политике? How does the cultural-civilizing peculiarities of the “five” influence the BRICS perspectives in the world politics?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 520 М. Л. Лагутина Интересы стран БРИКС в Арктике и возможности сотрудничества Interests of BRICS countries in the Arctic and opportunities for cooperation. . . . . . . . . . . . . . . . 526 Бразилия после импичмента: политические и социальные перспективы . . . . . . . . . . . . . . 537 Rodrigo Stumpf Gonzalez O Papel Politico do Poder Judiciário na Instabilidade Institucional do Brasil The Political Role of the Judiciary in Institutional Instability in Brazil . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 537 Sonia Ranincheski O Brasil pós-impeachment: perspectivas políticas e sociais à luz da cultura política Brazil post-impeachment: political and social perspectives in the light of political culture. . . . . . 546 Henrique Carlos de O. de Castro More of the same: coup, continuity, and changings in Brazilian politics Mais do mesmo: golpe, continuidades e mudanças na política brasileira. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 558 Искусство в Испании и Латинской Америке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 568 А. В. Морозова Античный Гермафродит в контексте испанского искусства XVII в. Ancient Hermaphrodite in the context of the Spanish art of the XVII century. . . . . . . . . . . . . . . 568 Е. О. Калугина Погребальная капелла Антонио Браво де Хереса в церкви монастыря Сан-Бенито Алькантары (Касерес). Проблемы реконструкции Funerary chapel of Antonio Bravo de Jerez in the church of the Monastery of San Benito Alcántara (Cáceres). The Problems of its Reconstruction . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 571 8 | Tercer foro internacional Г. В. Томирдиаро Фонтаны Мадрида Fountains of Madrid . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 580 В. З. Бун Влияние испанского придворного портрета на сложение школы портретирования Новой Испании в Мексике в XVII–XVIII вв. The Influence of the Spanish court portrait on the Formation of the school of portraying New Spain in Mexico in the 17th-18th centuries. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 583 А. А. Амосова Основные тенденции развития музейного дела в Бразилии в XXI в. The Main Trends in the Development of museum business in Brazil in the XXI century. . . . . . . 592 И. Ю. Демичева Овеществленное чувство: спектр эмоций в антропоморфных терракотовых статуэтках майя I тыс. н. э. Reflected Feelings: a Spectrum of Emotions in the Mayan anthropomorphic terracotta statuettes of the I millennium AD. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 603 Испания и Португалия, вызовы XXI в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 615 Ю. Н. Фролова Проблема суверенитета и самоопределения в Испании (случай Каталонии и Страны Басков) The Problem of Sovereignity and Self-Determination in Spain (cases of Catalonia and Basque Country . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 615 А. В. Баранов Правительственный кризис в Испании (2015–2016) как следствие трансформаций партийной системы The government crisis in Spain (2015–2016) as a consequence of the transformation of the party system. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 621 Э. В. Маскаленко Борьба с безработицей в Испании как элемент посткризисной стратегии The fight against unemployment in Spain as an element of the post-crisis strategy. . . . . . . . . . . . 631 И. А. Гриценко Образование в Испании: внутренние проблемы и задачи международного уровня Educación en España: problemas internos y tareas internacionales . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 641 Исследования латиноамериканской литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 652 О. К. Войку, И. Маньас Наваррете Придуманная страна Исабель Альенде Isabel Allende’s Invented country. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 652 И. А. Шик «Исчезновение субъекта» в творчестве Франчески Вудман и Сильвии Грав The “Disappearance of Subject” in Francesca Woodman’s and Silvia Grav’s Art. . . . . . . . . . . . . 660 Е. В. Куцубина, М. Л. Непомнящая Становление современного гватемальского романа в период 1960–70-х годов на примере зеркальных романов Луиса де Лиона «Время начинается в Шибальбе» и «Обрахе» Марио Роберто Моралеса Formation of the modern Guatemalan novel in the period of 1960-1970s, the case of the mirror novels of Luis de Lion “Time begins in Xibalba” and “Obraje”” by Mario Roberto Morales . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 669 Tercer foro internacional | 9 О. А. Светлакова Хуан Рульфо по-русски: перевод Перлы Глазовой (1970) Juan Rulfo in Russian: translation of Perla Glazova (1970). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 678 Е. С. Коржукова Роль прецедентных феноменов в романе Артуро Переса-Реверте «Кожа для барабана, или Севильское причастие» The role of precedent phenomena in the novel Arturo Perez-Revert “The skin for the drum, or the Seville Communion”. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 686 К столетию конституции Мексики 1917 г. и начала русской революции. Взаимное влияние . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 695 Senador Alejandro Encinas Rodríguez La Constitución Mexicana de 1917: del Constitucionalismo Social al neoliberalismo The Mexican Constitution of 1917: from Social Constitutionalism to neoliberalism. . . . . . . . . . . 695 Humberto Morales Moreno México y Rusia en su centenario: 1917 (Luis Cabrera y V. I. Lenin) Mexico and Russia in their centenary: 1917 (Luis Cabrera and V. I. Lenin). . . . . . . . . . . . . . . . . . 702 Carlos Humberto Durand Alcántara Cien años de la revolución rusa, y la revolución mexicana. Vladimir I. Lenin y Emiliano Zapata dos liderazgos trascendentes (algunos aspectos del movimiento campesino). One hundred years of the Russian revolution, and the Mexican revolution. Vladimir I. Lenin and Emiliano Zapata two transcendent leaderships (some aspects of the peasant movement).. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 724 Pablo Yankelevich México revolucionario. Redes intelectuales y debates políticos en America Latina Revolutionary Mexico. Intellectual networks and political debates in Latin America. . . . . . . . . . 746 Guillermo José Mañón Garibay La Constitución Mexicana de 1917 y la evolución de los derechos sociales The Mexican Constitution of 1917 and the evolution of social rights . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 764 Carlos Figueroa Ibarra La revolución rusa y el imaginario de la conquista del poder en América Latina The Russian revolution and the imaginary of the conquest of power in Latin America. . . . . . . . . 774 А. А. Манухин Революционные Конституции и практическая политика Мексики и Советской России: взгляд из США (1917–1920 гг.) Revolutionary Constitutions and Practical Policy of Mexico and Soviet Russia: A View from the United States (1917–1920). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 788 Латинская Америка: основные тренды политического и социального развития . . . . . . . . . . 797 О. Б. Варенцова Причины конституционной нестабильности в Венесуэле Causes of constitutional instability in Venezuela . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 797 Л. А. Гайнутдинова Государство и гражданское общество в Аргентине и Бразилии State and civil society in Argentina and Brazil. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 803 Е. Г. Мельников, Г. А. Меньшикова Административные реформы в странах Латинской Америки Administrative Reforms in Latin American Countries. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 812 10 | Tercer foro internacional К. Ю. Тупоногова Борьба народа Пуэрто-Рико за самоопределение во второй половине XX — начале XXI в. The struggle of the people of Puerto Rico for self-determination in the second half of the 20th and the beginning of the 21st centuries . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 824 А. А. Шинкаренко Неоэкстрактивизм и «зеленая» геополитика в Латинской Америке Neoextractivism and “green” geopolitics in Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 834 Латинская Америка: достижения и вызовы интеграции . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 844 А. А. Бибнев Перспективы UNASUR как ведущего интеграционного объединения в Латинской Америке Prospects of UNASUR as the leading integration association in Latin America. . . . . . . . . . . . . . 844 Kuznetsova Elena Sergeevna “Las palabras y los hechos” de la integración en el Mercosur en el período de 2014–2016 “The words and the facts” of the participating countries of Mercosur integration in the period 2014–2016 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 852 Т. В. Воронина Интеграция стран Латинской Америки: ретроспектива, специфика, современные проблемы Latin American countries integration: retrospective, specificity, contemporary problems. . . . . . 865 Отношения России и ибероамериканских стран: история и современность . . . . . . . . . . . . 875 П. Е. Фомичев Российско-португальские отношения в XVIII — начале XIX в. Историография и новые источники Russian-Portuguese relations in the XVIII — early XIX centuries. Historiography and new sources. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 875 Imelda Ibáñez Guzmán La presencia de Rusia en el actual contexto geopolítico latinoamericano y su relación con Estados Unidos The presence of Russia in the current Latin American geopolitical context and its relationship with the United States. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 887 Alessandra Scangarelli Brites The impact of the Russia-China strategic partnership on Brazil El impacto de la asociación estratégica Rusia-China en Brasil. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 895 Система международных отношений в западном полушарии: современные вызовы . . . . . . . 904 Martha Ardila Variaciones en la inserción internacional latinoamericana: ¿mas autonomia y multilateralismo?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 904 Variations in the Latin American international insertion: more autonomy and multilateralism?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 904 Андреев Антон Сергеевич Внерегиональное направление внешней политики Уругвая The extra-regional direction of the Uruguayan foreign policy. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 919 Tercer foro internacional | 11 Mikhail Borisov Cuba and Canada in the XXI century: in search of a new paradigm of cooperation Cuba y Canadá en el siglo XXI. En busca de un nuevo paradigma de cooperación. . . . . . . . . . . . 931 Л. В. Хадорич Д. Трамп и Латинская Америка: межамериканская система в новом политическом контексте D. Trump and Latin America: Inter-American System in a New Political Context. . . . . . . . . . . . 936 Алексеева К.С. Международный аспект урегулирования гражданской войны в Колумбии The international aspect of the settlement of the civil war in Colombia. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 948 Б. А. Ширяев Мексика: вызов Соединенным Штатам? Mexico: a challenge to the USA? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 955 Mariana Gómez, Oxana Katysheva Sobre muros y proteccionismos. Rupturas y continuidades en las relaciones políticas y económicas de Estados Unidos con México y Argentina About walls and protectionism. Ruptures and continuities in the political and economic relations of the United States with Mexico and Argentina. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 962 Ana Teresa Gutiérrez del Cid La estrategia de Estados Unidos hacia Rusia en la presidencia de Trum The US strategy towards Russia in the Trump presidency. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 971 Современные образовательные системы Латинской Америки и Испании . . . . . . . . . . . . . 982 О. А. Береговая Латиноамериканская философия образования в глобализирующемся мире The Latin American Philosophy of Education in a Globalizing World. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 982 Т. С. Немчинова Роль внешних акторов в формировании и развитии национальных систем высшего образования государств Латинской Америки The role of external actors in the formation and development of national higher education systems of Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 990 Jesús Lechuga Montenegro, Laura Montiel Orozco Educación superior y género: el Techo de Cristal en México (2000–2016) Higher education and gender: The glass ceiling in Mexico, 2000–2016. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1003 С. А. Ильичева, Т. В. Щербакова Тенденции развития образования в Чили на примере организации процедуры проведения экзаменов с высокими ставками Trends development of education in Chile on the example of organizing the procedure for holding examinations with high rates . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1013 О. А. Масалова Латиноамериканские университеты как объекты Всемирного культурного наследия Latin American Universities as Objects World Cultural Heritage. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1020 Jorge Alberto Gaytán Treviño Mexico’s Higher Education: The case of the National Institute of Technology of Mexico La Educación Superior de México: el caso del Instituto Nacional de Tecnología de México. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1029 12 | Tercer foro internacional Страны БРИКС в современной международной обстановке: дебаты и перспективы . . . . . . . 1037 Dr. Victor Jeifets, Dr. Nikolai Dobronravin The Evolution of Russian-Brazilian Relations in 1991–2015: the BRICS and Beyond the BRICS . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1037 Julia Eder, Marko Juutinen, Gabriel Rached Alternative or complementary development finance? Comparing NDB’s and Bank of ALBA’s lending concepts ¿Financiamiento de desarrollo alternativo o complementario? Comparando los conceptos de préstamo de NDB y Bank of ALBA 1. Background and Objectives. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1056 Bruno Mariotto Jubran The BRICS through the lenses of Brazilian media (2001–2015): from Heaven to Hell Los BRICS a través de los lentes de los medios brasileños (2001–2015): del cielo al infierno . . 1071 Gabriel Rached A nova inserção dos países do BRICS no contextodas transformações internacionais The new integration of the BRICS countries into the of international transformations . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1085 Aurora Furlong, Raúl Netzahualcoyotzi Luna China e India en los BRICS: Nuevos escenarios y alternativas China and India in the BRICS: New scenarios and alternatives. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1096 Fernando César Costa Xavier Derecho, política y desarollo en los BRICS: Comparaciones posibles entre Brasil y Rusia Law, policy and development in the BRICS: Possible comparisons between Brazil and Russia. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1105 Экономики ибероамериканского мира: до- и посткризисные стратегии . . . . . . . . . . . . . . 1111 Sara Caria, Rafael Domínguez Extrae que algo queda. Extractivismos andinos en el auge y caída de los commodities (2004–2016) Extract that something is left. Andean Extractivism in the rise and fall of commodities (2004–2016). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .1111 Лариса Николаевна Борисоглебская Модель «тройной спирали» — эффективный механизм инновационного развития наукоемких и высокотехнологичных отраслей стран Латинской Америки The model of the triple helix is an effective mechanism for the innovative development of science-intensive and high-tech industries in Latin America . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1124 Елена Петровна Токмакова Построение единой валютной корзины стран Латинской Америки и Карибского бассейна Building a single currency basket in Latin America and the Caribbean . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1134 Ю. Н. Мосейкин, М. Н. Мосейкина Анализ глобальной экономической ситуации и ее последствий в Латинской Америке и Карибском бассейне Analysis of the global economic situation and its consequences in Latin America and the Caribbean. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1139 Roger Ivanodik Juan López Churata Gasto Público y Crecimiento Económico en América Latina Public Expenditure and Economic Growth in Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1150 Tercer foro internacional | 13 А. Е. Авдеев Есть ли место для Китая? Особенности двусторонних отношений Никарагуа — Тайвань Is there room for China? Features of bilateral relations of Nicaragua — Taiwan . . . . . . . . . . . . . 1159 Violetta Tayar La Unión Europea y América Latina en el contexto de interacción transatlántica The European Union and Latin America in the context of transatlantic interaction. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1167 С. Н. Добронравина Роль Великобритании в формировании границ в Карибском море после распада Вест-Индской федерации The role of the UK in shaping Caribbean sea borders after the collapse of the West India Federation . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1177 Alexandra Sitenko Cooperaciones estratégicas Rusia-América Latina: un balance preliminar Strategic cooperation Russia-Latin America: a preliminary assessment. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1185 Гражданское общество и политическое участие в странах Латинской Америки . . . . . . . . . 1197 Isidoro Cheresky Dilemas y desafíos de la democracia en América Latina. ¿Deterioro o renovación? Dilemmas and challenges of democracy in Latin America. Deterioration or renewal? . . . . . . . . 1197 Dr. Alberto J. Olvera Rivera Crisis de representación y crisis de gobernabilidad en un régimen electoral-autoritario: el caso de México Crisis of representation and crisis of governance in an electoral-authoritarian regime: the case of Mexico. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1219 Dra. Celia del Palacio Los medios de comunicación en un régimen electoral autoritario. El caso de Veracruz, México The media in authoritarian electoral regime. The case of Veracruz, Mexico. . . . . . . . . . . . . . . . 1234 Sergio Grez Toso De la ciudadanía censitaria a la ciudadanía neoliberal. Elementos centrales para la comprensión del caso chileno (1810–2017) From census citizenship to neoliberal citizenship. Central elements for the understanding of the Chilean case (1810–2017). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1249 Ибероамериканская мозаика: судьбы ибероамериканских наций в XIX–XX вв. . . . . . . . . . 1261 О. Н. Докучаева Социалистические идеи в понимании Х.Э. Гайтана Socialist ideas in the understanding of J.E. Gaitana . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1261 Иванов Дмитрий Владиславович Кубинская революция как первая в мире революция постиндустриального капитализма The Cuban Revolution as the world’s first revolution of post-industrial capitalism. . . . . . . . . . . 1269 Р. В. Костюк Русская революция и ее влияние на левое движение Франции The Russian Revolution and its Influence at the French Left-Wing Movement. . . . . . . . . . . . . . 1278 14 | Tercer foro internacional Brian Hamnett Constructing the new American world — a long and bitter road, 1820–1880 Construyendo el nuevo mundo americano: un camino largo y amargo, 1820–1880. . . . . . . . . . 1287 А. Хасанов «Добрые услуги» Швейцарии в англо-аргентинских отношениях после Фолклендской (Мальвинской) войны, 1982–1990 “Good Services” of Switzerland in Anglo-Argentine relations after the Falkland (Malvinas) War, 1982–1990. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1308 Alejandro M. Schneider Protesta obrera y militancia de izquierda durante la presidencia de Isabel Perón (1974–1976) Workers protest and militancy of left during the presidency of Isabel Perón (1974–1976). . . . . . 1315 Daria Pravdiuk Influence of landlockedness factor on contemporary Bolivian economy Influencia del factor litoral en la economía boliviana contemporánea . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1325 Alessandro André Leme Ideas y tensiones: el lugar de algunas controversia sobre la dependencia y el desarrollo en América Latina — 1960–1970 Ideas and tensions: the role of some controversy on dependence and development in Latin America — 1960–1970. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1334 René González Barrios Cuba. 1959. El fantasma del comunismo Cuba. 1959. The phantom of communism. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1356 Е. Р. Воронин Внешняя территориальная экспансия в Латинской Америке: международно-правовые последствия и дипломатические подтексты американского вмешательства Американо-мексиканская война 1846–1848 гг., Панамский «колониальный прецедент», Фолклендский/Мальвинский вооруженный конфликт. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1364 Испанский язык в мире . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1370 Carlos Inchaurralde Besga El español de España y su relación con otras lenguas The Spanish of Spain and its relationship with other languages . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1370 К. В. Якушкина Основные принципы построения «седативной» стратегической коммуникации: прагмалингвистический аспект (на материале испанского политического дискурса) The basic principles of constructing «sedative» strategic communication: the pragmalinguistic aspect (based on the Spanish political discourse). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1378 Мед Н. Г. Роль европейской иммиграции в формировании национального варианта испанского языка Аргентины The role of European immigration in the formation of the national version of the Spanish language of Argentina . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1387 Елена Зернова Встреча двух миров: лингвистические аспекты конкисты Meeting two worlds: the linguistic aspects of the conquest . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1396 Tercer foro internacional | 15 М. Д. Эман Логоэпистемы Испании и Латинской Америки в обучении испанскому языку Logoepistemy of Spain and Latin America in the teaching of the Spanish language. . . . . . . . . . 1405 Неравенство и бедность в Латинской Америке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1409 Mikhail Krasnov Algunas tendencias del desarrollo socio-demográfico de Colombia a principios del siglo XXI (en comparación con Rusia) Some trends of the socio-demographic development of Colombia at the beginning of the 21st century (in comparison with Russia). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1409 Samuel Amador Vázquez, Horacio López Muñoz Economía Informal en el espacio urbano en Puebla México como consecuencia de las decisiones gubernamentales de política económica de exclusión en el mundo globalizado Informal Economy in the urban space in Puebla Mexico as a consequence of the governmental decisions of economic policy of exclusion in the globalized world . . . . . . . 1419 Samuel Amador Vázquez, Flora Domínguez Hernández, Carla Yeseli Pacheco Prieto Vulnerabilidad y evolución del mercado de trabajo migrante mexicano en estados unidos en la construcción de una sociedad informal Vulnerability and evolution of the Mexican migrant labor market in the United States in the construction of an informal society . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1431 Отношения России и ибероамериканских стран: история и современность . . . . . . . . . . . . 1455 Alberto Hutschenreuter Particularidades que explican el mayor relacionamiento entre Rusia y América Latina Particularities that explain the greater relationship between Russia and Latin America. . . . . . . . 1455 Juan Carlos Ladines Azalia, Oscar Vidarte Arévalo Perú, ¿una prioridad para Rusia en América Latina? Peru, a priority for Russia in Latin America?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1458 А. О. Лукичева Россия — Латинская Америка: некоторые особенности выстраивания отношений на современном этапе Russia — Latin America: characteristics of the formation of relations in the contemporary stage. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1481 В. Н. Шкунов Российско-бразильская торговля и потребности внутреннего рынка Российской империи в XVIII–XIX вв. Russian-Brazilian trade and the needs of the domestic market of the Russian Empire in XVIII–XIX centuries. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1490 Dr. Servando Valdés Sánchez Las relaciones culturales cubano soviéticas a partir de 1959 The Cuban-Soviet cultural relations from 1959. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1506 Политика и субъективность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1516 Omar Alejandro Bravo Mecanismos subjetivos operantes en los proceso de manipulación política Subjective mechanisms operating in the process of political manipulation. . . . . . . . . . . . . . . . . . 1516 16 | Tercer foro internacional Российская эмиграция в ибероамериканских странах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .1523 Е. Э. Эльц Роль российской диаспоры и Русской православной церкви в развитии российскобразильских отношений The role of the Russian Diaspora and the Russian Orthodox Church in the development of Russian-Brazilian relations. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1523 Россия и Ибероамерика: межкультурное и гуманитарное взаимодействие и межцивилизационный диалог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1533 Н. М. Боголюбова Актуальные тенденции российско-испанского культурного сотрудничества Actual tendencies of Russian-Spanish cultural cooperation . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1533 П. Б. Клевцов Россия и Ибероамерика: проблема ментальной совместимости Russia and Ibero-America: the problem of mental compatibility . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1545 Ю. В. Николаева Проблема формирования положительного имиджа Испании: проект Marca España The problem of forming a positive image of Spain: the project “Marca España”. . . . . . . . . . . . . 1554 М. Д. Портнягина Немцы в Латинской Америке: проблемы ассимиляции и влияние на развитие культуры стран региона The Germans in Latin America: the problems of assimilation and the impact on the development of culture in the countries of the region. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1563 С. С. Ширин Международные образовательные программы в странах Южной Америки: возможности для российских студентов International educational programs in South America: opportunities for Russian students. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1572 СССР и Россия: торговые отношения со странами Латинской Америки и Карбиского бассейна . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1581 Carlos Raúl Etulain América Latina e políticas públicas. Observações acerca das políticas sociais de um grupo de países selecionados (1990 a 2010) Latin America and public policies. Comments on the social policies of a selected group of countries (1990 to 2010). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1581 Jorge Alberto López Arévalo Las relaciones comerciales de Rusia con América Latina y el Caribe, 2000–2016: los casos de Brasil y Cuba Russian trade relations with Latin America and the Caribbean, 2000–2016: the cases of Brazil and Cuba . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1591 Óscar Rodil-Marzábal, José Manuel Martín-Ruiz Nexos en la participación de Rusia e Iberoamérica en las cadenas globales de valor desde la óptica del comercio en valor añadido Nexus in the participation of Russia and Latin America in global value chains from the point of view of trade in value added. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1608 Tercer foro internacional | 17 Торговые отношения Латинской Америки со странами мира . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1619 А. Г. Коваль, С. Ф. Сутырин, О. Ю. Трофименко Страны Латинской Америки и ЕС в ВТО: особенности взаимодействия Latin American countries and the EU in the WTO: characteristics of relationship. . . . . . . . . . . 1619 Е. В. Давыденко Инвестиционное сотрудничество России и стран Латинской Америки: современное состояние, проблемы и перспективы Investment cooperation between Russia and Latin America: current state, problems and prospects. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1629 Л. В. Попова Роль преференциальных соглашений в торговле Китая со странами Латинской Америки The role of preferential agreements in China’s trade with Latin American countries. . . . . . . . . .1635 Тимофей Малашенко Торгово-инвестиционное сотрудничество России и Испании в период санкций Trade and investment cooperation between Russia and Spain in the period of sanctions . . . . . . 1645 Центральная Америка и Карибский бассейн: столица Симона Боливара в геополитическом дискурсе эпохи глобализации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1655 Óscar Barboza Lizano El pueblo Chorotega en Costa Rica: Matambu, identidad en construcción The Chorotega people in Costa Rica: Matambu, identity under construction. . . . . . . . . . . . . . . 1655 Alexis Toribio Dantas Aproximação Brasil-Cuba: oportunidades Brazil-Cuba Approach: Opportunities . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1673 Raúl Netzahualcoyotzi, Aurora Furlong Plan Mesoamérica y Movimientos Sociales Mesoamerica Plan and Social Movements. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1689 Aurora Furlong, Raúl Netzahualcoyotzi Plan Mesoamérica y proyectos geoestratégicos Mesoamerica Plan and geostrategic projects . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1700 Katarzyna Dembicz Great infrastructure development projects in Central America and the Caribbean: global appropriation of local spaces. Presentation of the project to develop Grandes proyectos de desarrollo de infraestructura en América Central y el Caribe: apropiación global de espacios locales. Presentación del proyecto a desarrollar. . . . . . . . . . . . . . 1711 Евразия и Латинская Америка: партнерство глобального Юга или постгегемоническое вовлечение? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1723 Ariel Gonzalez Levaggi Looking for a Strategic Concept Eurasia and Latin America in the XXIth Century Buscando un concepto estratégico Eurasia y América Latina en el siglo XXI. . . . . . . . . . . . . . . . 1723 Carlos Humberto Cascante Segura Costa Rica y Rusia: encuentros y desencuentros de una relación inacabada (1970–2016) Costa Rica and Russia: encounters and disagreements of an unfinished relationship (1970–2016). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1732 18 | Tercer foro internacional Sergio I. Moya Mena La política exterior de Irán hacia América Latina durante la presidencia del presidente Hassan Rouhani (2013–2016) Iran’s foreign policy towards Latin America during the presidency of President Hassan Rouhani (2013–2016) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1743 Sergio G. Eissa Relaciones militares de China, India y Rusia con América Latina: ¿peligros u oportunidades para la región? Military relations of China, India and Russia with Latin America: dangers or opportunities for the region? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1752 Dr. Paulo Botta La ausencia en el siglo XXI del aspecto político de la identidad hispanoparlante en Iberoamérica The absence in the 21st century of the political aspect of the Spanish-speaking identity in Ibero-America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1785 Идентичность и права человека. Латиноамериканские проблемы в глобальном ракурсе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1791 А. В. Борейко Теория и практика кубинского концепта прав человека на примере Боливарианского альянса Theory and practice of the Cuban concept of human rights based on the example of the Bolivarian Alliance . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1791 Т. А. Медведева Экологические права человека: латиноамериканские подходы Ecological human rights: Latin American approaches. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1801 Я. Г. Шемякин Современная латиноамериканская общественная мысль о проблеме прав человека: основные тенденции Modern Latin American public opinion on the problem of human rights: the main trends. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1811 Испания и Россия/СССР: диалог, взаимодействие, взаимовлияние . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1826 Е. О. Гранцева СССР и Испания: двусторонние связи и внешняя культурная политика The USSR and Spain: Bilateral Relations and Foreign Cultural Policy. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1826 Жозеп Пучсек Фаррас Октябрьская революция как образец для подражания в контексте Гражданской войны в Испании October Revolution as a role model in the context of the civil war in Spain. . . . . . . . . . . . . . . . . 1837 А. А. Королева Соотношение мифологического и рационального начал в протестной культуре на примере России и Испании Ratio of mythological and rational principles in protest culture on the example of Russia and Spain. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1846 Tercer foro internacional | 19 В. И. Фокин Международная ассоциация писателей в защиту культуры и гражданская война в Испании International Writers Association for the Protection of Culture and the Civil War in Spain. . . . 1852 Г. А. Филатов Роль Коммунистической партии Испании (КПИ) в отношениях между Москвой и Мадридом The role of the Communist Party of Spain (CPI) in relations between Moscow and Madrid. . . 1861 Magdalena Garrido Caballero Las relaciones hispano-soviéticas contemporáneas:la acción diplomática y el papel de los agentes sociales Contemporary Hispano-Soviet relations: diplomatic action and the role of social agents. . . . . . 1870 Carles Santacana El modelo de la URSS en los intelectuales antifranquistas españoles The model of the USSR in Spanish anti-Franco intellectuals. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1882 Teresa Abelló Güell La Revolución Rusa en el sindicalismo español: miradas y reacciones . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1893 The Russian Revolution in Spanish trade unionism: looks and reactions. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1893 Коренные народы в эпоху глобального мира. Проекты и вызовы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1904 Celina Peña Guzman De la identidad lingüística a la protección de los pueblos indígenas el caso de la defensa de la Madre Tierra por parte de los pueblos de la Sierra Norte contra los denominados “Proyectos de Muerte” From linguistic identity to the protection of indigenous peoples, the case of the defense of Mother Earth by the peoples of the Sierra Norte against the so-called “Projects of Death”. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1904 Irina Rógova El Buen Vivir: Búsqueda de alternativas indígena y sus críticas El Buen Vivir: Search for indigenous alternatives and their criticisms. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1913 Л. Л. Попова Движение сапатистов в Мексике: генезис и эволюция The Zapatista Movement in Mexico: Genesis and Evolution. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1925 Antonio Cruz Coutiño, Sophia Pincemin Deliberos Mitología maya contemporánea. Avances de una compilación en proceso Contemporary Mayan mythology. Advances of a compilation in process. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1933 Латинская Америка и русская революция: пересечения и расхождения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .1942 Mauricio Archila Las izquierdas colombianas y la Revolución Rusa en el (corto) siglo XX The Colombian lefts and the Russian Revolution in the (short) twentieth century . . . . . . . . . . . 1942 20 | Tercer foro internacional Martín Baña El impacto de la Revolución rusa en la cultura argentina. El caso de la música de tradición escrita The impact of the Russian Revolution on Argentine culture. The case of the music of written tradition . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1970 Iamara Silva Andrade Ecos de la Revolución Rusa en la prensa brasileña (1917–1922) Echoes of the Russian Revolution in the Brazilian press (1917–1922). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1976 Hernán Camarero ¿Revolución social o golpe maximalista? Las izquierdas argentinas y el Octubre ruso de 1917 Social revolution or maximalist coup? The Argentine left and the Russian October of 1917. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1989 Manuel Loyola Diario El Siglo: autoimagen y rol entre 1940–1973 El Siglo newspaper: self-image and role between 1940–1973 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2009 Bernhard H. Bayerlein Addis Ababa y Rio de Janeiro en 1935: El Anticolonialismo y el Antifascismo del Movimiento Comunista en la Encrucijada Addis Ababa and Rio de Janeiro in 1935: The Anticolonialism and the Antifascism of the Communist Movement at the Crossroads . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2019 Alicia Dujovne Ortiz El Buró Sudamericano de la Internacional Sindical Roja en Montevideo. . . . . . . . . . . . . . . . . . 2031 The South American Bureau of the Red Trade Union International in Montevideo. . . . . . . . . . 2031 С. М. Розенталь Эхо русской революции в Латинской Америке (по документальным материалам архива Коминтерна) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2037 Echo of the Russian Revolution in Latin America (according to the documentary materials of the Comintern archive) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2037 Щелчков А. А. Диссиденты и нонконформисты в коммунистическом движении в Латинской Америке в 20–30-е годы ХХ века Dissidents and nonconformists in the communist movement in Latin America in the 20–30s of the XX-th century. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2048 Caridad Massón Sena La Revolución de Octubre en el imaginario de los cubanos (1917–1930) The October Revolution in the imagination of Cubans (1917–1930) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2058 Irving Reynoso Jaime Repensando el “giro a la izquierda” de la Comintern en el movimiento comunista mexicano, 1928–1929 Rethinking the “turn to the left” of the Comintern in the Mexican communist movement, 1928–1929. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2076 Daniel Kersffeld La Asociación de Amigos de Rusia como política de acercamiento de la Unión Soviética a América Latina The Association of Friends of Russia as a policy of rapprochement of the Soviet Union to Latin America . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2092 Tercer foro internacional | 21 César Augusto Ayala Diago Representaciones de la Revolución de octubre en la intelectualidad Colombia 1917–1924 Representations of the October Revolution in the Colombian intelligentsia 1917–1924. . . . . . . 2109 Nerina Visacovsky Argentinos, judíos y camaradas: una historia icufista Argentines, Jews and comrades: an icufista history . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2132 Elba Pérez Villalba y Juan de la Fuente Hernández Los comunistas mexicanos y su relación con la organización del movimiento campesino, 1929–1964 The Mexican Communists and their relationship with the organization of the peasant movement, 1929–1964 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2147 Luciano Concheiro Bórquez Agrarismo Rojo en México, la Revolución de octubre y la Internacional Campesina Agrarismo Rojo in Mexico, the October Revolution and the Peasant International . . . . . . . . . . 2154 Латинская Америка на мировом рынке продовольствия Latin America on the World Food Market . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2165 А. В. Щербакова Торговля продовольствием между Россией и Латинской Америкой после украинского кризиса Trade in food between Russia and Latin America after the Ukrainian crisis . . . . . . . . . . . . . . . . 2165 В. Л. Семенов Особенности экономической экспансии Китая в Латинскую Америку Features of China’s economic expansion into Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2174 Меняющаяся Куба: экономические реформы, политическая модель и международные отношения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2184 Д. Р. Султанов Эволюция общеевропейской политики по отношению к Кубе от «общей позиции» 1996 года к реакции ЕС на нормализацию отношений Куба — США (2014–2016 гг.) Evolution of the all-European policy towards Cuba from the “common position” of 1996 to the EU’s response to the normalization of relations between Cuba and the United States (2014–2016). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2184 А. С. Шишков Перспективы развития отношений между Кубой и США в эпоху Д. Трампа Prospects for the development of relations between Cuba and the United States in the era of D. Trump. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2193 Pablo Yankelevich Mexico Revolucionario. Redes Intelectuales Y Debates Políticos En America Latina Revolutionary Mexico. Intellectual Networks And Political Debates In Latin America. . . . . . . 2201 Pablo Baisotti Política y religión en Argentina (1966–1976) Politics and religion in Argentina (1966–1976) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2220 Оборона и безопасность в Южной Америке в эпоху пост-глобализма . . . . . . . . . . . . . . . 2233 Dr. Héctor Luis Saint-Pierre, Mg. Diego Lopes Desenvolvimento tecnológico e autonomia estratégica: reflexões desde o Sul Technological development and strategic autonomy: reflections from the South. . . . . . . . . . . . . 2233 22 | Tercer foro internacional Ernesto López Cuestion Malvinas, Atlantico Sur y problemática de Seguridad internacional en curso Malvinas, Atlantico Sur and problematic issues International security in progress . . . . . . . . . . . 2243 José Manuel Ugarte. Política de defensa y relaciones civiles-militares en Argentina, en el contexto regional: Normas y organización coherentes, progresos en relaciones civiles— militares, pobres resultados en materia de defensa. Un análisis que incluye comparación con otros casos regionales Defense policy and civil-military relations in Argentina, in the regional context: Consistent norms and organization, progress in civil-military relations, poor defense results. An analysis that includes comparison with other regional cases . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2257 Публичная дипломатия и Ибероамерика: культурные связи, академические обмены и пропаганда . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2268 Н. А. Цветкова Истоки публичной дипломатии: США и Латинская Америка в 1930-е гг. The origins of public diplomacy: the United States and Latin America in the 1930s. . . . . . . . . . 2268 Ramsés Sánchez Herrera Marca País de México: retos a través de una estrategia digital Mexico Country Brand: challenges through a digital strategy. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2278 А. Н. Сытник Публичная дипломатия США на Кубе в период администрации Б. Обамы: молодежь и социальные сети US Public Diplomacy in Cuba during the Obama Administration: Youth and Social Networks . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2288 Актуальные проблемы антропологии и этнографии в Латинской Америке . . . . . . . . . . . . 2298 Л. М. Дмитренко Коллекции МАЭ (Кунсткамера) РАН в свете культурного обмена между Россией и Аргентиной в начале ХХ века Collections of the MAE (Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences in the light of cultural exchange between Russia and Argentina in the n. XX century. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2298 О. А. Сапрыкина Описание Бразилии в португальских письменных памятниках XVI века Description of Brazil in the Portuguese written monuments of the XVI century. . . . . . . . . . . . . 2310 О. В. Кондакова Императрица Екатерина Великая и первая мексиканская коллекция МАЭ РАН The Empress Catherine the Great and the first Mexican collection of the MAE of the RAS. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2319 А. А. Матусовский Индейцы Амазонии и Оринокии — юзеры Всемирной сети The Indians of the Amazon and Orinocia as users of the worldwide network . . . . . . . . . . . . . . . 2326 Е. С. Соболева «Бразильский дневник» (1914–1915) Генриха Манизера: опыт издания спустя 100 лет Henry Manizer’s «The Brazilian Diary» (1914–1915): experience of the publication after 100 years. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2334 Tercer foro internacional | 23 В. В. Федюшин Саморепрезентация знати майя колониального периода в исторических хрониках династии Печ Self-representation of the Maya nobles of the colonial period in the historical chronicles of the Pech dynasty . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2343 Н. К. Белобородов* Имперсонация в царских ритуальных практиках у древних майя La personificación el las prácticas rituales de los reyes de los mayas antiguos . . . . . . . . . . . . . . . 2352 Gabriel Cordero Huertas Escisión, formación de conciencias y constructivismo en relación al proselitismo neoliberal. Perspectiva y conclusiones de 10 años de trabajo como antropólogo en Iberoamérica y con el ejemplo paradigmático de Cuba Excision, conscience formation and constructivism in relation to neoliberal proselytism. Perspective and conclusions of 10 years of work as an anthropologist in Ibero-America and with the paradigmatic example of Cuba. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2362 Н. С. Найденова Испаноязычная литература Экваториальной Гвинеи: latinidad Africana Hispanic Literature of Equatorial Guinea: African Latinity . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2371 М. Е. Кабицкий Контакты и взаимные влияния в истории португальской и бразильской этнографии и антропологии Contacts and mutual influences in the history of Portuguese and Brazilian ethnography and anthropology. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2381 Культурная идентичность Ибероамерики в эпоху глобализации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2388 Н. С. Константинова Теоретические аспекты проблемы культурной идентичности в XXI веке Theoretical aspects of the problem of cultural identity in the 21st century. . . . . . . . . . . . . . . . . . 2388 Н. А. Шелешнева-Солодовникова Архитектура Испании и России ХХ века: параллели, взаимовлияния, сотрудничество Architecture of Spain and Russia of the xx century: parallels, mututions, cooperation. . . . . . . . 2398 В. А. Кузнецова Идеология потребления в современном бразильском обществе (культурологический ракурс) Ideology of consumption in modern Brazilian society (culturological foreshortening). . . . . . . . 2406 Е. В. Астахова Познание национального образа — ключ к успешной межкультурной коммуникации. Испания как метафора Knowledge of the national image — the key to successful intercultural communication. Spain as a metaphor. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2415 Латиноамериканская региональная интеграция и демократия. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2425 Dra. Susana Mallo La protesta contrahegemónica en America Latina The counterhegemonic protest in Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2425 24 | Tercer foro internacional Rosario Radakovich y Maria Julia Carvalho Políticas audiovisuales en América Latina: nuevas iniciativas de exhibición y circulación de contenidos latinoamericanos en el MERCOSUR Audiovisual policies in Latin America: new initiatives for the exhibition and circulation of Latin American contents in MERCOSUR. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2452 Miguel Serna Hacia donde va la integración Regional del Sur: el Mercosur 25 años después Where the Regional Integration of the South is going: the Mercosur 25 years later. . . . . . . . . . . 2465 Латинская Америка: реализованные и нереализованные социальные проекты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .2479 А.Н Пятаков «Боливарианский альянс» в условиях геополитической турбулентности Латинской Америки “Bolivarian alliance” in the context of geopolitical turbulence in Latin America . . . . . . . . . . . . 2479 Кошель Владимир Андреевич, Хиакоман Сергей Уаскарович Специфика PR-технолоий в избирательной кампании Эво Моралеса на пост президента Боливии The specificity of PR-technology in the electoral campaign of Evo Morales for the post of President of Bolivia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2489 Медиапрактики Ибероамерики в условиях глобализации и информационного пространства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2496 Г. С. Филаткина Президентские выборы в Латинской Америке: роль национальных массмедиа в избирательных процессах в 2006–2017 гг. Presidential elections in Latin America: the role of the national mass media in the electoral processes in 2006–2017. . . . . . . . . . . . . . . . 2496 А. А. Паисова Медиарынок Испании в начале XXI века: проблемы и национальные особенности Spanish Media Market at the Beginning of the 21st Century: Problems and National Features. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2507 В. В. Декалов Трансформация политики в условиях коммуникативного капитализма: Интернет и «движение за независимость Каталонии» Transformation of politics in the context of communicative capitalism: the Internet and the “movement for the independence of Catalonia” . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2511 Молодежная секция . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .2520 В. А. Голиней Аспекты геополитической идентичности в Латинской Америке Aspects of geopolitical identity in Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2520 С. В. Квардаков Современная латиноамериканская политика Канады: выводы для России Modern Latin American policy of Canada: conclusions for Russia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2530 Н. А. Кузина Восприятие каталонского модерна в отечественном искусствознании Perception of the Catalan Art Nouveau in the national art history. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2535 Tercer foro internacional | 25 Кириллов Сергей Михайлович Бразилия — форпост «Одного пояса, одного пути» в Латинской Америке Brazil — the outpost of the “One Belt, One Road” in Latin America . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2544 Е. А. Иванчикова, А. Б. Иванчиков Экономические факторы влияния на качество образования в Аргентине Economic factors affecting the quality of education in Argentina . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2551 К. А. Коновалова О значении Парагвая для актуальной российской внешнеполитической стратегии в отношении Латинской Америки On the Importance of Paraguay for the Current Russian Foreign Policy Strategy for Latin America. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2559 О. Р. Сыртланова Villas de emergencia: история возникновения трущоб в Буэнос-Айресе и стигматизация их жителей Villas de emergencia: the history of the slums in Buenos Aires and the stigmatization of their inhabitants. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2567 М. И. Нехамес Проблема прав человека на протяжении кризиса в Венесуэле The problem of human rights during the crisis in Venezuela. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2576 Психологическая война в современном мире и в Латинской Америке . . . . . . . . . . . . . . . 2582 М. С. Глебов Роль публичной дипломатии Германии в условиях политического противоборства в Венесуэле The role of Germany’s public diplomacy in the context of political confrontation in Venezuela. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2582 Темы и акторы в перестройке геополитического пространства Североамериканского региона: последствия для Мексики и Латинской Америки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2591 Eleazar Pérez Sánchez Impactos del TLCAN en la agricultura mexicana Impacts of NAFTA on Mexican agriculture. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2591 Ariadna Hernández Rivera Negociaciones del TLCAN: Implicaciones financieras para la sociedad mexicana NAFTA Negotiations: Financial Implications for Mexican Society. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2598 Julio César Silva Vázquez Los flujos migratorios en el contexto del TLCAN: Implicaciones económicas y sociales Migratory flows in the context of NAFTA: Economic and social implications. . . . . . . . . . . . . . . 2607 Страны Ибероамерики в ООН и других международных структурах . . . . . . . . . . . . . . . 2616 К. Е. Голодова Интеграционная модель Боливарианского альянса (ALBA): особенности и перспективы Integration model of the Bolivarian Alliance (ALBA): features and perspectives . . . . . . . . . . . . 2616 Peterson NNAJIOFOR ISDS/ICS clause in FTAs: facilitating commerce or undermining democracy? Cláusula ISDS / ICS en los TLC: ¿facilitar el comercio o socavar la democracia? . . . . . . . . . . . 2620 26 | Tercer foro internacional Ю. К. Богуславская США и Испания в НАТО в эпоху президентства Дональда Трампа USA and Spain in NATO in the era of Donald Trump’s presidency. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2643 Эсперанто как мост между Россией и Латинской Америкой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2652 Д. А. Шевченко Язык эсперанто как средство равноправной коммуникации в сети Интернет в условиях глобализации The language of Esperanto as a means of equal communication on the Internet in the context of globalization. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2652 А. О. Стриганова Опыт преподавания языка эсперанто на филологическом факультете Российского университета дружбы народов и Universidade Federal do Ceará (Бразилия) Experience teaching the language of Esperanto at the Faculty of Philology of the Russian University of Friendship of Peoples and Federal University of Ceara. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2659 М. К. Чертилов БРИКС: Великие культуры и их потребности в коммуникации BRICS: Great cultures and their communication needs. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2664 Размышляя о Парагвае . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2680 Luis A. Fretes Carreras El conservadurismo en el Paraguay pos-dictadura Conservatism in post-dictatorship Paraguay. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2680 ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ Plenary Session Сопредседатель Оргкомитета, профессор СПбГУ В.Л. Хейфец: Уважаемые дамы и господа! Мы рады вас приветствовать в актовом зале факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета на Третьем международном форуме «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность». Для торжественного открытия форума предоставляем слово заместителю ректора по международной деятельности Сергею Владимировичу Анд­ рюшину. Выступление заместителя ректора по международной деятельности С.В. Андрюшина Speech of the SPbU Deputy Rector for Foreign Affairs S.V.Andrushin Добрый день, уважаемые коллеги, гости Санкт-Петербургского университета! Позвольте от имени ректора СПбГУ Николая Михайловича Кропачева поприветствовать вас на открытии международного форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность», который уже традиционно проводится в Санкт-Петербурге. Наш город рассматривался его основателем как «окно в Европу», и символично, что первый форум по латиноамериканской проблематике, прошедший в 2003 г., так и назывался «Санкт-Петербург — окно в Ибероамерику». Отрадно, что со временем это окно не захлопнулось, а наоборот, открылось шире для новых взглядов, новых контактов и идей. «Северная столица» России превратилась в площадку для научного и общественного обсуждения наиболее острых вопросов, в том числе научных проблем. Она стала центром общественных инициатив, местом культурного обмена. Я горжусь, что Санкт-Петербургский государственный 28 | Tercer foro internacional университет вносит свой вклад в поддержку подобного имиджа нашего города. Именно СПбГУ выступил в качестве инициатора проведения традиционных форумов «Российско-германский диалог» и «Диалог Россия — Корея», где наряду с лидерами общественного мнения и учеными своими мыслями могут поделиться первые лица города, страны, а также молодые ученые, начинающие свой путь. Название нынешнего форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность» мне кажется очень актуальным. Развитие государств и народов невозможно без понимания истории. Именно поэтому требует научного анализа история России и стран Ибероамерики, необходимо исследование основных тенденций мирового развития, влияния технологий на политические и социально-экономические процессы в наших странах. Безусловно, открывающийся сегодня форум — прекрасная площадка для обмена экспертными мнениями, площадка для взвешенного научного анализа актуальных проблем. Состав и программа мероприятия подтверждают высокий интерес к нему со стороны российского и латиноамериканского общества. Нынешний форум превзошел предыдущие как по числу участников, так и по количеству запланированных мероприятий. Ключевыми темами форума станут вопросы о примирении в регионе, политическое и экономическое взаимодействие между Россией и странами региона, место нашей страны и стран Латинской Америки в новом мировом порядке. Искренне надеюсь, что все участники форума смогут приобщиться в полной мере к уникальной научной среде нашего города и нашего университета. Желаю всем вам успешной работы! Tercer Foro Internacional | 29 В.Л. Хейфец (СПбГУ): В адрес форума поступило несколько приветственных обращений. Первое обращение — от президента ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН академика А.А. Дынкина. Текст приветствия в адрес форума от президента ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН академика А.А. Дынкина Greetings to the Forum from the President of the Evgeni Primakov National Research Institute of World Economy and International Relations (IMEMO), the academician A.A. Dynkin Уважаемые коллеги! Позвольте от имени Отделения глобальных проблем и международных отношений РАН горячо приветствовать петербургский форум отечественных и зарубежных латиноамериканистов, который уже обрел традицию масштабного и глубокого обсуждения актуальной проблематики стран Латинской Америки, Карибского бассейна и Иберийского полуострова. Все больше ощущается внимание к Латинской Америке в общемировых процессах, страны региона оказывают все более заметное влияние на поиск международным сообществом необходимых решений мировых проблем. Мы ждем от участников вашего форума, отечественных и зарубежных латиноамериканистов, свежих идей и выверенных выводов в области регионоведческих и страновых исследований. Желаю участникам форума плодотворной работы, интересных дискуссий и творческих открытий. 30 | Tercer foro internacional Другое обращение поступило из Буэнос-Айреса от председателя Регионального координационного совета экономических и социальных исследований Андреса Сербина. Текст приветствия в адрес форума от председателя Регионального координационного совета экономических и социальных исследований д-ра Андреса Сербина Greeting to the Forum from the President of the The Regional Economic and Social Research Coordinating Association (CRIES), Dr. Andres Serbin De mi mayor consideración: Tengo el agrado de dirigirme a usted en mi calidad de Presidente de la Coordinadora Regional de Investigaciones Económicas y Sociales (CRIES) con el objeto de hacerle llegar mi más sincero apoyo al III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. Es un honor para mí contribuir desde mi humilde experiencia con tan valiosa actividad internacional, dada la importancia de este tipo de eventos para la discusión y los estudios del tema de referencia; esperamos, desde nuestra Red, que este aporte represente la continuidad de una fructífera colaboración entre CRIES y la Universidad Estatal de San Petersburgo. Sin otro particular, hago propicia la ocasión para expresarle las seguridades de mi más alta estima y saludarlo muy atentamente. Tercer Foro Internacional | 31 В.Л. Хейфец (СПбГУ): В адрес форума обратился президент Российского исторического общества, глава Службы внешней разведки России Сергей Евгеньевич Нарышкин. Приветственное слово Директора Службы внешней разведки России, президента Российского исторического общества С.Е. Нарышкина участникам третьего международного форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире» Welcoming speech of the Director of the Foreign Intelligence Service of Russia, President of the Russian Historical Society, S.E. Naryshkin, to the participants of the III International Forum «Russia and Iberoamerica in a Globalizing World» Приветствую организаторов, участников и гостей третьего международного форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире»! На наших глазах продолжается формирование новой многополярной системы международных отношений, важное место в которой принадлежит ибероамериканским государствам. Их роднит с Россией общий взгляд на приоритет ООН и других мировых институтов в глобальных международных отношениях. В этой связи исследование актуальных процессов, повлиявших, безусловно, на расклад сил в мире, приобретает особое значение. В современных международных отношениях увеличивается политическая и экономическая роль «незападных» стран, некоторые из которых объединены в группу БРИКС. Крайне важно, что участники форума уделят большое внимание анализу региональной и международной интеграции с учетом роли данной группы. Хорошее же понимание прошлого мира, исторических предпосылок и связей весьма необходимо сегодняшней молодежи, которая завтра будет принимать самостоятельные серьезные решения и нести за них ответственность. Крайне важным представляется рассмотрение на форуме проблем влияния революции в России на страны Латинской Америки и Европы и взаимосвязи революционных движений наших стран, их отражение в современных политических процессах. Уверен, что ваш форум будет способствовать такому пониманию, а открытая заинтересованная дискуссия послужит укреплению экономических, политических и культурных связей России с государствами Ибероамерики. Желаю участникам форума успешной работы! 32 | Tercer foro internacional В.Л. Хейфец (СПбГУ): К участникам форума поступили также два видеообращения. Первое из них — речь доктора Владимира Рувинского (университет ICESI, г. Кали, Колумбия), который, увы, не смог присутствовать на форуме из-за забастовки сотрудников авиакомпании Avianca. Приветственное слово в адрес форума д-ра Владимира Рувинского (Университет ICESI) Welcoming address to the Forum of Dr. Vladimir Rouvinsky (ICESI University) ¡Estimados participantes del Tercer Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante: historia y perspectivas”! En nombre de la Universidad ICESI, uno de los coorganizadores del Foro, me gustaría compartir algunas palabras con los y las participantes de este importante congreso. Desafortunadamente, debido a la huelga de los pilotos de aerolínea “Colombia Avianca” no puedo estar personalmente con Ustedes, pero considero que es necesario destacar en primer lugar el compromiso que tenemos nosotros en Colombia en cuanto a la colaboracion de nuestras Universidades con las instituciones académicas rusas. Aparte de los convenios que están firmados entre gobierno de Colombia y Rusia en la materia de cooperacion científica y académica, son los proyectos de la investigación que se realizan en conjunto los investigadores de ambos países, intercambios de los estudiantes y participación de nuestros investigadores en los eventos que organizan las universidades en Rusia y en América Latina que realmente constituyen un nuevo etapa en la colaboración académica. Hoy día no cabe duda en que Rusia está de vuelta a América Latina. El regreso de Rusia se manifesta no solamente en el aumento de los vínculos comerciales, las visitas de los jefes de los estados y otras actividades similares, pero el regreso ruso es el reconocimiento por parte de las sociedades latinoamericanas del rol que puede jugar nueva Rusia post-soviética en la construcción de nuevo órden mundial. Se trata del órden multipolar donde Rusia y los países latinoamericanos pueden lograr construir nuevos vínculos de cooperación en arena internacional. Los vínculos que necesariamente deben incluir los contactos entre investigadores de universidades u otros centros de investigación a pesar de la distancias geográficas que nos separan. En este sentido me gustaría felicitar a los organizadores del Tercer Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante: historia y perspectivas” por su gran esfuerzo de convertir la Universidad Estatal de San Petersburgo al uno de los centros mas reconocidos en Europa en temas de investigación y divulgación de los resultados de investigación sobre los temas relevantes a América Latina. Pienso que Tercer Foro Internacional | 33 todos nosotros podemos estar de acuerdo que el programa del congreso en este año muestra el crecimiento impresionante en términos de la diversidad geográfica y temática de las ponencias que se van a presentarse durante el Foro. Quiero notar el gran número de los participantes colombianos muy conocidos participarán en los debates académicos durante el congreso y presentarán los avances de sus investigaciones. Para mi es una clara evidencia de que San Petersburgo y su Centro de investigaciones iberoamericanas han convertido en unos referentes más sobresalientes en el campo de estudios latinoamericanos. No puedo terminar sin mencionar el hecho de que el Tercer Foro Internacional tiene lugar durante el año muy particular, el año cuando se cumplen cien años después de la Revolución Rusa. El aniversario del evento tan fundamental y tan transformador como la Revolución de 1917 para todo el mundo, pero sobre todo para América Latina, nos ofrece la posibilidad de volver a discutir los temas transcendentales para las sociedades latinoamericanas. ¡Les deseo a todos los participantes del Foro mucho éxito en su trabajo en este evento! 34 | Tercer foro internacional В.Л. Хейфец (СПбГУ): Еще одно видео поступило от чилийского политического деятеля Марко Энрикеса-Оминами. Приветственное слово в адрес форума чилийского политического деятеля Марко Энрикеса-Оминами Welcoming address to the Forum of Chilean politician Marco Henríquez-Ominami ¡Buenos días! Hace 2 años fuí al Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante” con los líderes sociales, sindicales, con los políticos y quiero hacer la reflexión. Ahora en su nuevo foro no voy a estar, pero quiero decir que durante el Foro pasado aprendí mucho de los debates en este evento de alto nivel académico de abrir un poco las fronteras de lo posible, de pensar de otra manera sobre Rusia y sobre Iberoamérica. En América Latina tenemos muchos desafíos sociales, económicos y políticos, y ahora Rusia no puede ser nuestro socio comercial, pero es un actor geopolítico importante en Latinoamérica que puede ayudar a nuestra región a resolver problemas de pobreza, narcotráfico, de corrupción, la deuda pública. Pero Latinoamerica es muy distinta y claro que durante últimos anos teníamos éxitos en resolución de nuestros problemas. Deseo a los participantes del Foro, a los y las organizadores del Foro un gran éxito. Ahora estoy preparandome a las elecciones en Chile y espero que como el Presidente de Chile puedo saludar la enorme iniciativa de Rusia, de la Universidad Estatal de San Petersburgo y de distintos instituciones. ¡Gran abrazo de Marco Enríquez Ominami! Tercer Foro Internacional | 35 В.Л. Хейфец (СПбГУ): Para nosotros es un gran honor de haber despertado cierto interés entre los colegas académicos de América Latina y también es un honor y placer para la Universidad de tener aquí a los representantes de la élite política y de diferentes partidos y grupos, los ex-presidentes de varios países. Quisiera invitar a dar palabras de bienvenida a los participantes del Tercer Foro Internacional al Secretario General de UNASUR (2014–2017) y presidente de Colombia (1994–1998), Dr. Ernesto Samper Pizano. Discurso de Dr. Ernesto Samper Pizano (Secretario General de UNASUR, 2014–2017, Presidente de Colombia, 1994–1998) Speech of the Dr. Ernesto Samper Pizano (Secretary General of UNASUR, 2014-2017, President of Colombia, 1994-1998) ¡Un saludo muy cordial al Rector de la Universidad de San Petersburgo, Doctor Nikolai M. Kropachev, a los copresidentes del Comité Organizador, a los Doctores Lazar y Víctor Jeifets, al Doctor Vladimir Davydov, a Señora Dilma Rousseff, a Señor Pablo Gentli, a los Doctores Manuel Alcántara Saez y José Antonio Ocampo, a todos invitados! América Latina sigue siendo el continente del futuro, no del pasado. Siguiendo la afirmacion de Hegel que Europa es más historia que geografía, podemos decir que América Latina es más geografía que historia. Tenemos tres fortalezas para mostrar ante el mundo: La primera es que seguimos siendo la región de paz. En el medio del mundo hay guerras étnicas, nacionalismos, y conflictos propios de la guerra fría. América Latina parece el continente de paz. Es continente libre de arma nucleares, sin confrontaciones étnicas, con dificultades, por supuesto, de tipo social, pero todas esta dificultades están siendo manejadas de una manera democrática. Hablando de paz quiero notar el hecho muy positivo — la pacificación en Colombia, cuando hemos terminado el último conflicto armado en el continente después de los cincuentos años de la lucha. Hemos firmado las condiciones de paz que van a permitirnos en futuro recurrir todas la suficiencias sin violencia pero con la resolución pacífica. La segunda es que América Latina tiene una condición privilegiada en materia de los recursos estratégicos. Tenemos el 20 por cientos de reservas de petroleo, 30 por cientos de posibilidades de hidroelectricidad, y esto da la posibilidad de diversificar la economía, cambiar nuestro sistema basado en la agricultura y en la exportación de recursos. En tercer lugar tenemos una democracia. La región salió hace cuarenta años de autoritarismo que caracterizó como dictaduras militares como el forma del gobierno. Ahora celebramos más de ciento elecciones en toda la región, pero por supuesto esta 36 | Tercer foro internacional democracia está amenazada. Está amenazada en dos frentes. En primer lugar, por unos poderes fácticos que se tratan de actores políticos que son actores políticos sin presentación política. Son los grupos fiscales, algunos grupos internacionales, organizaciones sin fines de lucro, corporaciones transnacionales sobre cuales hemos hablado mucho tiempo con Presidenta Dilma Rousseff que tenía y tiene ahora las relaciones con este poder fáctico, con estos grupos de poder fáctico que hacen la democracia latinoamericana amenazada. También estamos amenazados por el nivel de inclusión social que ha mencionado Señora Dilma Rousseff. Los últimos 15 años la región logró sacar mucha gente de la pobreza. El mayor desafío que tenemos hoy día es que 120 millónes de habitantes regresan a la condición de pobreza absoluta que tenían hace 20 años. Todos estos desafíos, queridos amigos, muestran que tenemos fortalecer la integración regional y desde esta integración desarollar las relaciones con Rusia que tienen una importancia estratégica. No solamente porque se cambia el sistema interamericano que nos gobernaba durante muchos años y que ahora está en crisis y no porque tenemos que reconstruir su propio sistema de integración latinoamericano, pero porque ahora se realiza el nuevo scenario político del mundo, el escenario multipolar. ¿Y a donde va América Latina? No podemos perder las relaciones con los Estados Unidos y con la Unión Europea, pero ahora tenemos que desarollar las relaciones en el paradigma “Sur–Sur”. Hay que encontrar modelos como BRICS, los modeles que nos dan nuevas potencias para desarollar las relaciones internacionales de nuestra región como la parte de “Sur” que tiene mucha dinámica hoy día. Aprovecho esta coyuntura histórica y la situación cuando estamos en este sitio histórico, el sede de la Revolución de Octubre de 1917 que influyó mucho a la región, espero que podemos hacer reflexión colectiva sobre el nuevo lugar de América Latina en el mundo contemporáneo y sobre las relaciones del mundo latinoamericano con Rusia que son muy importantes en el mundo multipolar. Agradezco mucho a los organizadores por la invitación que me han hecho a participar en esta reflexión colectiva con optimismo que tenemos en el continente de futuro, en nuestra América Latina. ¡Muchas gracias! Tercer Foro Internacional | 37 В.Л. Хейфец (СПбГУ): Форум для СПбГУ и наших коллег — это площадка для обмена мнениями. Сегодня здесь представители более 30 стран Латинской Америки, Карибского бассейна, Европы, в том числе Испании и Португалии. Мы считаем наш университет площадкой для неформального обмена мнениями вне зависимости от политических взглядов и позиций. Мы сознательно избрали подобный формат, потому что полагаем, что он привлечет максимальное количество ученых и экспертов. Однако наш форум был бы невозможен без поддержки МИД РФ, Фонда «Росконгресс», программы «Университеты» Банка Сантандер. Огромную помощь в организации форума в этом году оказали Фонд Егора Гайдара, Фонд поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова, Российский Фонд фундаментальных исследований. Мы хотим отметить постоянную поддержку Европейского совета по социальным исследованиям Латинской Америки, президент которого — доктор Юсси Паккасвирта — присутствует сегодня в зале. Мы получили важную помощь от Латиноамериканского совета социальных исследований и его исполнительного директора Пабло Джентили, который также находится здесь. Для нас большая честь, что сегодня здесь присутствует президент Ассоциации Латиноамериканских исследований доктор Альдо Панфичи Уаман. Нужно отметить и помощь Российской Ассоциации исследователей ибероамериканского мира и члена-корреспондента РАН Владимира Михайловича Давыдова, ее возглавляющего. Как я уже говорил, сегодня здесь присутствуют ученые более чем из 30 стран. Их могло бы быть и больше, но катастрофические последствия воздушных и природных стихий помешали приехать многим ученым, желавшим посетить форум. Оргкомитет форума выражает свою солидарность с жертвами урагана и землетрясения на Кубе и в Мексике и надеется, что участники форума его поддержат. Хочу предоставить слово президенту Института Беринга-Беллинсгаузена для обеих Америк, заместителю директора телеканала «Россия» Сергею Борисовичу Брилеву: Выступление президента Института Беринга-Беллинсгаузена для обеих Америк С.Б. Брилева Speech of the President of the Bering-Bellingshausen Institute for the Americas, S.B. Brilev Уважаемые дамы и господа! Хочу подчеркнуть, что нахожусь здесь в своем параллельном качестве. Мы уже давно подружились с СПбГУ, и я 38 | Tercer foro internacional рад присутствовать на третьем международном форуме «Россия и Ибероамерика». Есть определенная магия чисел: третий международный форум и третья латиноамериканская сессия Петербургского экономического форума, которую мы провели в этом году. Это, безусловно, здорово, что бизнес и академические круги идут рука об руку. Среди тех, кто сидит сегодня в зале, находится со-основатель Института Беринга-Беллинсгаузена доктор Херардо Блейер. Это его первый визит в Россию, и это важный шаг для института. Но помимо общих слов я бы хотел потратить 2–3 минуты и порассуждать о том, что хотел бы услышать на форуме. Я сидел и ждал, когда же прозвучат слова про ядерное оружие, и они прозвучали в приветствии господина Сампера. Прозвучали в позитивном контексте того, что Латинская Америка — это регион, свободный от ядерного оружия. Но я бы хотел обратить ваше внимание на неожиданный поворот, произошедший на Генеральной ассамблее ООН, где был поднят вопрос о необходимости договора о полном запрещении ядерного оружия. Появление такого договора — это тревожный звонок, я бы сказал, что это эрозия коллективной ответственности стран-обладателей ядерного оружия. Конфликт России с Западом, безусловно, есть, он очевиден, печален, но в этом конфликте мы забываем о взгляде со стороны. Это тревожный звонок. Мы встречаемся здесь в год столетия революции, в километре от Смольного, где располагался штаб революции, мы находимся в городе, который потерял более миллиона человек в годы Второй мировой войны. Какой стране, как не России, говорить об ответственности в Совете безопасности ООН, в клубе ядерных держав? Сейчас происходит расширение горизонтов сотрудничества. Возвращаясь к голосованию в ООН, хочу сказать, что наступает время ответственного взгляда на происходящее в мировой политике. Но никакой объективный взгляд невозможен без Латинской Америки, региона без ядерного оружия, который устал от жизни в разобщенном мире, от балансирования между полюсами и всего того, что происходит сейчас. Как сказал полушутливо премьер-министр Гренады Кит Митчелл, «вы уж там сами разберитесь, а мы готовы дружить». Мне хочется надеяться, что на сессиях форума мы услышим экспертные оценки прошлого, настоящего и будущего России и Ибероамерики. Но надеюсь, что будет и философский взгляд. Нужно окинуть философским взглядом наши перспективы. Желаю успехов участникам форума и хочу еще раз поблагодарить «Росконгресс», благодаря которому нынешний форум станет новым шажочком в симбиозе бизнеса, академического и политического сообщества. Tercer Foro Internacional | 39 В.Л. Хейфец (СПбГУ): К сожалению, по непредвиденным, но важным обстоятельствам (вы о них узнаете из новостей) не смог приехать директор Латиноамериканского департамента МИД РФ, но форум посетил его первый заместитель, Александр Николаевич Хохоликов, который поприветствует участников форума от лица департамента. Приветственное слово А.Н.Хохоликова, заместителя директора Латиноамериканского департамента МИД Российской Федерации Welcoming speech of the Deputy Director of the Latin American Department of the Ministry of Foreign Relations of the Russian Federation, A.N. Khokholikov Уважаемые участники и гости форума! Прежде всего хотел бы выразить признательность за приглашение принять участие в столь представительной международной конференции. Складывается добрая традиция подобных мероприятий, отражающая растущий взаимный интерес академических и общественно-политических кругов России и стран ибероамериканского пространства к укреплению диалога и сотрудничества между нашими государствами. Это особенно важно в условиях, когда система международных отношений претерпевает динамичную трансформацию. Движение в сторону полицентричности носит объективный и естественный характер, во многом представляет собой результат глобализации и связанного с ней перераспределения баланса сил на мировой арене. Сегодня международную повестку дня невозможно представить без участия новых центров экономического и политического влияния, динамично развивающихся государств и региональных объединений, включая ибероамериканское сообщество, которое является важным связующим звеном между Европой и Латинской Америкой. Руководство Министерства иностранных дел Российской Федерации придает большое значение вкладу российской академической общественности и ибероамериканского экспертного сообщества в прогнозирование ситуации в регионе и вокруг него, учитывает мнение ученых в своей повседневной работе. Хотел бы воспользоваться возможностью, чтобы огласить приветственное послание от имени нашего министерства в адрес форума. 40 | Tercer foro internacional Приветствие организаторам, участникам и гостям III международного форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность» Greeting to the organizers, participants and guests of the III International Forum «Russia and Iberoamerica in the Globalizing World: History and Modernity» (г. Санкт-Петербург, 2–4 октября 2017 г.) Министерство иностранных дел Российской Федерации приветствует организаторов, участников и гостей III международного форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность». С удовлетворением констатируем, что форум становится представительной и востребованной площадкой для обсуждения насущных вопросов сотрудничества между Россией и государствами Ибероамерики. В нем неизменно участвуют известные политологи, представители научно-академических и деловых кругов, главы дипмиссий государств ЛАКБ, аккредитованные в нашей стране, а также молодые ученые и студенты, занимающиеся данной проблематикой. По сути, он отражает современную тенденцию более активного экспертного подключения гражданского общества к выработке задач государственной политики. Латинская Америка — важное и самоценное направление внешней политики Российской Федерации. Выступаем за сильный, экономически устойчивый и политически сплоченный латиноамериканский регион, превращающийся в одну из опор формирующегося полицентричного мира. Нас объединяет совпадение взглядов по таким ключевым международным вопросам, как верховенство права, укрепление центральной роли ООН, уважение национального суверенитета, неприятие вмешательства во внутренние дела, непризнание силы в международных отношениях. Исходя из этого, выстраиваем наше сотрудничество с регионом на взаимовыгодной и партнерской основе. В позитивном ключе развиваются политический диалог, торгово-экономические и инвестиционные связи, научно-техническое взаимодействие, гуманитарные и культурные контакты. Для поступательного движения вперед нам нужна хорошая экспертная подпитка. В этой связи высоко ценим интеллектуальный вклад, который вносит ваш форум в осмысление современных процессов, протекающих в странах ибероамериканского сообщества. Открытый и профессиональ- Tercer Foro Internacional | 41 ный обмен мнениями, глубокие аналитические выкладки позволяют свежим взглядом посмотреть на текущую практическую работу на латиноамериканском направлении. Выводы и предложения, выработанные на предыдущих форумах, имели важное прикладное значение и учитывались в нашей повседневной деятельности. Уверены в том, что и нынешнее мероприятие даст богатую пищу для размышлений на тему дальнейшего углубления многопланового взаимодействия с нашими ибероамериканскими партнерами. Желаем участникам и гостям форума интересного общения, плодотворных дискуссий, генерирования новых идей, которые бы позволили открыть широкие горизонты для дальнейшего наращивания сотрудничества на благо наших народов. В дополнение к приветствию отмечу, что Латинская Америка и Карибский бассейн является для нас уникальным регионом. Это регион мира, где нет международных конфликтов. Это регион, приверженный международному праву. Это регион самобытных интеграционных процессов, развивающихся на основе критерия «единство в многообразии». Конечно, там вряд ли решаются судьбы мира, не расквартированы военные альянсы и не берут начало крупные финансовые потоки. Тем не менее, он имеет 33 голоса в ООН, это район политической благожелательности, экономических возможностей, культурной близости, уважения к роли и месту России в современном мире. Исторически у нас нет конфликтов с латиноамериканцами, мы не вовлечены в спорные аспекты их взаимоотношений. События последних лет показали, что Латинская Америка — наш важный внешнеполитический резерв. Она заинтересована в расширении сотрудничества с Россией и — при всех внутренних сложностях — обладает соответствующим потенциалом. Полагаем, что Латинская Америка со своей уникальной политической философией может активнее привлекаться для поиска прорывных решений застаревших проблем. Не случайно Патриарх Кирилл назвал Гавану «правильным местом» для его встречи с Папой Римским Франциском. Кстати, как известно, Куба внесла немалый вклад и в мирное урегулирование внутреннего вооруженного конфликта в Колумбии. Россия неизменно высказывалась в поддержку этого процесса, готова и дальше содействовать в удобной для колумбийского правительства форме переговорному процессу, а также оказывать любую другую необходимую помощь, в том числе и в вопросах постконфликтного строительства. Вместе с тем было бы неверно думать, что у нас с латиноамериканцами нет расхождений. Среди них: их роль в качестве одной из движущих сил 42 | Tercer foro internacional радикального антиядерного движения со ссылкой на гуманитарные аспекты обладания ядерным оружием; инициатива нарколиберальных подходов, что проявилось в ходе спецсессии Генассамблеи ООН по мировой проблеме наркотиков; близкие к западным оценки в правочеловеческой сфере. Однако общий позитивный баланс сотрудничества с регионом для нас намного весомее. С удовлетворением отмечаем положительную динамику политического диалога на различных уровнях, включая глав государств, министров иностранных дел, руководителей ведомств и парламентов. С рядом стран — Аргентиной, Бразилией, Венесуэлой, Кубой, Никарагуа, Перу и Эквадором — отношения носят стратегический характер. Но разноплановые связи мы продвигаем со всеми государствами региона без исключения, особенно в условиях нынешних реалий, когда маятник политических интересов не просто качнулся к центру, но и «правее» его. Подобные тенденции развития региона ставят перед нами новую задачу: расширения контактов со всем спектром политических сил и гражданским обществом. Наши связи со странами Латинской Америки и Карибского бассейна развиваются не только на двусторонней, но и на многосторонней основе. Приоритетом является взаимодействие с Сообществом латиноамериканских и карибских государств (СЕЛАК), с которым у России есть механизм политического диалога и сотрудничества. Первые итоги его работы были подведены на встрече министра иностранных дел РФ С.В. Лаврова с расширенным «квартетом» СЕЛАК, состоявшейся в Нью-Йорке 20 сентября текущего года. Вместе с тем сейчас в СЕЛАК отмечаются кризисные явления, разногласия на идеологической основе, есть недостаток лидерства. Аналогичные явления наблюдаются и в некоторых других латиноамериканских блоках. В последнее время одна из причин такого размежевания — «венесуэльский вопрос». Как представляется, все это требует тщательного анализа, в том числе в тесной увязке с политикой новой американской администрации в Западном полушарии. Россия выступает инициатором развития сотрудничества латиноамериканских стран и их объединений с Евразийским экономическим союзом. На базе уже подписанных Евразийской экономической комиссией меморандумов с Перу и Чили состоялись первые предметные диалоги. Ведется согласование аналогичных документов с МЕРКОСУР, Андским сообществом и КАРИКОМ. В двустороннем формате — с Эквадором и рядом других стран. Важнейшую задачу на латиноамериканском направлении видим в необходимости конвертации достигнутого высокого уровня политдиалога в практические проекты в области торгово-экономических связей. На Tercer Foro Internacional | 43 повестке дня остается потребность в диверсификации номенклатуры товарооборота с выходом за рамки традиционных схем, в расширении взаимодействия в высокотехнологичных областях, включая энергетику, машиностроение, мирный космос, биофармацевтику, телекоммуникации и IT-технологии. Эффективным инструментом для этого, помимо Межправкомиссий, может стать поощрение развития деловых контактов между предпринимателями наших стран. В этой связи придаем большое значение активному участию латиноамериканских партнеров, включая представителей бизнес-кругов, в работе Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ), в ходе которого в последние четыре года проводится специальная региональная «латиноамериканская» секция. Будем продолжать практическое взаимодействие с латиноамериканскими партнерами по проблематике новых вызовов и угроз как в их традиционном измерении (борьба с терроризмом, наркотрафиком, транснациональной оргпреступностью), так и по новым направлениям — обеспечению международной информационной безопасности, противодействию отмыванию преступных доходов и финансированию терроризма. При этом продолжим использование возможностей специализированных механизмов Организации американских государств — СИКТЕ и СИКАД, а также сотрудничества по линии МВД наших стран. Важное место в работе с регионом намерены и впредь отводить образованию, культурно-гуманитарной сфере, распространению языков и духовных ценностей россиян и латиноамериканцев, активизации научно-технических связей и академических обменов. Расширению контактов способствует режим взаимных безвизовых поездок, действующий в последние годы практически на территории всей Южной и большинства стран Центральной Америки, а также Карибского бассейна. Сейчас регион посещает более 200 тыс. российских туристов в год. Это лишь неполный список основных направлений российско-латиноамериканского взаимодействия, которое мы планируем в меру возможностей расширять и углублять в соответствии с обновленной Концепцией внешней политики Российской Федерации, утвержденной Президентом страны в конце прошлого года. Что касается нынешнего форума, то, на наш взгляд, такая форма работы является хорошим подспорьем в достижении стоящих перед нами общих целей. Большое спасибо за внимание! 44 | Tercer foro internacional В.Л. Хейфец (СПбГУ): Уважаемые участники форума, я с особым удовольствием передаю слово научному руководителю Центра ибероамериканских исследований СПбГУ профессору Лазарю Соломоновичу Хейфецу. Доклад Л.С.Хейфеца, доктора исторических наук, профессора Санкт-Петербургского университета, председателя Научного совета Центра ибероамериканских исследований СПГУ Report of L.S. Jeifets, Doctor of History, Professor of St. Petersburg University, the President of the Scientific Council of the Center for Ibero-American Studies of the St. Petersburg University Русская революция и Латинская Америка: старые мифы и новые подходы Сто лет Великой русской революции — серьезный повод поразмышлять о ее влиянии на Россию и мир. При Советской власти пропаганда утверждала, что Октябрь открыл новую эру в истории человечества, а также противопоставляла Октябрь Февралю. Сегодня историческая наука говорит, что Февраль и Октябрь являлись этапами единого революционного процесса, одной Великой русской революции. Это дает основание для того, чтобы посмотреть на тогдашние драматические события, действительно изменившие судьбу нашей страны и серьезно повлиявшие на мир, в том числе на Латинскую Америку, под иным углом. Для нас повод для таких размышлений дает еще и то, что наш форум собрался в комплексе зданий Смольного, где когда-то работал Всероссийский Центральный Исполнительный комитет Советов и где была провозглашена Советская власть. В двух кварталах отсюда располагается Таврический дворец, в котором было объявлено о создании Временного правительства и Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, здание, в котором двоевластие функционировало на практике. Для истории латиноамериканского коммунистического движения наш город знаковый. Можно сказать, что в Петрограде были закреплены прямые связи большевиков с мексиканским революционным движением, установленные первым генеральным консулом РСФСР в Мексике и представителем Коминтерна в Новом свете Михаилом Бородиным в 1919 г. В Таврическом дворце открылся Второй конгресс Коммунистического Интернационала, на котором символически в поток международного ком- Tercer Foro Internacional | 45 мунистического движения влилась латиноамериканская струя, тогда еще маленький ручей. На знаменитой фотографии Ленина в окружении большой группы участников конгресса за его спиной стоят основатели мексиканской коммунистической партии — индиец Манабендра Нат Рой (он же «Рой Аллен») и американец Чарльз Филипс (он же «Хесус Рамирес» и «Мануэль Гомес»). Долгое время эта фотография публиковалась в урезанном виде — только Ленин и Максим Горький, стоящие на ступенях дворца. Десятки других персонажей были вырезаны. И результат действий цензурных ножниц отражал состояние историографии международного коммунистического движения, из которой один за другим исчезали ключевые фигуры, меняя до неузнаваемости картину взаимоотношений между штаб-квартирой мировой революции и национальными секциями Третьего, Коммунистического, Интернационала. Долгое время эта история была набором мифов и клише. Марксистская традиция, доминировавшая в «официальной истории» компартий, настаивала на том, что левое движение в Латинской Америке базировалось на национальных традициях и на том, что мощный идейный импульс для его развития придала Великая Октябрьская социалистическая революция. Практически всегда, за редким исключением, отвергалась сама мысль об организационном влиянии, вмешательстве Коммунистического Интернационала и партии большевиков в революционный процесс на континенте. Причем игнорировалось то, что Коминтерн, как международная коммунистическая партия, не очень скрывал свое влияние на этот процесс, хотя и не открывал, естественно, всех тайн своей нелегальной работы. В значительной мере это было оправдано политической ситуацией во многих странах, где революционное движение подвергалось жесточайшим репрессиям и действовало в подполье. А исследование этих процессов в основном базировалось на опубликованных документах, прессе, воспоминаниях деятелей международного коммунистического движения. И, конечно, являлось односторонним и идеологически детерминированным. Альтернативная тенденция, назовем ее условно антикоммунистической, была диаметрально противоположной. Как писал американский историк Роберт Александр в своей фундаментальной книге «Коммунизм в Латинской Америке», исследования этого направления в значительной мере основывались на «предположениях и догадках». Если у коммунистов говорили «исторические лидеры» партий, то здесь выступали их антиподы — люди, исключенные или вышедшие из партий, и озвученная ими информация была диаметрально противоположной. Характерны в этом плане, к примеру, работы западногерманского ученого Б. Голденберга. И здесь 46 | Tercer foro internacional главный тезис был предельно прост — коммунистические идеи внесены в Латинскую Америку извне, они результат деятельности так называемых агентов Коминтерна. Попытки хоть как-то интегрировать идеи представителей этих тенденций, предпринятые венесуэльцем Мануэлем Кабальеро и американцем Джоном Даллесом, не сумели стать достаточно эффективными по простой причине — было невозможно оценить степень их достоверности. Долгие десятилетия был закрыт для исследователей архив Коминтерна. Многие же латиноамериканские левые партии утратили свои архивы изза постоянных преследований властей и нелегальных условий функционирования. У исследователей не было возможности получить доступ и к правительственным и полицейским архивам. Из-за репрессий властей, внутренних конфликтов и «чисток» во многих латиноамериканских компартиях менялось руководство, нарушалась преемственность. Зачастую целые партии исчезали и появлялись вновь, с новыми лидерами, с новой историей, начинавшейся с чистого листа. По сути, создавались новые партии с прежними названиями. Они «забывали» свою историю, и необязательно в силу собственной злонамеренности. Как говорил шекспировский принц Гамлет: «Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить!» Ситуация радикально изменилась после распада СССР, когда были открыты архивохранилища КПСС и Коминтерна, в которых некоторые партии хранили свои документы. И тогда появилась огромная масса исследований по истории отдельных партий Латинской Америки, их отношений с Москвой и III Интернационалом. Начало складываться новое направление в историографии, интегрировавшее в значительной мере идеи предыдущих антагонистов. Безусловно, одним из пионеров и важнейших представителей этой тенденции был ныне покойный немецкий историк Юрген Мотес. И тогда в истории появилось много имен, ранее неизвестных, запрещенных к упоминанию. Изменились оценки, многие события обрели иной смысл. Фактически развеялись многие историографические мифы. Позволю себе остановиться на некоторых из них. Миф первый, во всяком случае, по хронологии: Компартия Аргентины — первая секция Коминтерна в Латинской Америке. Действительно, Интернациональная социалистическая партия Аргентины (Partido Socialista Internacional de Argentina, PSIA) была фактически первой компартией на континенте, созданной еще до создания Третьего Интернационала и пытавшейся играть роль континентального Интернационала, о чем го- Tercer Foro Internacional | 47 ворят ее название и ее действия по оказанию поддержки единомышленникам в соседних странах. Но Второй конгресс Коминтерна не принял PSIA в свои ряды, в первую очередь, из-за противодействия аргентинских лениных — радикальной русской эмиграции в этой стране. И только через год аргентинцы смогли убедить Москву в том, что только они являются выразителями интересов пролетариата своей страны и только они могут координировать действия коммунистов континента. То есть решить задачу, которую безуспешно пытались выполнить в 1919–1921 г. их мексиканские коллеги. Но первой секцией Коминтерна в Латинской Америке, таким образом, стала компартия Мексики (Partido Comunista de México, PCM), представленная на Втором конгрессе, у истоков которой стоял эмиссар Коминтерна и первый генконсул Советской России в Мексике Михаил Бородин. Миф второй: Коминтерн раздувал пожар мировой революции, всячески инспирируя вооруженные восстания по всему миру. Во-первых, следует отметить, что Третий Интернационал не был столь эффективной машиной, как казалось тогда и как об этом пишут многие авторы до сих пор. Во-вторых, Латинская Америка является примером того, как осторожно относились в Москве к инициативам вооруженных выступлений на континенте. Так, исполком Коминтерна решительно отверг план континентальной революции с центром в Перу Виктора Рауля Айя де ла Торре, «гарибальдийский» план Венесуэльской Революционной партии (Partido Revolucionario Venezolano, PRV), планировавшей вооруженную экспедицию против диктатуры Х.В. Гомеса, аналогичный план Хулио Антонио Мельи, направленный против режима Х. Мачадо, попытки революционных социалистов Колумбии создать союз с либералами для борьбы против власти. И главный довод был убийственно прост — без сильной пролетарской партии идти на вооруженное восстание нельзя, от этого выиграет только буржуазная оппозиция. То, что результатом такого выступления могло стать свержение диктатуры, в расчет практически не принималось. И только восстание в Сальвадоре, хоть и потерпевшее поражение, заставило взглянуть на возможности коммунистов в вооруженной борьбе несколько по-иному. А августовская революция 1933 г. на Кубе, когда коммунисты, в общем-то неожиданно для самих себя, свергли Мачадо, но не смогли взять власть, которая буквально валялась на улице, показала, что добиваться успеха можно. И это в значительной мере побудило Коминтерн к попытке соединить в Бразилии идею Народного фронта (Национально-освободительного альянса (Alianca Nacional Libertadora, ANL)) и вооруженного восстания. И хотя приказ был отдан в Москве, что до сих пор отрицают некоторые ав- 48 | Tercer foro internacional торы, эта идея — идея «Янаньского пути», которую считают идефикс руководителя латиноамериканского направления деятельности Коминтерна Георгия Скалова (Синани), не была только плодом неумной фантазии коминтерновских чиновников. Бразильские коммунисты настойчиво убеждали руководство Коминтерна в готовности своей страны к революции. Их доводы пали на благодатную почву. План был разработан, реализован, но восстание потерпело поражение. Миф третий: Об изначальном противостоянии Коминтерна и Американского народно-революционного альянса (Alianza Popular Revolucionaria Americana, APRA). Документы показывают, что до основания (и даже после основания) APRA В.Р. Айя де ла Торре выступал как коммунист и рассматривался Коминтерном как важная потенциальная руководящая фигура для революционного движения Латинской Америки. Помимо некоторых идей Айя, которые стали основой идеологии апризма — неприемлемых для Коминтерна, но являвшихся предметом для дискуссии, этому препятствовала позиция сменившего Хосе Карлоса Мариатеги Эудосио Равинеса, яростно противостоявшего альянсу с APRA. Миф четвертый: Агенты Коминтерна играли демоническую роль в коммунистическом движении Латинской Америки. Хотя их было не так мало и они действительно серьезно влияли на определение стратегии и тактики компартий, их всемогущество явно преувеличено. Более того, в «романтический» период деятельности Коминтерна (1920-е гг.) между делегатами III Интернационала, работавшими в одной стране, возникали серьезные противоречия, иногда антагонистические, как это было в Аргентине, где возникло противостояние между немцем Феликсом Вайлем и русским Михаилом Александровским, или в Мексике, где в серьезный конфликт вступили поляк Станислав Пестковский и швейцарец Эдгар Воог. Особую остроту в последнем случае придавал тот факт, что Пестковский совмещал в одном лице функции советского полпреда (посла) и представителя Коминтерна. При этом следует отметить, что в Уставе III Интернационала был официально закреплен институт представителей Коминтерна и границы их полномочий. Конечно, на практике многое зависело от их характера и аппаратного веса в иерархии международной коммунистической партии. И с этим связан миф пятый: О вмешательстве, или, наоборот, о невмешательстве советских дипломатов. Между Народным комиссариатом по иностранным делам и Коминтерном была тесная связь, но долго шел спор: могут ли дипломаты участвовать в делах компартий. Случай Станислава Пестковского — особый. Он действительно формально совмещал дипломатическую должность с функциями посланца Коминтерна. Это не было Tercer Foro Internacional | 49 тайной для руководства мексиканской компартии, и не только для нее. В Мехико хорошо знали, что представитель Коминтерна «товарищ Андрей» и полпред Пестковский — одно лицо. И его темперамент, его авторитет старого большевика, участника Октябрьской революции (это он руководил захватом почты и телеграфа в Петрограде, был заместителем Сталина в наркомате по делам национальностей) позволил ему ощущать себя некой надпартийной силой, имеющей моральное право на руководство местным коммунистическим движением. Но когда его сменила Александра Коллонтай, имевшая прямые инструкции Сталина — не вмешиваться в партийные дела, сотрудники полпредства, соратники Пестковского, продолжали действовать по-старому. И это противоречие было трудно устранить. Миф шестой: О том, что Третий Интернационал был эффективным орудием мировой революции, которая щедро финансировалась Москвой. Пример Латинской Америки показывает, что это не совсем так. Если в первые годы существования Коминтерна миссии Бородина в Мексику и Александровского в Аргентину действительно имели солидную финансовую базу, то потом исполком Интернационала финансировал деятельность своих латиноамериканских секций по остаточному принципу, считая каждый рубль, не видя в континенте перспективного направления мировой революции. Приоритетом были Китай, Германия, Балканы… Немногочисленные финансовые документы, доступные в архиве Коминтерна, показывают, как были жестко регламентированы расходы партий, какие скрупулезные отчеты они представляли в Москву (о стоимости писем и телеграмм, расходах на бумагу и чернила и т.д.). Миф седьмой: Об «исторических лидерах» партий, их основателях и об историческом пути. Долгое время своей историей партии не занимались, в силу разных обстоятельств, не всегда от них зависевших. Первое масштабное исследование, своеобразный аргентинский вариант «Краткого курса истории ВКП(б)» — «Очерк истории компартии Аргентины», появился к 30-летию создания PSIA. И был, естественно, написан в духе тогдашней марксистской историографии, формируя культ личности Викторио Кодовильи и его соратника Родольфо Гиольди и осуждая ренегатов и раскольников — Пенелона и других. Документы архива показывают, что в период кризиса в КПА (Partido Comunista de Argentina, PCA) 1926–1927 гг. Викторио Кодовилья был последовательным сторонником линии Пенелона, отстаивал ее в Москве и только в последний момент изменил свою позицию и превратился в защитника «марксистско-ленинской линии» и последовательного борца против оппортунистического «пенелонизма». Эти мифы можно было бы перечислять и дальше, но мы ограничены временем. 50 | Tercer foro internacional В знаменитом монологе Сатина из пьесы Максима Горького «На дне» говорится: «Что такое — правда? Человек — вот правда!.. Есть много людей, которые лгут из жалости к ближнему... Красиво, вдохновенно, возбуждающе лгут!.. Есть ложь утешительная, ложь примиряющая... ложь оправдывает ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего... и обвиняет умирающих с голода... Я — знаю ложь! Кто слаб душой... и кто живет чужими соками, — тем ложь нужна... одних она поддерживает, другие — прикрываются ею... А кто — сам себе хозяин... кто независим и не жрет чужого — зачем тому ложь? Ложь — религия рабов и хозяев... Правда — бог свободного человека!» Для исторической науки эти слова должны быть непреложным законом. Пока мы не научимся находить правду, не научимся ее доносить до людей, мы не будем свободными. Путь к правде, путь к свободе очень непростой. Одни партии пытались восстановить историческую истину сами, как это сделала Объединенная социалистическая партия Мексики (Partido Socialista Unificado de México, PSUM) — правопреемница PCM, опубликовавшая в своей газете несколько документов и статей об основании PCM и воспоминания ветеранов, а затем книгу своего генерального секретаря Арнольдо Мартинеса Вердуго об историческом пути партии, в том числе ее связях с Коминтерном. Другие воспользовались документами архива Коминтерна (еще в период, когда они были закрыты для исследователей) для подкрепления своей позиции во внутрипартийной борьбе, к примеру, новое руководство Парагвайской компартии — в борьбе против бывшего генсека Оскара Крейдта. Третьи приняли исследования ученых, открывавшие историю партии в новом ракурсе. Так, недавно мы с моим соавтором, профессором Виктором Хейфецем, получили письмо от члена Политкомиссии компартии Эквадора. Смысл его был прост: «Спасибо! Мы этого не знали!» Лучшей рецензии на статью об основании КПЭ трудно себе представить. Четвертые, невзирая ни на что, игнорируют историческую правду, повторяя мантры прошлых лет. Ну и, наконец, пятые осторожно идут по пути восстановления исторической правды, но постоянно включают внутреннего цензора, оглядываясь на прошлые запреты и ограничения. Можно с уверенностью сказать, что сегодняшняя историография коммунистического движения Латинской Америки, возникшего в результате борьбы рабочего класса под влиянием идей и примера русской революции 1917 года и организационного и идейного воздействия Третьего, Коммунистического, Интернационала, разительно отличается от предыдущего периода и качественно, и количественно. Можно привести простой пример. В биографическом словаре Коминтерна Лазича и Драшковича, долгое время считавшемся эталоном, всего пара десятков справок о деятелях коммунистического движения континента или Tercer Foro Internacional | 51 связанных с ним работников Коминтерна. Словарь «Латинская Америка в орбите Коминтерна» в 2000 г. вышел объемом 200 страниц. Новое издание, готовящееся к печати при поддержке КЛАКСО, уже третье на испанском языке, превышает объем в 1000 страниц. Сотни новых биографий стали достоянием читателя, раскрыты сотни псевдонимов. Но сколько сюжетов еще ждут своих исследователей, сколько мифов может быть раскрыто… 52 | Tercer foro internacional В.Л. Хейфец (СПбГУ): Я с огромным удовольствием передаю слово научному руководителю Института Латинской Америки РАН, д.э.н., члену-корреспонденту РАН, профессору В.М. Давыдову. Доклад В.М. Давыдова (доктора экономических наук, члена-корреспондента Российской академии наук, научного руководителя ИЛА РАН, профессора СПбГУ) Report of V.M. Davydov, Doctor of Economics, Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences, Scientific Director of the Institute of Latin American Studies of the Russian Academy of Sciences, Professor of St. Petersburg University Глобальные и региональные детерминанты развития Латинской Америки Говоря о новых тенденциях в мировой латиноамериканистике, уместно сослаться на конгресс Федерации исследователей Латинской Америки и Карибского бассейна (FIEALC), прошедший в Белграде в июле 2017 года. Он убедительно продемонстрировал, что мировая латиноамериканистика все больше разворачивается к пониманию взаимосвязи глобальных процессов и факторов общерегионального и локально-национального значения. Большинство выступлений в категории магистральных лекций были построены именно в этом ключе. Сошлюсь на магистральные доклады Альваро Гарсиа Линеры (Боливия), Риккардо Кампы (Италия), Альберто Ванклаверна (Чили) и Вашего покорного слуги. Вторая отличительная черта — акцент на междисциплинарности, примером чего послужил доклад Эуфемии Павлакис (Греция), выявивший корреляцию между литературным процессом и реалиями экономического развития.1 Мы, однако, сосредоточимся на первом. Показательно, что даже среди тех, кто занимается конкретно-исторической тематикой, сегодня звучит признание необходимости видеть общемировой контекст крупных исторических событий на латиноамериканской почве. Характерным свидетельVan Klavern, Alberto. Regionalismo en América Latina; García Linera, Alvaro. Globalización y deglobalización. El estado del mundo y América Latina; Campa, Riccardo. Participación política y expectativas sociales; Davydov, Vladimir. Contexto global e imperativos propios de desarrollo latinoamericano. Pandis Pavlakis, Efthimia. Literatura y economía. Revelación de conceptos, ideas y temas económicos en la novela latinoamericana: Cajambre de Armando Romero y la mujer que buscó dentro del corazón del mundo de Sabina Berman // Conferencias magistrales del XVIII Congreso de la Federación Internacional de Estudios sobre América Latina y el Caribe (FIEALC), 25-28 de julio de 2017. Belgrado, Serbia. 1 Tercer Foro Internacional | 53 ством служит публикация в последнем номере журнала немецких латиноамериканистов.2 В свое время (1970-е и 1980-е годы) латиноамериканские структуралисты, отталкивавшиеся в своей логике от разработок Рауля Пребиша и его школы, и депендентисты, представленные широким диапазоном школ и течений, уже пытались преодолеть периферийность мышления.3 В этом смысле наиболее крупный шаг вперед проделали «миросистемщики» — идейно-теоретическая школа, ассоциирующаяся с именами Иммануила Валлерстейна, Самира Амина и Джованни Арагги. Однако даже в этой, можно сказать, «высшей точке» качество субъектности за незападным миром недооценивалось. Сегодня, когда звезда «коллективного Запада» заметно померкла, а на авансцену выходят новые центры влияния в глобальном и региональном зачете, мы никак не сможем определить равнодействующую траекторию развития без помещения региона в «общий котел» мировой динамики, с одной стороны, а, с другой, без понимания того, что совокупный результат мирового развития есть итог взаимного влияния и взаимодействия всех компонентов глобального сообщества. В конце концов, такой подход вполне адекватен характеру становления и эволюции латиноамериканского регионального сообщества. Его рождение послужило последним рубежом, замкнувшим «круг» мирового рынка, а затем региону пришлось сыграть роль крупнейшего поставщика денежного материала для покрытия растущего мирового торгового оборота и формирования ядер крупного капитала. Впоследствии, как мы знаем, регион оказался своего рода «мировой лабораторией» формирования и сосуществования разных социально-экономических укладов. Глобальная система мировой экономики (МЭ) обуславливает, детерминирует динамику и эволюцию отдельных ее компонентов. Но и те, в свою очередь, корректируют, закрепляют либо ослабляют действие общей мирохозяйственной динамики. Таким образом, на ниве латиноамериканистики, как, впрочем, и в поле других регионоведческих изысканий, необходимо в полной мере прослеживать и учитывать обозначенную диалектику. Восприятие особенностей современной ситуации в мировой экономике (да и в мировой политике) ассоциируется с переходным периодом исторического значения. Неопределенность мирохозяйственного бытия, турбулентное состояние и мировой экономики, и мировой политики и Krepp, S., Moreli, A. Quebrar el bloqueo hemisferico: América Latina y lo global // Iberoamericana. America Latina, Espana, Portugal. julio de 2017, № 65: 245-250. 3 См. Давыдов В.М. Латиноамериканская периферия мирового капитализма. М., Наука, 1991, гл. 1. 2 54 | Tercer foro internacional есть, на наш взгляд, естественное следствие нынешнего состояния переходности. А иначе, наверное, и не может быть. Затевая разговор о доминирующих сдвигах в мировой экономической практике, заметим, что в совокупности они, как представляется, отражают многовекторную структурную трансформацию глобальной системы экономических и социальных взаимосвязей. В свою очередь, характеризуя современное состояние мировой экономики (конъюнктурное оживление 2017 г. пока не отменяет долгосрочный тренд), следует говорить о заторможенной динамике мировой экономики, о дефиците спроса и избытке ликвидности, отрыве финансовой сферы от почвы реальной экономики, от инвестиционного процесса в производстве, об усилении экологических ограничений и климатических рисков, о смене моделей демографического воспроизводства и, наконец, об усугублении неравенства в разных его ипостасях. Считается, что на нынешнем этапе перспектива утверждения новой технологической парадигмы связана с четырьмя областями: нано- и биотехнологиями, информационной и когнитивной технологиями, которые в сочетании призваны дать синергетический эффект. Все это переводится на рельсы инновационной практики, которая становится мощным интегратором, создающим ведущий кластер в передовых экономиках и в целом в системе мировой экономики. А усиление этого кластера и затем его экспансия способствуют масштабной структурной перестройке, в ходе которой на передний план выступают новые отрасли и хозяйственные макроструктуры. При все большей взаимозависимости отдельных звеньев мировой экономики обнаруживается нарастающая неравномерность развития. Она проявляет себя в разных измерениях, в том числе изменением отраслевых пропорций мирового хозяйства вследствие разноскоростной динамики. Заметны перепады в соотношении конкурентоспособности национальных хозяйственных систем, росте различий в уровне благосостояния и качестве жизни передовых и отстающих государств. Ну и, конечно же, бросается в глаза крайне непропорциональное распределение доходов по ступеням социальной пирамиды. В нынешнем мировом контексте ситуация усугубляется тревожным поворотом к усилению социального неравенства. Об этом с большими опасениями говорят и экономисты, и политики, и международные чиновники. Но дело не только в практически повсеместном увеличении разрыва между высшим и низшим слоем, на что имеются неопровержимые доказательства. Речь идет также об эрозии средних слоев, ставших действительно массовым сегментом в социумах «коллективного Запада». Tercer Foro Internacional | 55 С другой стороны, прогрессирующая эрозия природной среды выводит мировое сообщество на Рубикон, за которым стоят необратимые катастрофические последствия. Надежды на лучшее сегодня связаны с Парижским соглашением 2015 г., закрепившим итог долгих и острых дебатов относительно пропорций ответственности и вкладов в мировой фронт практических действий. Цель соглашения — до конца XXI века не допустить выхода среднемировой температуры вверх за пределы двух градусов по Цельсию относительно доиндустриальных параметров. Парижское соглашение дает шанс выработки и реализации консенсусной программы-минимум на основе согласованной шкалы общечеловеческих ценностей. Достойна глубокого сожаления близорукая и эгоистичная акция администрации Д. Трампа (США), объявившей о выходе из этого соглашения. Представление о возможности достижения широкого согласия дает сопоставление двух раундов формирования консенсусной программы действий. Первый — выделение восьми приоритетов в качестве Целей тысячелетия. Второй — обозначение семнадцати общемировых приоритетов устойчивого развития. В перечне стратегических установок на 2030 год, принятых Генеральной ассамблеей ООН в 2015 г., доминируют два императива — социальный и экологический. Как видим, с немалыми трудностями, но все же вокруг них удалось сформировать мировой консенсус. Другое дело — имплементация, которая всегда являлась и остается камнем преткновения. Обществоведческая наука предпринимает немало усилий для того, чтобы наиболее полно и всесторонне исследовать экономические и социально-политические реалии, однако, откровенно говоря, мы сейчас способны адекватно оценить формально регистрируемые события и явления, но до сих пор не обладаем должными инструментами для познания нерегистрируемых процессов. Между тем «подспудная» действительность представляет собой, во-первых, довольно широкий спектр реалий, которые очень существенно корректируют формализованные процессы. Немало аналитических работ посвящено неформальному (или теневому) сектору экономики. Растущий сегмент хозяйственной жизни связан с криминальным оборотом товаров и услуг, включая «живой товар», наркотики, оружие, торговлю человеческими органами, не говоря уже о тривиальной контрабанде. Борьба с организованной преступностью и коррупцией становится приоритетной стратегической задачей во многих странах, но часто непосильной на институционально-национальном уровне, учитывая нынешний трансграничный масштаб оргпреступности.4 Мартынов Б.Ф. (отв. ред.). Современная организованная преступность в Латинской Америке и Карибском бассейне. Москва: Весь мир, 2017. 4 56 | Tercer foro internacional Слишком многое сегодня упирается в потенции института государства. Справедливо, что он претерпевает эволюцию, делегируя часть полномочий вверх — на наднациональный уровень и вниз — на локальный. Но, строго говоря, перед нами все еще наполеоновская матрица — государство министерств. Без коренной модернизации государства бессмысленно ставить вопрос о соотношении государственного и частного (рыночного) начала в экономическом развитии, бессмысленно говорить об обеспечении суверенитета, национальной, гражданской и экономической безопасности. Верифицированная статистическая регулярность указывает на циклическую вероятность очередного мирового экономического кризиса на исходе текущего десятилетия. И он, по всей видимости, будет носить экстраординарный характер, поскольку ни на глобальном, ни на региональном, ни на национальном уровне не извлечены должные уроки из предыдущего кризиса, не созданы новые механизмы регулирования. Традиционные центры прошли последний мировой кризис с максимальными издержками, страны Латинской и Карибской Америки (ЛКА) — с минимальными, встав в один ряд с государствами, представляющими нарождающиеся рынки других регионов. Конечно, сказалось накопление ресурсов благодаря высокой внешней конъюнктуре предкризисного периода на сырьевые, полусырьевые товары и на продукцию агропромышленного комплекса. Это помогло избавиться от проклятия хронической внешней задолженности, сбалансировать госбюджеты и нейтрализовать риски инфляции. Но другая важная причина была заложена в изменении парадигмы экономической и социальной политики. Этому предшествовал отход от крайностей неолиберальной «моды»; из-за ее завышенных социальных издержек чаши электоральных весов склонялись в пользу лево-ориентированных движений и лидеров. Но при этом политический поворот оказался многовариантным. Странам ЛКА удалось воспользоваться своего рода децентрализацией мирового хозяйства (выходом на верхние ступени мировой иерархии новых протагонистов) и диверсифицировать географию своих внешних связей. В этом смысле глобализация принесла весьма позитивный эффект. Но диверсификация затронула и содержание экспорта. Таким странам, как Мексика, Чили, Бразилия, Колумбия и ряду других, благодаря стимулам, встроенным в экономическую политику, благодаря современным финансовым, логистическим и политическим механизмам поддержки экспорта удалось серьезно обогатить его позициями с повышенной добавленной стоимостью. Так или иначе, в годы левой волны (будь то в принципиально-политическом либо прагматическом настрое) латиноамериканским странам уда- Tercer Foro Internacional | 57 лось совершить беспрецедентный исторический прорыв. Зона бедности в целом по региону уменьшилась с 44% в середине 1990-х гг. до 28% на уровне 2014 г. Десятки миллионов человек получили доступ к современным стандартам потребления (фактически 50 млн.). Менее чувствительно, но все же заметно в первую декаду нового века стала уменьшаться поляризация в распределении доходов. В посткризисный период темпы экономического роста пошли на убыль в целом по региону. В последние годы общерегиональный показатель опустился даже ниже черты среднемирового темпа прироста ВВП. Судя по всему, в странах ЛКА, во-первых, оказалась недостаточной «подушка безопасности», созданная в годы «тучных коров», а во-вторых, оказалась недостаточной диверсификация экономики, экспорта и, в конечном счете, участия в международном разделении труда. Можно с уверенностью сказать, что региональная проблематика в нынешних условиях во многом (но отнюдь не во всем) повторяет глобальную проблематику. Иными словами, степень корреляции между ними достаточно высокая. В свою очередь, на региональном уровне различия связаны со степенью остроты тех или иных проблем. Находясь на среднем этаже мировой иерархии (8% с небольшим доля от ВВП по ППС и 8% с небольшим квота в населении планеты, ~10% доля в суммарной численности среднего класса и т.п.), ЛКА гораздо больше обременена социальными императивами. Несмотря на «прорывные» результаты первого десятилетия нового века в преодолении порока бедности и некоторое ослабление поляризации в распределении доходов, страны региона в своем большинстве, увы, остаются лидерами в имущественном расслоении на обозримую перспективу. И это, несомненно, будет «давить» на электоральные настроения. Экономики ЛКА в полной мере испытывают детерминирующее внешнее воздействие. Сырьевой крен в специализации экономики при нынешней ценовой конъюнктуре создает своего рода «кандалы». Но так есть и будет при инмобилизме в состоянии добывающих отраслей. Поэтому во многих странах региона теперь рефреном звучит призыв к энергичной индустриализации первичного сектора, к созданию на его основе вертикали перерабатывающих производств — точнее, к реиндустриализации. Ну а нынешняя ценовая конъюнктура на рынке сырьевой продукции не может быть константой при поступательной диверсификации промышленного производства как в центрах, так и на периферии мировой экономики. В большинстве случаев объективным условиям региона соответствует модель перерабатывающей модернизации, в которую могут быть включены общие императивы, обозначенные в ООН 17 приорите- 58 | Tercer foro internacional тами устойчивого развития. Речь идет о «перерабатывающей» модернизации в смысле преобразования традиционных отраслей, насыщения их современной техникой и передовым менеджментом. В отличие от «перепрыгивающей» — т.е. перехода от архаичной агрокультуры к микроэлектронному производству, как это было в Юго-Восточной Азии. И в РФ во многом близкая перспектива в силу наличия схожих условий в отраслевой структуре и в силу инертного характера российской экономики. Но глядя в перспективу, наиболее адекватным, на наш взгляд, станет сочетание двух моделей. Политика, направленная на преодоление заторможенной динамики, сегодня ассоциируется с дальнейшим продвижением по пути диверсификации экономики и экспорта, селективного привлечения иностранного капитала, способного к эффективному переносу передовой технологии, которая будет выращивать свои кластеры, благоприятствуя повышению конкурентоспособности национальных экономик. При этом нужно задействовать резервы региональной и субрегиональной интеграции, отходя от избыточно закрытых схем, продолжать опыт заключения зон свободной торговли на индивидуальной основе (с отдельными странами либо торгово-экономическими группировками). В технологическом отношении ЛКА сохраняет фазовое отставание от традиционных центров. Но и здесь в передовой группе региона есть свои прорывные достижения, которые обусловлены преодолением отчуждения сферы НИР от реальной экономики и переходом на инновационную практику. Банально говорить о необходимости дальнейшего развития собственной сферы НИР, о модернизации системы образования. Но для стран региона (особенно в категории наименее развитых), как правило, нужно начинать с качества начальной и средней школы. Стоит лишь подчеркнуть, что часто важнее не форма, а содержание — процесс обучения должен быть очищен от архаичных представлений и наполнен сведениями и методами, проверенными современной наукой и практикой. В странах ЛКА достигнут серьезный прогресс в развитии институциональной базы общества, закреплены институты и процедуры демократии. Они еще далеки от совершенства, но механизм действует. Как уже отмечалось, хуже обстоят дела с ядром институциональной среды — государством. Без его конструктивной модернизации немыслима реализация высоких целей, намеченных 17 приоритетами устойчивого развития — приоритетами 2030. Другое дело комбинация, в которой только и возможно серьезное продвижение вперед. Авторы последнего документа Экономической комиссии ООН для Латинской Америки (ЭКЛАК) в качестве обязательного условия осуществления намеченного выставляют комбинацию государства, рынка Tercer Foro Internacional | 59 и гражданского общества — формулу, которая, как они признают, завязана на политические решения и политические действия.5 Новое структурирование МЭ и мирового рынка по линии мегапартнерств, казалось бы, может создать качественно новую ситуацию, подкрепляющую американскую гегемонию и позиции «коллективного Запада» в целом. Однако эти сдвиги не купируют абсолютно и не могут купировать альтернативные проекты. И они вырисовываются в зоне влияния Китая, в зоне лидерства России и других членов БРИКС. В принципе «пятерка» может реализовать проект «союза союзов» (обсуждавшийся на последних академических форумах «пятерки»), опираясь на региональные конструкции, сложившиеся вокруг каждого члена этого формата. Однако возможны и индивидуальные решения, обусловленные осложнениями на традиционных направлениях международного сотрудничества. Свидетельство тому — появление мексиканского президента на последнем саммите БРИКС в Китае. Надо отдать им должное, мегапартнерства — удачное и амбициозное изобретение традиционного гегемона в пору президентства Б. Обамы в США. Но и это изобретение не относится к категории «конца истории». Схемы эти гибкие, не закрытые. В них можно найти уязвимые места, воспользоваться косвенно существующими нишами в зоне их действия. Важно, чтобы на глобальном и региональном уровне был найден свой баланс с появлением новых, альтернативных структур вне зоны «коллективного Запада». События последнего времени вносят серьезные коррективы и в практику, и в наши научные представления о логике структурирования мировой экономики. В ее традиционных центрах, в правящих кругах и в социуме обнаруживаются и расширяются фракции, потесненные противоречивыми глобализационными процессами. И тогда их представители, получившие доступ к власти, включают протекционистские тормоза — так, как это случилось в США с приходом администрации Д. Трампа.6 Я далек от мысли списывать со счетов в этой связи перспективу дальнейшей глобализации. Очевидно, что нужно видеть и ее, и то, что действует в противоположном направлении.7 Сегодняшние изменения конъюнктуры и ориентиров экономического и политического свойства в ЛКА сопровождаются попытками возрождения дискуссий, казалось бы, давно почивших в бозе. Дискуссии между «оптимистами» и «пессимистами». На подиум вышло молодое поколение — неодесаррольисты, неошумпетерианцы и неокейнсианцы. Оптимисты (ла5 6 7 Horizontes 2030. CEPAL. Mexico, 2016. См. Яковлев П.П. Эффект Трампа» или конец глобализации. М., РУСАИНС, 2017. García Linera, A. Op. cit. 60 | Tercer foro internacional тино-оптимисты) считают, что в регионе достигнут значительный прогресс, которому благоприятствовали тектонические сдвиги в мировой подоснове. Но высокая конъюнктура сменилась низкой. Общая динамика развития заторможена. Неясно, как пойдут дальнейшие дела. Тогда-то на передний край и стали выходить латино-пессимисты. Обращает на себя внимание парадоксальное сходство логики двух точек зрения. Первая — то, что нам твердили в 1960-е и 1970-е годы. Зависимость и отсталость (отсталость и зависимость) — врожденные пороки экономики и общества латиноамериканских стран. Они создают порочный круг, который блокирует развитие. Его преодоление обусловлено революционным сломом прежнего порядка. После этого якобы (через революционно-демократическую фазу) открывается путь к социалистическим преобразованиям. Таким образом оптимисты в определенном смысле оборачивались пессимистами применительно к возможностям эволюционного порядка (реформисты). Пессимисты (в определенном смысле — конформисты), не веря в собственные потенции модернизации и «догоняющего развития» стран ЛКА (в этой точке совпадая с оптимистами), в конечном счете склонялись к «энтрегизму» — сдаче на милость гегемона, предположительно экономического победителя. Все это, конечно, подавалось под соусом призывов к прагматизму и реализму. Между тем эволюция региона создавала иную картину. При всей периферийности, отсталости и зависимости то на одном, то на другом направлении ощущались прорывы и серьезные продвижения по пути преодоления «роковой отсталости». Повысилась степень социальной зрелости латиноамериканских обществ в целом и в ипостаси гражданских обществ. Латиноамериканская действительность демонстрирует не только негативный, но и позитивный опыт решения проблем современного развития. Поэтому у нас нет никаких оснований смотреть на нее свысока. Латиноамериканская проблематика так или иначе перекликается с российской. У нас, понятно, разные исходные позиции. Но последние три десятилетия исторически мы, по существу, шли вслед за латиноамериканскими странами, раньше нас вошедшими в полосу вульгарного неолиберализма. В России 1990-х годов неолиберальные реформы в ряде стран ЛКА принимались за образец. Вспомним визит вице-премьера Б.Е. Немцова в Чили в 1997 г., который рассчитывал на встречу с бывшим диктатором Аугусто Пиночетом (который, как считается, и дал толчок началу реформ, приведших к «чилийскому экономическому чуду»), но тот не снизошел. Потом приезд в Москву Доминго Кавальо (отца аргентинской неолиберальной модели) накануне нашего дефолта в 1998 году. Печальный конец в 2001– 2002 гг. реформ Кавальо в Аргентине, как известно, расставил точки над i. Tercer Foro Internacional | 61 Сырьевая зависимость — врожденная черта многих латиноамериканских экономик, но ее степень отнюдь не всегда может соперничать с российским показателем, за исключением, пожалуй, Венесуэлы. Вместе с тем в регионе немало позитивных примеров отхода от сырьевого заклятья. Среди них Мексика и Чили, существенно диверсифицировавшие производство и экспорт. Позитивный опыт наращивания агробизнеса и агроэкспорта демонстрируют на инновационной основе Бразилия и Аргентина. В обоих случаях в центре модернизации агробизнеса стояли мощные государственные исследовательские институты. В разряд прорывных достижений, полученных в русле инновационной практики, следует отнести восхождение бразильской компании «Эмбраер» на третью ступень мирового самолетостроения. В свою очередь, госкорпорация «ЛАН Чиле» вошла в десятку лучших авиакомпаний мира. Компания «Америка мовил», принадлежащая мексиканцу Карлосу Слиму, богатейшему предпринимателю планеты, вошла в число крупнейших операторов мобильной телефонии на американском континенте. Бразильские корпорации «Вале» (металлургия), «Одебрехт» и «Камарго Кореа» (строй-инжиниринг) числятся среди ведущих ТНК своего профиля. Кубинские производители лекарственных средств и экспортеры лечебных услуг по самым тяжелым заболеваниям все более весомо вступают на мировой рынок. Все это означает, что в латиноамериканском регионе сложились предпосылки для появления зрелых партнеров не только на торговом поприще, но и на ниве производственной кооперации, для совместной реализации крупных инфраструктурных проектов, для подключения к перспективным инновационным программам. В то же время очевидно, что продолжает усиливаться императив соответствия изменений в моделях экономического и социального развития стран региона тем структурным трансформациям, которые на современном переходном этапе реализуются в общемировом масштабе. Таков ключевой вызов современности, требующий адекватного ответа в любом страновом случае. Магистральные доклады Conferencias magistrales Manuel Alcántara Sáez1 Cuatro décadas de política en América Latina Four decades of politics in Latin America2 Introducción Los países de América Latina, tras las transiciones a la democracia, un período comprendido entre las elecciones dominicanas de 1978 — que por tanto viene a coincidir con el español — y las salvadoreñas de 1994, consolidaron la democracia electoral para elegir desde entonces a sus gobernantes de manera competitiva, libre y en gran medida limpia. Esto es algo históricamente novedoso por afectar a su gran mayoría y extenderse por un período de tiempo tan pronunciado. No obstante, estos países han seguido pautas de desarrollo político muy distintas en consonancia con sus profundas diferencias que dificultan hablar de la región como un todo homogéneo. Apenas el presidencialismo como forma de gobierno les asemeja. Las últimas cuatro décadas de la muy diversa política latinoamericana han dado cabida a cerca de ciento cincuenta procesos electorales presidenciales. Una cifra suficientemente importante para evaluar una parte substantiva de la democracia como es la capacidad de traducir el juego gobierno-oposición, o, si se prefiere, confirmar la probabilidad de que los gobiernos pierdan elecciones. En una representación democrática ideal llevada a cabo por el referido binomio gobiernoCatedrático de Ciencia Política de la Universidad de Salamanca. Correo: [email protected]. Conferencia magistral durante la sesión plenaria del III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 1 2 Tercer Foro Internacional | 63 oposición, la probabilidad de que se diera la alternancia en el largo plazo tendería a ser de 0,50. Pues bien, en el conjunto de América Latina, la alternancia se ha producido en 72 ocasiones de 132 elecciones con posibilidades de darse (0,54) entre 1978 y 2017. Ello significa que, desde esta perspectiva, la vertiente electoral de la democracia ha desempeñado su papel con razonable corrección. No obstante, al tratarse de valores medios, los casos nacionales se pueden encuadrar en tres tipos de países: aquellos con alternancia baja, con un índice inferior a 0,34, que mantienen pautas de cambio político reducidas como Colombia, El Salvador, Nicaragua y Venezuela; un segundo grupo de países con una alternancia superior a 0,70, que gozan de mayor volatilidad gubernamental, como Costa Rica, Ecuador, Guatemala, Honduras, Panamá y Perú; finalmente, los países de alternancia media, con valores entre 0,34 y 0,69, que se acercan al ideal señalado más arriba: Argentina, Bolivia, Brasil, Chile, México, Paraguay, República Dominicana y Uruguay. Lo interesante de esta visión comparada, y en un medio plazo, es que permite fijar la atención sobre este índice simple, aunque relevante en el quehacer de la competición política, con otros al uso como la volatilidad electoral, la fragmentación partidista, la institucionalización del país en cuestión así como su calidad de la democracia. Es decir, llevar a cabo análisis que se hacen desde hace tiempo en regiones con tradicionales electorales más longevas. Los resultados son consistentes porque un análisis factorial sencillo subraya que en América Latina, la alternancia media, la baja volatilidad electoral, una mayor fragmentación partidista, un alto índice de institucionalización y una mayor calidad de la democracia están en un mismo saco3. Ello significa que, con independencia de otros factores en el funcionamiento de la política vernácula, la democracia latinoamericana, al recoger la alternancia como valor y práctica política, se encuentra asimilada a los patrones universales del comportamiento democrático, con las especificidades nacionales señaladas. Las transiciones supusieron el inicio de una etapa insólita en la política latinoamericana que, sin embargo, con la perspectiva que se puede analizar pasados cuarenta años, admite formular una clara periodificación de este lapso transcurrido. En el ciclo transicional la política se organizó en torno a partidos políticos la mayor de las veces tradicionales, se abordaron reformas constitucionales y se confrontaron cuestiones relativas a las violaciones de derechos humanos del pasado. En un buen número de países se mantuvieron las políticas de corte “estado céntrico”. Después, cuando los procesos políticos entraron en su fase de consolidación democrática cambios profundos en la política económica en clave neoliberal alteraron notablemente Los cálculos referidos al índice de alternancia así como su relación con otros índices referidos al comportamiento electoral se puede encontrar en M. Alcántara, D. Buquet y M. L. Tagina. “Introducción” en Elecciones y partidos en América Latina en el cambio de ciclo (en prensa). 3 64 | Tercer Foro Internacional el panorama. Ello, llevó al punto de inflexión que supuso el inicio del tercer ciclo tras los comicios presidenciales venezolanos de 1998, una etapa que se empezó a agotar cuando muere el caudillo venezolano, Hugo Chávez, y se retrajo la demanda de materias primas, así como cayeron sus precios, cerrándose definitivamente tras las elecciones argentinas de 2015 y el juicio político a la presidenta brasileña el año siguiente. Este texto, de naturaleza descriptiva, seguidamente aborda la evolución de estos tres ciclos en tres epígrafes4, para concluir ofreciendo las claves que alumbran el escenario político latinoamericano al llegar 2018 y que en gran medida estará condicionado a los procesos electorales, fundamentalmente, de Colombia, México y Brasil. 1. Los tres ciclos políticos 1.1. La recuperación de la democracia Aunque la democracia emerge en la segunda mitad de la década de 1970 en República Dominicana y en Ecuador, no es sino en la década siguiente en que cristalizó de forma generalizada. Sin embargo, el optimismo reinante hacia 1990 comenzaba a ser ampliamente cuestionado. En efecto, una visión positiva a la que no le faltaban argumentos se confrontaba con otra negativa avalada por resultados igualmente sólidos y contrastables5. Los hechos que sostenían la interpretación favorable del rendimiento de la democracia se basaban en tres tipos de argumentos. El primero se alzaba sobre el hecho incuestionable del número de procesos electorales realizados dominados mayoritariamente por el libre juego, el respeto a las normas y un considerable nivel de competición. A ello había que añadir una más que aceptable participación electoral, superior al sesenta por ciento de media regional. En segundo lugar, cabía destacar la existencia de una clara y libre competencia entre los partidos políticos que canalizan la representación política. Tanto la polarización ideológica como el número efectivo de partidos — con una media regional en torno a 3,6 — permiten referirse a una situación de evidente pluralismo en el que el arco ideológico da cabida a formaciones políticas históricamente excluidas del sistema6. Se siguen los argumentos expuestos en Alcántara M. “Los ciclos políticos en América Latina (19782015)” en Sistema. Revista de Ciencias Sociales, Madrid, junio, nº 242-243, 2016, 5-22. 5 Véase Larry Diamond; Jonathan Hartlyn y Juan J. Linz, “Introduction: Politics, Society and Democracy in Latin America” en Larry Diamond, Jonathan Hartlyn, Juan J. Linz y Seymour Martin Lipset (eds.), Democracy in Developing Countries: Latin America. 2ª Edición, Boulder, Lynne Rienner Publishers, 1999. 6 Los casos más notorios son los de los antiguos grupos guerrilleros que se convertirán en partidos políticos llegando a detentar el poder en Nicaragua (FSLN) y aproximándose al mismo en El Salvador (FSLN). 4 Tercer Foro Internacional | 65 El tercer y último conjunto de argumentos se refieren a que, a lo largo de este lapso, los diferentes mecanismos institucionales fueron usados correctamente para manejar los conflictos en vez de utilizar la fuerza o la discrecionalidad de un único grupo como sucedió históricamente. También se supo tratar políticamente la crisis económica que asolaba a la región en la década de 1980 como consecuencia del agotamiento de la matriz estado céntrica existente y su substitución por una de corte neoliberal7. Igualmente los nuevos regímenes democráticos tuvieron una correcta capacidad de saber procesar los distintos momentos de crisis política vividos en la región8. Así mismo se contaba con la circunstancia de que los enclaves autoritarios9 más sólidos que persistían en la política latinoamericana se fueron eliminando paulatinamente. Por último, el avance de formas de democracia directa fue evidente para cierto número de países10. Frente a todo ello, no obstante, había una vertiente negativa de todo el quehacer político de este primer ciclo post transicional basada a su vez en tres elementos en que se reflejaba la disfuncionalidad democrática. El primero de ellos se articulaba en torno a la denominada falacia electoral11 según la cual, las elecciones eran la expresión casi exclusiva de la democracia en América Latina. Fruto de un complejo histórico basado en la violación frecuente de la práctica electoral y del legado que supuso el descrédito de la denostada democracia formal, el énfasis en los procesos electorales, necesarios en todo proyecto constituyente, llenó por completo la agenda de la democratización. Así, América Latina dejó atrás el autoritarismo Pero, igualmente, el movimiento indígena tuvo un espacio propio nada despreciable en Ecuador bajo las siglas del MNPP. 7 Véase Stokes S. C. Mandates and Democracy. Neoliberalism by Surprise in Latin America, Cambridge. Cambridge University Press, 2001. 8 Argentina y Perú fueron acosados por el golpismo militar durante la presidencia de Raúl Alfonsín (198389) y por el terrorismo de Sendero Luminoso y del MRTA durante las presidencias de Fernando Belaúnde (1980-85) y de Alan García (1985-90), sin que peligrara la democracia. 9 Véase Garretón M. A.. La posibilidad democrática en Chile. Santiago: FLACSO, 1989. 10 Entre 1978 y octubre de 2000 hubo un total de treinta consultas populares en 10 países de la región. Cinco de ellas (Panamá en 1983, Uruguay en 1980 y las de Chile de 1980, 1988 y 1989) se llevaron a cabo bajo regímenes autoritarios, pero la mayoría de las restantes tuvieron origen en iniciativas “desde arriba”. El Poder Ejecutivo inició directamente once de las veinticinco consultas realizadas (las consultas de Argentina en 1994, de Colombia en 1997, las cuatro de Ecuador en 1986, 1994, 1995 y 1997 y la de Venezuela de 2000; así como las iniciativas de reforma constitucional de Guatemala en 1994, Panamá en 1998, Perú en 1993, y Venezuela). Solamente siete de entre las veinticinco consultas populares se iniciaron “desde abajo” concentrándose seis en Uruguay (dos reformas constitucionales aprobadas — en 1989 y 1994 –, dos rechazadas — en 1994 y 1999 — y dos referéndums contra leyes –en 1989 y 1992). Los siete casos restantes fueron relativos a cuestiones constitucionales (Brasil en 1993, Colombia en 1990, Ecuador 1978, Guatemala en 1999, Panamá en 1992, Uruguay en 1996 y Venezuela en 1999). 11 Véase Karl T. “Imposing Consent? Electoralism Vs. Democratization In El Salvador” En Paul W. Drake Y Eduardo Silva (Eds.), Elections and Democratization in Latin America, 1980-1985, San Diego: Center for Iberian and Latin American Studies. 1986, 9-36. 66 | Tercer Foro Internacional para entrar en una nueva situación en la que solamente un reducido número de países logró consolidar el proceso, mientras que la gran mayoría se situó en una zona híbrida “en vías de la consolidación democrática”12 y persiguió la citada falacia electoral, donde una condición necesaria de la democracia — las elecciones libres — terminaba siendo también concebida como una condición suficiente. Los países latinoamericanos en vías de consolidación democrática habían asentado “los procedimientos democráticos y, sin embargo, presentan ciertas dificultades para traspasar el umbral de los sistemas democráticos consolidados, […] El legado de la transición, la ineficacia institucional y la oscilante credibilidad con respecto a las virtudes del sistema”13 eran los condicionantes de dicha categoría. El segundo argumento negativo se refería a la extensión de la democracia delegativa14. Una de las categorizaciones más afortunadas para evaluar el sentido de la democracia en los países latinoamericanos en situaciones en que las transiciones se hallaban conclusas, pero la consolidación se encontraba distante. La democracia delegativa se había asentado en buen número de países de América Latina con instituciones políticas débiles, incapaces de constreñir la autoridad irrestricta de Poderes Ejecutivos elegidos en las urnas por unos votantes movilizados por lazos clientelares o llamamientos personalistas, más que programáticos, ante la presencia de partidos poco vigorosos que, además, se veían rechazados por la ciudadanía. Las notas características de la democracia delegativa eran: la ausencia de mecanismos de control y de rendición de cuentas de carácter horizontal, junto con una forma de gobernar por decreto por parte de presidentes que creían encarnar la voluntad del pueblo, con una autoridad basada en el carisma personal del dirigente y en el apoyo de cierta expresión de movilización popular más que de organización institucionalizada de las preferencias. La novedad de este concepto tenía que ver más con su persistencia en el tiempo y con un contexto exterior obsesivamente pendiente de mantener la fachada democrática, y que generaba presiones poderosas en contra de su desplazamiento, que con su pobre institucionalización y su naturaleza parcialmente autocrática. El tercer argumento negativo provenía del hecho de que en América Latina el personalismo, la concentración del poder y la existencia de instituciones políticas débiles, se enmascaraban bajo la preocupación de la denominada gobernabilidad15. Su incidencia se daba, sobre todo, en las condiciones favorables para la acción del Véase Alcántara M. “Sobre el concepto de países en vías de consolidación democrática en América latina”. Revista de Estudios Políticos. 74. Octubre-Diciembre. Madrid: Centro de Estudios Constitucionales. 1991, 113-130. 13 Véase Alcántara M. “¿Democracias inciertas o democracias consolidadas en América Latina?”, Revista Mexicana de Sociología. 54.1. 1992, 220. 14 Véase G. O´Donnell. “Delegative Democracy” en Journal of Democracy, 1994. 5.1, 55-69. 15 Véase Alcántara M. Gobernabilidad, crisis y cambio. Madrid: Centro de Estudios Constitucionales, 1994. 12 Tercer Foro Internacional | 67 gobierno, contribuyendo prominentemente a la turbulencia, a la pobre calidad de la democracia, y al consecuente cinismo y apatía política en las sociedades latinoamericanas16. 1.2. El ciclo neoliberal Pero otras circunstancias de carácter exógeno se proyectaban sobre la región de manera generalizada en la década de 1990 llegando a tener efectos igualmente importantes. En primer lugar se registraba la apertura de un nuevo panorama internacional por la caída del muro de Berlín y sus inmediatos efectos sobre el mundo del “socialismo real” con la desaparición de un referente simbólico para sectores de la izquierda. En América Latina, el impacto del último trimestre de 1989 se proyectó contribuyendo decisivamente a la pacificación de Centroamérica y haciendo desaparecer “la amenaza comunista” en la agenda de Seguridad Nacional del Departamento de Estado norteamericano. Paulatinamente esta fue sustituida por otros temas en los que, tras el narcotráfico — que era el asunto estrella al que más tarde se añadiría el terrorismo —, figuraban aspectos como los flujos migratorios, la preocupación ecológica o el libre comercio. El cambio se apuntaló con la llegada a la Casa Blanca de un demócrata en 1993 que rompió la hegemonía republicana de los doce años anteriores bajo la que la Revolución sandinista y su satanización habían centrado, obsesivamente y con un alto componente emblemático, la política norteamericana con respecto a la región. En segundo término se consolidaba, con ciertos matices según distintos países, el llamado Consenso de Washington17 como eje central de las nuevas políticas económicas que respondían a una asumida crisis del modelo estado céntrico construido poco a poco a lo largo del medio siglo anterior con avances y retrocesos. El énfasis en las medidas liberalizadoras y en el equilibrio fiscal supuso la irrestricta puesta en marcha de un gradual, pero firme, proceso de liberalización de la economía, con acento en el libre comercio y en la libre circulación de capitales, de desregulación, con una inevitable tendencia a la gestación de grandes monopolios de carácter privado en sectores fundamentales, y de privatización, con una erosión enorme del sector público y de debilitamiento del Estado. Todo ello se pergeñó, además, bajo una acusada falta de transparencia en el proceso que significó una fuente inagotable de corrupción y un aumento de la pobreza y de la desigualdad. Durante la década de 1990 los países latinoamericanos buscaron diferentes objetivos mediante el rediseño de sus esquemas constitucionales. Se llevaron a cabo procesos de reforma política de ámbito muy diverso en el seno del propio régimen Véase Alcántara M. “Política, democracia y valores ante el siglo XXI en América Latina”, Anuario social y político de América Latina y el Caribe, Caracas-San José. FLACSO-Nueva Sociedad, 1998. Págs. 67-75. 17 Véase Williamson J. The Political Economy of Policy Reform, Washington, Institute of International Economics, 1994. 16 68 | Tercer Foro Internacional político mediante los mecanismos regulares establecidos18. De forma sucinta cabe referirse a seis ejes sobre los que bascularon las reformas políticas llevadas a cabo que, a veces, fueron simultáneas en el mismo país. El primero, y más relevante, fue dirigido para asegurar el predominio del Poder Ejecutivo en el sistema político mediante la introducción de la reelección presidencial en Argentina, Brasil, Perú y Venezuela19; el incremento del periodo de mandato presidencial en Bolivia y Venezuela; y el aumento de las facilidades para articular la legislación delegada. El segundo, en consonancia con el anterior, proyectó un Poder Legislativo más débil que perdió centralidad en el juego político como consecuencia de la tendencia registrada a articularlo en una sola cámara, como ocurrió tras las reformas constitucionales de Perú de 1993 y de Venezuela de 199920. El tercero buscó una mayor legitimidad y operatividad de los procesos electorales. Para ello se incidió en cuatro niveles: la mejora de la administración electoral para asegurar la confiabilidad de las elecciones21; la extensión a un número mayoritario de casos del ballotage como forma electoral presidencial que dotase a los candidatos electos de un mayor nivel de legitimidad; la incorporación en la Constitución o en la legislación atinente a los partidos políticos de fórmulas de democracia interna para la elección de sus candidatos y para su funcionamiento; así como el tímido avance en los mecanismos de control del gasto político junto con el paulatino incremento del peso de la financiación pública de la política. En la década de 1990 hubo amplias reformas constitucionales en Colombia, Paraguay, Argentina, Ecuador y Venezuela, y reformas parciales en Bolivia y México. Solo en Perú se articuló una forma antidemocrática pues el Congreso fue disuelto anticonstitucionalmente en abril de 1992 y el nuevo elegido, con carácter constituyente, no contó con la presencia de todas las fuerzas políticas. También se llevaron a cabo correctamente procesos de reforma en un ámbito menor, pero no por ello menos significativo, como en lo estrictamente electoral, en Uruguay y Nicaragua. Todo ello de una manera regulada por procedimientos asumidos por las principales fuerzas políticas, como incluso aconteció en el tema frustrado de la reforma en Guatemala para implementar los acuerdos de paz. 19 Si bien en Panamá no se consiguió como consecuencia de la derrota en un plebiscito del proyecto de reforma constitucional realizado bajo el gobierno de Pérez Balladares en 1999. 20 Aunque debe reconocerse su relativo protagonismo en los procesos de destitución, mediante una forma u otra de juicio político, de los presidentes Fernando Collor de Mello (Brasil), Carlos Andrés Pérez (Venezuela), Raúl Cubas (Paraguay), Abdalá Bucaram (Ecuador), sin que por ello el sistema se quebrara, son una prueba del correcto funcionamiento de las instituciones. También lo fue la solución dada por el Congreso guatemalteco a la crisis abierta por el presidente Jorge Serrano. Ernesto Samper fue igualmente sometido a juicio político, si bien quedó exonerado de la acusación vertida contra él de haber recibido fondos del narcotráfico para su campaña presidencial. Pero también las crisis políticas que afectaron a los Poderes Ejecutivos se resolvieron con una notable operatividad sin que se quebrara el orden constitucional como aconteció en los procesos de sustitución presidencial regular de Jamil Mahuad (Ecuador), Alberto Fujimori (Perú) y Fernando de la Rúa (Argentina), acontecidos durante 2001, el año de mayor inestabilidad en la región de los últimos tiempos, o en la superación de la crisis como ocurrió tras el fracaso de los golpes de Estado de Paraguay contra Juan Carlos Wasmosy en abril de 1996. 21 El caso más evidente es el de México mediante la potenciación de la figura del Instituto Federal Electoral convertido en Instituto Nacional Electoral en 2014. 18 Tercer Foro Internacional | 69 El cuarto eje redefinió el papel del Estado en la economía y en sus relaciones con el derecho de propiedad para permitir la introducción del modelo neoliberal. El quinto continuó la tendencia de la década anterior proclive a la descentralización política y administrativa para una mayor eficiencia y aproximación a los ciudadanos22; así se pusieron en marcha procesos de elección popular de autoridades locales23 y se potenciaron las figuras de las entidades territoriales ya existentes. Finalmente, el sexto eje supuso la incorporación de nuevas figuras institucionales en los ordenamientos jurídicos: desde la introducción en los textos constitucionales de organismos tendentes a la organización, administración y gobierno del Poder Judicial, o de la defensoría del pueblo, al reconocimiento del carácter pluricultural y multirracial de las sociedades, como es el caso de la Constitución ecuatoriana de 1998. El Estado latinoamericano profundizó su histórica debilidad en la década de 1990. A sus tradicionales carencias de poder tener el monopolio de la violencia legítima, de control del territorio24, de diseño de una burocracia eficiente y de construcción de una ciudadanía portadora de valores cívicos y republicanos, sujeto de derechos universales con capacidad plena para ejercerlos, se debe incorporar el legado del consenso de Washington en los términos señalados más arriba. Como consecuencia, el Estado dejó de tener capacidad operativa para implementar políticas públicas que el gobierno pudiera diseñar para alcanzar ciertos objetivos programáticos acordes con las reivindicaciones y necesidades de las sociedades latinoamericanas. A lo largo de la década de 1990, América Latina registró la continuidad de expresiones populistas que se creían periclitadas aunque se dieron en un número relativamente bajo de países. La novedad, sin embargo, fue la aparición de fórmulas imbuidas por su carácter desmovilizador y reivindicador de comportamientos antipolíticos. Frente al populismo exhibido por Carlos S. Menem en Argentina, fuertemente arropado por la maquinaria política del Partido Justicialista, o el de Abdalá Bucaram, asido al Partido Roldosista Ecuatoriano, se suscitó el de Alberto Fujimori quien diseñó una actuación destinada a alejar a la política de su acción Véase Jordana J., Relaciones intergubernamentales y descentralización en América Latina: una perspectiva institucional, Washington, Banco Interamericano de Desarrollo Serie de Documentos de Trabajo I-22UE, 2001. 23 Las reformas tendentes a la primera elección popular de alcaldes en Colombia en 1989 fueron coetáneas de las que eligieron a gobernadores en Venezuela. Las reformas constitucionales de Colombia, Argentina y México propiciaron la elección después de gobernadores de los Departamentos en el primero, y de los jefes de gobierno de la Capital Federal argentina y del Distrito Federal en México. 24 El caso más evidente era el de Colombia. El propio Estado concedió una “zona de despeje” a la guerrilla y diferentes actores no estatales llegaron a controlar cerca del 40 % del territorio nacional. Pero también cabría referirse a Perú, Brasil y México. Carteles de la droga y traficantes madereros han impuesto su ley en distintas zonas ante la ausencia del Estado. En México, además, la guerrilla zapatista mantuvo un santuario en la Sierra Lacandona inhibidor de la acción del Estado. 22 70 | Tercer Foro Internacional de gobierno para lo cual expresamente desdeñó la movilidad social y/o política que pudo haber articulado mediante algún movimiento o partido, pero que renunció a ello mediante acciones despolitizadoras: así desvirtuó y redujo a la más mínima expresión el papel del Congreso, pero también de las Municipalidades convertidas en oficinas de gestión técnica de proyectos varios25. Por último, América Latina contempló a lo largo de esta década cómo se fue marginando su posición en el escenario internacional. Un problema que siempre ha tenido la región ha sido su carácter heterogéneo, sus intereses variopintos y su liderazgo disperso. Por otra parte, como ya se dijo, en el imaginario de Washington desapareció la idea de que su “patio trasero” pudiera caer en manos enemigas, desplazándose la centralidad de su política hacia el este europeo por los procesos de transición política y económica que se suscitaron y por el estallido del conflicto de los Balcanes. Paralelamente, América Latina siguió perdiendo peso en la economía mundial por el hundimiento de su modelo económico y por el mayor dinamismo de las economías del sudeste asiático. Aunque los lazos de institucionalización formal con el norte del continente dieron paso a la primera Cumbre de las América en 199426 y cinco años más tarde a la primera Cumbre Unión Europea, América Latina y Caribe, los resultados no fueron muy boyantes27. 1.3. El ciclo bolivariano Los efectos de las políticas neoliberales que causaron un verdadero trauma social e inspiraron fuertes procesos de movilización popular, sobre todo en Argentina y Bolivia, más Ecuador —que sufrió además una enorme inestabilidad política con siete presidentes en una década—, más el lento pero irreversible deterioro del “puntofijismo” venezolano28, auparon gobiernos de naturaleza diferenciada bajo un modelo común de “populismo rentista”29. Este modelo seguía el articulado por Chávez en Venezuela desde 1999, fortalecido tras superar éste el golpe de Estado y la huelga petrolera que se perpetraron contra su gobierno. Además, estos países supieron En Bolivia hubo experiencias neopopulistas en torno al compadre Palenque o al empresario Max Fernández que apenas lograron alcanzar pequeñas parcelas de poder legislativo y municipal. 26 América Latina únicamente ocupaba dos renglones en la agenda internacional referidos al narcotráfico y a la emigración, solo cuatro años después el Plan Colombia sería el ejemplo más evidente como “producto estrella” de la Administración norteamericana para con la región. 27 Con la Unión Europea (UE), y a pesar del impulso que supuso en las relaciones entre ambas partes el ingreso de España y de Portugal, entre 1980 y 2000 la parte del comercio latinoamericano que representa la UE cayó del 20 al 15 por ciento y, lo que era más grave, en el año 2000 las importaciones europeas procedentes de América Latina apenas si representaban el 4,7 por ciento del total importado por la UE y las exportaciones a América Latina alcanzaban un exiguo 5,8 por ciento del total exportado, siendo cinco años antes estos porcentajes del 5,2 por ciento y del 5,7 por ciento respectivamente. 28 El Pacto de Punto Fijo de 1958 sentó las bases del sistema político venezolano entre 1958 y 1998. 29 Véase Mazzuca S. L. “The Rise of Rentier populism”, Journal of Democracy, vol. 24, núm. 2, 2013, 108122. 25 Tercer Foro Internacional | 71 adoptar un lenguaje común y pautas de accionar solidario desde un compartido hiper presidencialismo plebiscitario bajo los designios de un nuevo regionalismo renovado. Al socaire del denominado bolivarianismo, los gobiernos de Argentina, Bolivia, Ecuador y Venezuela, al que se sumó el de Nicaragua, adoptaron estrategias comunes y fueron conformando un esquema novedoso de articulación política con cierta aproximación a los regímenes de Brasil, a partir de la llegada a la presidencia en 2002 de Luiz Inàcio “Lula” da Silva, y de Uruguay, después del triunfo del Frente Amplio en las elecciones de 2004. En 2008 se uniría parcialmente Paraguay tras el triunfo electoral de Fernando Lugo. Esta nueva coyuntura brindó un argumento potente para articular una respuesta política al exterior de la región medianamente homogénea e inédita superadora del escenario de marginalidad internacional que se señalaba al final del apartado anterior. El “socialismo del siglo XXI”30 estaba conformado por elementos clásicos de la izquierda latinoamericana: el antiimperialismo, en clave de antiamericanismo; la reivindicación retórica de la patria grande, como culminación del sueño de Bolívar de la unión continental; y la pulsión por la igualdad. Pero, además, se daban cinco elementos propios de la tradición populista latinoamericana: el caudillismo carismático y mesiánico que conllevaba tanto un discurso de gran intensidad emotiva como la reelección indefinida y la concentración del poder; la centralidad del Estado rentista en economías de fuerte carácter extractivo; la advocación constante a la identidad nación-pueblo y a su papel como sujeto de la historia; la tendencia al control abrumador de la información en pro de la libertad de la misma al confrontarse con los grandes grupos empresariales mediáticos; y, aunque el proceso ha venido gozando de una institucionalidad muy baja, un recurso a la práctica electoral tutelada sistemáticamente según una lógica de ventajismo gubernamental permanente en pro de la construcción de una determinada hegemonía. Formalmente hablando todo ello fue quedando incorporado, sobre todo en Venezuela, Ecuador y Bolivia, en los supuestos del denominado neoconstitucionalismo, confrontador del constitucionalismo liberal clásico. Se fueron introduciendo de forma generalizada la preocupación por el auspicio de derechos de tercera generación, el reconocimiento del carácter multicultural y plurinacional, la incorporación de criterios de democracia participativa, pero también la reelección que tiende a ser ilimitada así como medidas que incrementan el peso del presidencialismo31. No obstante, hay que defender que en este escenario había diferencias significativas entre los países conformadas por las experiencias vividas en un periodo difuso definido entre el final de la última década del siglo XX y el principio de la Otra denominación por la de bolivarianismo no incorporada a los otros procesos y de uso limitado casi exclusivamente al caso venezolano y que en Ecuador se denominó “revolución ciudadana”. 31 Véase Nolte D. y Schilling-Vacaflor A. (eds.). New Constitutionalism in Latin America. Promises and Practices, London, Asghate, 2012. 30 72 | Tercer Foro Internacional siguiente. Un lapso en el que para algunos países —no todos, y éste puede ser tenido como un factor explicativo de primer orden— se evidenció el fracaso de las medidas del Consenso de Washington en lo atinente no sólo a disminuir la desigualdad en la región, que es de las más altas del mundo, sino como contribuidoras a su crecimiento. Asimismo, se puede señalar el fruto de la existencia de una combinación de nuevos liderazgos proactivos, que se añaden al magisterial de Chávez, de Evo Morales, Rafael Correa, Daniel Ortega y Cristina Fernández (antes Néstor Kirchner), con fuertes procesos de movilización social que impulsaron reformas políticas de diferente calado. En su momento lo fueron los drásticos cambios constitucionales de Ecuador y de Bolivia, junto con las reformas constitucionales parciales de Nicaragua y de Venezuela. Las distintas interpretaciones acerca de la izquierda en el poder en la región han establecido la existencia de dos subgrupos32: un subgrupo de corte populista más a la izquierda y otro de naturaleza socialdemócrata33. También se dio una diferencia significativa a la hora de evaluar el hecho de que ni en Chile ni en Brasil ni en Uruguay se plantease la posibilidad de eliminar la cláusula limitadora de la reelección presidencial34 ni se abolieran mecanismos constitucionales del Estado de derecho liberal clásico para limitar el pluralismo democrático, manteniéndose el equilibrio de poderes y alejando cualquier viso de que se inmiscuyera el Ejecutivo en el Judicial o en los organismos electorales. Sin embargo, se dio una aceptación implícita y de validación por parte de estos tres países de la forma de actuar políticamente de los restantes que conformaban el núcleo duro del eje bolivariano donde la obsesión por la reelección presidencial indefinida se abrió paso pronto. Todo ello planteaba la existencia, con las salvedades que se han indicado, de una situación de sesgo en términos numéricos hacia el centro izquierda con un grupo de países integrado por Argentina, Bolivia, Brasil, Chile, Costa Rica, Cuba, Ecuador, El Salvador, Nicaragua, Venezuela y Uruguay, frente al conformado por Colombia, Guatemala, Honduras, México, Panamá, Perú y República Dominicana. La heterogeneidad de América Latina quedaba de relieve una vez más, ya que si bien fue cierto que se registró un giro a la izquierda, especialmente en países del sur, éste tuvo un componente dual que generó la existencia de matices profundamente diferenciadores: de respuesta al fracaso del neoliberalismo, como ya se dijo, pero Algunos autores señalan que la visión de las dos izquierdas es reduccionista y superficial. Véase Dabène O. (dir.), La gauche en Amérique latine, París, SciencesPo, Les Presses, 2012. 33 Si bien esas diferenciaciones no han tenido en cuenta, por ejemplo, el hecho de que los amplios gobiernos chilenos de naturaleza coalicional, aunque estuvieran presididos por dos socialistas como Ricardo Lagos y Michelle Bachelet, eran gobiernos de coaliciones multipartidistas con formaciones alejadas de la izquierda; circunstancia similar acaecida en Brasil durante los gobiernos de Lula da Silva o de Dilma Rousseff, en los que, comenzando por los propios vicepresidentes, la inclusión de fuerzas del centro e incluso de la derecha es evidente. 34 En Brasil se admiten dos periodos seguidos. En Chile y Uruguay se permite la reelección no inmediata. 32 Tercer Foro Internacional | 73 también de culminación de un ciclo político electoral donde la alternancia era una consecuencia natural del mismo. Ello generó procesos con vocación de cambio social basados en una fuerte transformación de la élite en el poder político, que intentaron construir una mística propia mediante la gestación de mitos, o la reinterpretación de los ya existentes —Bolívar—, y también de un discurso nuevo. Pero, por otra parte, se dieron así mismo procesos de institucionalización variopinta que inicialmente alcanzaron logros exitosos tanto en el terreno socioeconómico como en el político. 2. El nuevo ciclo político Este escenario, no obstante, comenzó a resquebrajarse en 2013. Después de Chávez el escenario venezolano concitó dos circunstancias novedosas en el contexto de un clima de polarización cada vez más agudizado. En la medida en que es imposible transferir el carisma, el liderazgo bolivariano pasó por un proceso de compleja reconfiguración toda vez que Nicolás Maduro35 carecía de las cualidades y atributos que poseía su predecesor. Por otra parte, el estado de la economía venezolana, seriamente afectado por la caída de los precios del petróleo y la ineficacia gubernamental, confronta una inflación galopante y un déficit público enorme, con problemas de desabastecimiento serio y unos índices muy elevados de inseguridad ciudadana. Ello ha tenido unas repercusiones evidentes para el resto de la región sin un líder aglutinador de diferentes sensibilidades, tanto de aquellas generadas por factores vinculados a la personalidad propia de cada uno de los otros líderes nacionales, como del ímpetu en la imposición de un modelo validado por el socialismo del siglo XXI. Además, el fin del escenario de bonanza económica restó a Venezuela su condición financiadora de los países socios. El periodo entre 2014 y 2017 supuso la realización de elecciones presidenciales en toda América Latina salvo México. En siete países se reeligieron los presidentes (Venezuela, Brasil, Colombia, República Dominicana, Bolivia, Nicaragua y Honduras), en tres hubo cambio presidencial, pero no del partido en el gobierno (El Salvador, Uruguay y Ecuador), y en los restantes (Perú, Argentina, Panamá, Paraguay, Chile, Guatemala y Costa Rica) la alternancia fue completa, aunque en Chile se produjera una suerte de “continuismo interrumpido”. De este último grupo el cambio con mayor impacto fue el de Argentina por el peso que tiene el propio país en la comunidad latinoamericana y por el sentido del mismo al llegar al poder un político de la derecha, Mauricio Macri, por primera vez desde el inicio de la Chávez, diagnosticado de cáncer, dejó el mando del proceso bolivariano a su vicepresidente Nicolás Maduro el 8 de diciembre de 2012 en los prolegómenos de su viaje de regreso a La Habana para continuar su tratamiento médico. Tras el 5 de marzo de 2013, fecha oficial de su fallecimiento, se abrió enseguida el proceso electoral por el que Maduro fue elegido nuevo presidente el 14 de abril de 2013 en unos comicios cuyos resultados fueron muy cuestionados. 35 74 | Tercer Foro Internacional transición. También debe enfatizarse que si bien en Ecuador no hubo alternancia partidaria la fuerte impronta de Rafael Correa no tiene continuidad en la figura de su sucesor y conmilitón, Lenin Moreno. En el orden de los comicios legislativos en Venezuela el gobierno bolivariano sufrió su primera derrota en tres lustros ante la heterogénea Mesa de Unidad Democrática en diciembre de 2015. Cuatro años después de la muerte de Hugo Chávez concluye un periodo en el que, paralelamente a los cambios impuestos por el juego electoral, entre septiembre de 2015 y finales de 2016 se han dado cabida hechos de naturaleza diferente pero de indudable trascendencia regional como el encarcelamiento del presidente guatemalteco Otto Pérez Molina, el juicio político espurio a Dilma Rousseff que supuso que dejara la presidencia brasileña, el proceso de paz en Colombia y la muerte de Fidel Castro. Todos ellos son colofón del ciclo político ya culminado y preámbulo del que se inicia en 2018 con la continuidad del carrusel electoral en el que se destacan los comicios de Colombia, México y Brasil que acompañan a los que tendrán lugar antes en Honduras, Chile, Costa Rica y Paraguay. Por otra parte, el impacto que supone la corrupción como elemento explicativo de la caída de Pérez Molina se debe vincular con dos circunstancias acaecidas en 2017 en América Latina que evidencian la permanente pulsión en el terreno institucional que acompañan la apertura del nuevo ciclo político cuyo lineamiento es todavía precipitado definir. La primera tiene que ver con la deriva autoritaria del proceso político venezolano en clara consonancia con el proyecto hegemónico que se viene impulsando en este país desde hace ya más de tres lustros. Si las elecciones legislativas de finales de 2015 pusieron de relieve la complejidad del panorama político del país que se reafirma como plural y que como tal responde negando la confianza al gobierno desde una perspectiva pluralista, la respuesta de éste no ha dejado desde entonces de manipular torticeramente las instituciones para bloquear la acción tanto de control como legislativa de la Asamblea. En una situación de deterioro económico insólito el control del Ejecutivo sobre el Poder Judicial, primero, ha supuesto un mecanismo para doblegar al Legislativo en un juego agónico de supervivencia al que ha seguido después la convocatoria ilegítima de una Asamblea constituyente36. La segunda se refiere al siempre candente asunto de la reelección presidencial, cuya prohibición mantienen todavía México, Panamá y, recientemente, Colombia. Si bien Paraguay se incluye también en ese grupo, partidarios del presidente Horacio Cartes, del Partido Colorado, y del depuesto presidente Fernando Lugo, del Frente Guasú, aunaron sus fuerzas a mediados de 2017 para intentar eliminar la cláusula Un intento de autogolpe permanente que, como acaeciera con Fujimori en 1992 y un año después con Serrano Elías en Guatemala es una seria anomalía en el desarrollo institucional de sistemas políticos más acostumbrados a interrupciones de la institucionalidad desde el Legislativo contra el Ejecutivo. El Legislativo se alzó prepotente en los casos del golpe de estado contra Zelaya en 2009 y de destitución de Lugo en 2012, Pérez Molina en 2015 y Rousseff en 2016. 36 Tercer Foro Internacional | 75 que prohíbe la reelección en la Constitución de 1992, generando un conflicto que llegó a cobrarse una víctima y provocó el incendio del Congreso, suspendiéndose el cambio constitucional. Sin embargo, en Honduras, el presidente Juan Orlando Hernández, aprovechando la decisión de la Corte Suprema de Justicia relativa a la “inaplicabilidad” de la prohibición de la reelección, logró pasar la enmienda. Son evidencias de un escenario en el que el cumplimiento de las reglas es proceloso y las formas mediante las que se pueden cambiar son a menudo violentadas, como en este terreno ya aconteció en Nicaragua, poniendo en un brete la institucionalidad democrática. Gerardo Bleier1 Venezuela: ¿un caso más en la búsqueda desesperada de autonomía nacional?2 Venezuela: Another case in the desperate search for national autonomy? Anoche en una conversación informal fui acusado de idealista y el interlocutor, mi extrañable amigo, se refirió incluso con cierta ternura a los esfuerzos que hago por tratar de hacer una lectura marxista de la realidad contemporánea. Este esfuerzo si proviene de alguien que aprendió de una profunda crisis existencial, hacer una seria valoración de la tradición liberal garantista, se acenntúa cuando el año pasado escribí un libro de significación actual de Vladimir Illich Lenin — razón por la cuál tienen ustedes razones para asustarse por esta breve intervención.3 Si observamos los problemas que los políticos del mundo tienen, hay una constante, parece que sin comillas y evidente — el desesperado intento, la búsqueda desesperada de muchas naciones por alcanzar lo que podríamos denominar como autonomía nacional, autonomía nacional en manejo de sus recursos, en la generación de las condiciones institucionales para adoptar sus propias decisiones. Venezuela es un caso desesperado de búsqueda de autonomía nacional. Por ahora me quiero concentrar en ese concepto, porque iniciar ya un ahondamiento de este complejo problema, incorporando la valoración sobre los contenidos de la democracia, es decir, sobre la gestión democrática, requiere el tiempo que no disponemos. Lo obstante lo cual nos parece importante es dejar eхpuesto, mencionado este conflicto latente en la pariencia de los fenómenos geopolíticos globales — el conflicto entre la cuestión nacional y la cuestión democrática. Puesto que lo que observamos cuando analizamos otros casos de radicalización del esfuerzo por acceder a formas de autonomía nacional no es una tendencia a lograrlo mediante procesos que conduzcan a la calificación de la cultura democrática y de la convivencia democrática implícita, sino al contrario proceso que tiende a lograrlo mediante la exaltación nacionalista, ultranacionalista, que en general además conduce a formas autoritarias. Y a así tenemos enorme cantidad de casos (el turco, por ejemplo, es un Copresidente del Instituto de Bering-Bellinshausen para ambas Américas, Montevideo, Uruguay. Conferencia magistral durante la sesión plenaria del III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 3 Bleier G. ¡Hello, Lenin!, Montevideo: Cruz del Sur, 2017. 1 2 Tercer Foro Internacional | 77 caso emblemático: hace unos meses que teníamos un presidente Erdogan y ahora tenemos allí un rey Erdogan). Esta desesperada búsqueda de autonomía nacional se realiza, tiene lugar como consecuencia de la mobilización de sujetos sociales para lograr lo que la sociedad domine a la riqueza, o tiene lugar como consecuencia de la necesidad de unas élites para mejor preservar sus privilegios. O es que necesariamente las dos cosas van unidas. Como vemos en la simple forma de formular las inquietudes, y muchos de ustedes lo habrán percibido, no es lo mismo analizar esta desesperada búsqueda de autonomía nacional desde una perspectiva, digamos, Hegeliana o Weberiana que desde una perspectiva marxista. Una hace hincapié en lo que podríamos considerar la razón del Estado, la ética de responsibilidad y de la adoptación de unas decisiones institicionales de una nación para lograr su mejor desarollo en todos los sentidos: económico, político-jurídico para estar en las mejores condiciones competitivas con otras naciones. Esta es la versión Hegeliana o Weberiana. Y otra es la marxista: hace hincapié en necesidad de incorporar conceptualmente el análisis de problemática, de los problemas referidos hacia la sociedad la que domina la riqueza o la riqueza la que controla a la sociedad. ¿Qué nos dice en este contexto de búsqueda desesperada de autonomía nacional que en todo lado vemos, observamos? Vemos la crisis de la social-democracia que se acentúa muy, diría, dramáticamente en el mundo entero y sobre todo en aquellos países donde accedió y dispuso de posiciones hegemónicas. Nos habla esta crisis de la social-democracia de una crisis del capitalismo de castas, lo que podríamos denominar simpáticamente como el capitalismo de amigos. ¿Cómo obtiene una nación autónomía? ¿Como ha hecho China para construir autonomía desde las reformas implementadas por Deng Xiaoping? Creó una burguesía nacional. Los países que no cuentan con una burguesía nacional, que producen riqueza, reinvierten, dinamizan a la sociedad civil y su conjunto, ¿tienen alguna chance de ser políticamente autónomas frente a la radicalidad no administrada políticamente que tuvo la globalización desde los noventa? Puesto que el mundo tal como lo conocimos desde la pos-guerra hasta el fin de los noventa fue administrado por élites que tuvieron la inteligencia, la seriedad y la solidez de administrar políticamente los procesos de expansión natural y propios en la forma de reproducción del capital. Razón por cual Europa, la Europa Occidental logró generar una institucionalidad que administró muy inteligentemente los equilibrios, producción de riqueza y de igualdad, condiciones sociales de igualdad en el acceso a la educación y a la salud. Lo hizo ciertamente y es necesario señalarlo por lo que viene después, porque Europa contaba con los enormes recursos obtenidos durante el período de su expansión imperialista, enormes recursos en la forma de universidades, en la forma de innovación, en las formas de investigación científica, enormes recursos de 78 | Tercer Foro Internacional la capacidad expansiva de su economía. Los sudamericanos sabemos muy bien el peso de esa potencia institucional expansiva de la Europa — que vengo de elogiar — cuando en la década de los noventa privatizó todo en un modo poco transparente (para decirlo de modo elegante) cuando adquirieron la mayoría de las empresas estratégicas en buena parte de América del Sur. Si hubiesemos tenido una élite policlasista sudamericana y hubiese comprendido la enorme importancia de disponer de estructuras productoras de capital autónomas propias, no hubiese ocurrido lo que luego ocurrió. Por ejemplo, la revolución bolivariana. Desde muy humilde punto de vista el conflicto, lo sustancial del conflicto geopolítico de globalización de este momento, no es entre nacionalismo y liberalismo como lo suelen a presentar los medios de comunicación. No es tampoco en modo alguno un conflicto según la lógica amigo-enemigo construida por el teórico nazi Karl Schmid como reacción a los procesos revolucionarios de principio del siglo veinte, como reacción de las élites aristocráticas temerosas frente a la irrupción de “las masas” a la praxis política, irrupcion y participación política que las sustraía de toda la forma de tradición disciplinante. Desde mi punto de vista para comprender lo central de la complejidad del momento que estamos viviendo, y que no por casualidad más temprano se menciono como un período de transición inestable, escuche y me trajo muchas reminiscencias la palabra perestroika. Quizás porque ciertamente a la institucionalidad del mundo le hacen falta una perestroika y una glastnost’. Que la institucionalidad de pos-guerra administró un estado de situación que ya no es el mismo. Las instituciones globales como las Naciones Unidads o la Organizacion Mundial de Comercio — como todos estamos observando — no están siendo capaces de establecer un ordén que contemple un factor esencial que la globalización desentrenada, no administrada políticamente, no tuvo en cuenta y sobre la cual advirtio con mucho énfasis poco antes de morir el pensador marxista húngaro Georg Lukács. Él nos invitó a todos sus admiradores (y yo me cuento entre ellos) a pensar en dos problemas: el problema de la democratización de la sociedad (prefirió usar este término a cualquier otro, porque hizo una profunda lectura autocrítica de la pretensión igualitaria estatal burocrática que implicó el estalinismo en todas formas) y el análisis de los problemas del desarollo desigual de las naciones. Lo que voy a decir, es muy políticamente incorrecto, y si dejase absolutamente de mi espíritu crítico respecto a lo que ha ocurrido en Venezuela, no lo diría. Pero creo que estamos en un lugar donde vale la pena señalarlo para quizás enriquecer el debate. Voy a hablar bien de Nicolás Maduro “los Pajaritos”. Nicolas Maduro heredó un proceso autonomista radical desarollado por Hugo Chávez, autonomista en relación de sus recursos naturales en un contexto histórico extremadamente difícil. Y además se complementó con la implosión del valor del precio de las materias primas en general, y del petróleo en particular. Tercer Foro Internacional | 79 Ninguna nación puede construir autonomía nacional alguna si no logra estabilizar institucionalmente al país, a la nación la que procura lograr esa autonomía. Y tengo que decirlo, para mi sorpresa, Maduro ha gestionado este conflicto en los últimos tiempos con mucha más solvencia de lo que podría esperarse. Yo sé que hay quienes objetan la legitimidad de Maduro y de la Asamblea Constituyente, pero no es mi caso. Creo que así como hubo un proceso del deterioro de la calidad de la cultura democrático-republicana desde el momento, una vez que la oposición gana la Asamblea Nacional y en seguida intenta tirar a Maduro, y con unas lógicas anti-chavistas peligrosamente parecidas a un linchamiento, generó un nivel de polarización en la sociedad venezolana que corría el riesgo de iniciar el proceso de descomposición estatal. ¿Y a quien le sirve una descomposición estatal en una de las naciones más ricas del mundo? Y creo que Maduro con todas sus limitaciónes teórico-políticas encontró el modo de encontrar las condiciones de estabilidad sin dejarse arrastrar por otros compañeros de su partido hacia prácticas represivas radicales. No sabemos todavía como va a transcurrir el proceso de la Constituyente puesto que está en plena producción legislativa, pero sí sabemos que logró mediante esa estrategia de convocatoria de una Asamblea Constituyente estabilizar al país y generar la forma de diálogo para posiblemente abrir la oportunidad de participación en el poder político. ¿Por qué señalo esto? Y con esto concluyo. Porque es necesario observarlos los sucesos de Venezuela y de otras naciones bajo esta perspectiva de una desesperada búsqueda de autonomía nacional. Porque si la globalización, según las lógicas neoliberales de los noventa, continúa expandiendo sin contraposición, el riesgo de la descomposición de los estados nacionales es altísima. Por un lado, por el riesgo de que ocurran fenómenos propios los que la ciencia política llama los estados fallidos, por crisis radicalizadas en su interior que pueden conducir a hacer ingovernables esas naciones, lo que beneficie, claro, a los intereses externos. Y el otro proceso de descomposición que puede poner en riesgo la potencia de la autonomía nacional, autonomía tanto en la construcción de cultura democrática como en la construcción del proyecto de desarrollo que contemple la necesidad de administrar los recursos naturales del propio país. Me refiero con esto a ciertas trenzas de poder política — riqueza que se articula en la administración de los estados y que se explica muchos fenómenos: las denuncias contra poderes como en casos de corrupción (probados y no probados), denuncias contra una empresa nacional apalancada por un estado nacional porque esta empresa compite en otro mercado suramericano con empresas que disponen de altísimos niveles tecnológicos, de disposición capital de sus países centrales. No se entienda, por favor, que estoy haciendo elogios de la forma de desarrollo de las empresas latinoamericanas mediante el presuroso procedimiento de coimear a los que deciden a quien conceda una obra. ¡Naturalmente que no! Pero estoy haciendo 80 | Tercer Foro Internacional notar que las lógicas del capitalismo de castas y de los amigos son consecuencias de la necesidad de las naciones de que para disponer con la autonomía nacional necesitan tener capitales y capitalistas nacionales. Y a mi juicio, muchos de los problemas que vemos en el mundo son resultados, incluso el caso catalán, que hemos observado en las últimas horas, son el resultado de lo que vamos a denominar como impotencia competitiva. Es decir, la dialéctica del conflicto entre las prácticas imperialistas o neo-imperialistas, está teniendo lugar más la impotencia competitiva de enorme cantidad de las naciones para consolidar proyectos de desarollo que les permitan ser autónomas. Este es el principal problema del mundo. No hay problema entre nacionalismos, no hay un problema entre la emergencia de los populismos. Los hay también, pero el populismo tiene un corto vuelo, por eso no son estos problemas principales. Los problemas principales que afectan a la humanidad son, y lo digo con Carlos Marx: si la sociedad domina la riqueza o la riqueza domina la sociedad. ¡Muchas gracias! Andrés Serbin1 Los cambios regionales y globales y su impacto en América Latina y el Caribe: algunas reflexiones y un cúmulo de incertidumbres2 The regional and global changes and their impact in Latin America and the Caribbean: some reflections and an accumulation of uncertainties El sistema internacional vive una transición compleja, con altos niveles de incertidumbre y de transformaciones aceleradas, con cambios tectónicos que implican desplazamientos y reconfiguraciones geoeconómicas y geopolíticas a nivel global y que básicamente se desarrollan sobre la base de la combinación de dos ejes. Por un lado, el fin de ciclo de la globalización tal como la hemos conocido hasta ahora, hacia una modalidad más regionalizada en el marco de un sistema multipolar, en el sentido que habrá un desarrollo económico, político y social dividido por regiones, en detrimento de la integración e interdependencia mundial generada por la globalización, con el surgimiento de nuevas instituciones y normas que no necesariamente responden a las establecidas por el orden liberal internacional. El nuevo ciclo ha dado lugar a un debate en curso sobre la crisis de la globalización, el desarrollo de una postglobalización (es decir una globalización que sigue en desarrollo, pero con nuevas características que hace a una nueva fase posterior), de una des-globalización, de un re-globalización con rasgos diferentes, de una globalización alternativa a la impuesta por el orden internacional liberal con la emergencia de nuevos focos de dinamismo económico en diversas regiones, de globalizaciones alternativas o a una globalización post-occidental de creciente acento sino-céntrico. Gran parte de este debate se refleja en el documento resultante del coloquio organizado por CRIES en septiembre de 2017 y cuya síntesis se encuentra incorporada como documento en este volumen. La mayoría de los analistas, sin embargo, consideran que este proceso no implica la reversibilidad de la globalización tal como se ha desarrollado en las últimas décadas, sino su transformación, con mayor énfasis en las dinámicas regionales. Por otra parte, la consecuente y concomitante reconfiguración y difusión del poder mundial, con la emergencia de nuevos actores relevantes como China, Rusia Doctor, presidente de CRIES; Argentina. Conferencia magistral durante la sesión plenaria del III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 1 2 82 | Tercer Foro Internacional y la India en el marco de esta multipolaridad, que dan lugar a nuevas visiones globales, eventualmente en competencia, y que contribuyen a generar nuevas formas de gobernanza y nuevas normas internacionales, en la medida de que los antiguos “rule-makers” de Occidente comienzan a ser cuestionados o desplazados por algunos actores que antiguamente, y especialmente luego de la Segunda Guerra Mundial, se asumían cómo “rule-takers” en el sistema internacional (como caso ilustrativo se cita a China) y que, en la actualidad dan asimismo lugar a la aparición de en un espectro nuevo de “rule shakers” y, eventualmente, de “rule makers” emergentes. La multipolaridad que emerge, especialmente en esta fase primigenia, es propensa a errores de política, rivalidades y tensiones geopolíticas, y al desarrollo de nuevas narrativas para interpretar la transición, caracterizada por la persistencia de formas unipolares, multipolares y caóticas o apolares en un mundo en el que nace un nuevo orden mundial. Este nuevo orden mundial responde a un mundo “multiplex”, en el cual múltiples actores que reflejan una diversidad cultural y una distribución desigual de poder relativo compiten en diversos niveles simultáneos. Entre estos actores se encuentran no sólo estados nacionales de relativo poder en el sistema internacional, sino también organizaciones internacionales, corporaciones, actores no-estatales de diverso orden y regiones geográficas con un cierto nivel de institucionalización. Este complejo entramado de actores da lugar a la emergencia de un nuevo mundo que no refleja los intereses de un poder hegemónico superior, ni siquiera de un grupo de poderes con la capacidad suficiente de imponer su voluntad, de manera sostenida, al resto, lo cual hace difícil identificar quién determinará las nuevas reglas de juego imperantes en el sistema, particularmente si avanza un debilitamiento del poder hegemónico de los Estados Unidos a nivel mundial. A su vez, las complejas relaciones de multinivel a que da lugar generan nuevas formas de conceptualizar las relaciones entre poder económico, político y militar, en el marco de un ajedrez multidimensional, que da lugar a nuevas formas — más complejas — de articulación regional, ya sea como zonas de influencia de actores más poderosos, áreas civilizatorias re-emergentes o condensaciones de la globalización regionalizada. No obstante, en muchos de los estudios realizados desde América Latina, en el marco de este debate, la preocupación sobre la hegemonía estadounidense parece haber sido desplazado por una visión benévola de la proyección global de China, con un fuerte énfasis sino-céntrico. Desplazamientos geopolíticos y geo-económicos La extraordinaria concentración de poder económico que desde el siglo XV caracterizó el desarrollo de Occidente en torno al Atlántico, dio lugar, en distintas fases, a la formulación e imposición de una agenda global y de normas internacionales que convirtieron al ámbito nord-atlántico en el principal y predominante “rule Tercer Foro Internacional | 83 maker” en el sistema internacional en los últimos doscientos años. En las últimas tres décadas, sin embargo, se produce un desplazamiento del eje del dinamismo económico mundial desde el Atlántico hacia el Asia-Pacífico, precedida por la desarrollo de algunas economías asiáticas y fuertemente impulsada por el desarrollo acelerado de China y su impacto en Asia del Este. Este desplazamiento no sólo se relaciona con la emergencia de China y la visión progresivamente articulada del “China dream”, con su componente sino-céntrico, crecientemente incorporado en la visión de las elites de este país, sino también con el desplazamiento gradual de la generación de instituciones, bienes globales y regionales, y normas internacionales hacia el Asia-Pacífico y, eventualmente, hacia el Sur Global con la emergencia de otros nuevos actores (caso BRICS, MIKTA). El nuevo acento regional de la globalización que se produce con este desplazamiento, ha dado lugar a que China se comprometa con la globalización en sus propios términos (socialismo con características chinas — Xi), a raíz de los beneficios que le ha proporcionado a su desarrollo y crecimiento económico y a su proyección geopolítica sin modificar la prevalencia del modelo político y de desarrollo propiamente chino. Durante su presidencia Barack Obama lanzó el “pivot Asia” para impulsar una estrategia y contrarrestar el peso chino en la región, y promovió, en ese marco, el TPP (Trans-Pacific Partnership), sin la participación de China. China reaccionó primero con el lanzamiento del RCEP (Regional Comprehensive Economic Partnership) dirigido a sus vecinos asiáticos y luego, durante la más reciente Cumbre de la APEC, con la propuesta de crear en dos años el FTAAP (Área de Libre Comercio del Asia Pacífico), sin la participación de los EEUU. La cancelación por parte del presidente Trump del TPP (junto a la paralización del TIIP en el área atlántica y la renegociación en curso del NAFTA) en el marco del nuevo proteccionismo estado-unidense, descolocó a sus socios del TPP, incluyendo a tres miembros de la Alianza del Pacífico en América Latina, y afectó significativamente la proyección geoestratégica de los EEUU en el Asia Pacífico. A diferencia del TPP, el RCEP es más tolerante con los modelos de economía planificada y con estándares laborales inferiores, reduciendo y eliminando barreras tarifarias y a la vez no afectando estándares y barreras no-tarifarias. En este marco, China apela a invertir plenamente en la globalización apoyando el comercio multilateral a través de la aceleración del RCEP y haciendo avanzar la FTAAP, para la región del Asia Pacífico, pero paralelamente ha creado una serie de nuevas instituciones como el Asian Infrastructure Investment Bank (AIIB), el Banco de Desarrollo de los BRICS y más recientemente ha lanzado la iniciativa de la Ruta de la Seda para el desarrollo de siete vías de comunicación (seis terrestres y una marítima) orientadas hacia Asia Central y Europa — “One Belt, One Road” (OBOR), como un ambicioso plan de proyección continental y de conexión con Europa , basado en el desarrollo de una infraestructura y de inversiones en el área. 84 | Tercer Foro Internacional En este marco, la preocupación de los últimos años acerca del desplazamiento del dinamismo económico y la difusión del poder del Atlántico hacia el Asia-Pacífico, ha hecho perder de vista otros procesos de desplazamiento geopolíticos no menos importantes pero vinculados a esta dinámica inicial — la progresiva configuración de la Gran Eurasia, sobre la base de la convergencia entre China y la Federación Rusa, y en función de una nueva arquitectura institucional que incluye el OBOR, la Unión Económica Eurasiática (promovida por Rusia con dos socios del Asia Central y dos socios europeos), particularmente luego de las sanciones occidentales impuestas por la crisis de Ucrania y la incorporación de Crimea, y la ya establecida Organización de Cooperación de Shangai (OCS) entre Rusia y China, con la participación de los países del Asia Central, Turquía e Irán, y la potencial incorporación de India y Paquistán. Es importante señalar que es particularmente relevante la evolución de la OCS desde un acuerdo orientado a los temas de seguridad, a una creciente configuración como un espacio de intercambio y cooperación comercial. Por otra parte, la creciente influencia y proyección de China en el Asia Pacífico ha dado lugar a una reacción bajo la forma de la emergencia de una concepción del Indo-Pacífico, promovido tanto por los EEUU bajo la administración Trump como por la India, Japón y Australia, quienes, su vez, han impulsado — particularmente en el caso de los dos primeros — el Asia Africa Growth Corridor (AAGC), asimismo orientado a desarrollar la infraestructura, la tecnología, la energía renovable y los proyectos agrícolas con foco en los países del África y del Sudeste asiático, en el que el Banco de Desarrollo de África juega un papel primordial. Tomando en cuenta estos y otros procesos, desde una perspectiva crítica de la geopolítica se hace evidente que emergen nuevas narrativas que dan lugar a orientaciones estratégicas por parte de diversos actores que desarrollan un análisis crítico de los discursos que han protagonizado y que actualmente protagonizan el debate de la relación espacio-poder (Preciados), articulando la geopolítica y la geoeconomía en el marco de discursos geoestratégicos promovidos por las respectivas elites políticas, económicas y militares en función de la demarcación de espacios, no sólo en relación con los estados sino también con regiones específicas, bajo el proceso de transnacionalización que ha impulsado la globalización. Las nuevas narrativas Si a nivel global, las narrativas que prevalecieron en décadas anteriores se caracterizaron por una narrativa bipolar durante la Guerra Fría, una unipolar después de la implosión de la URSS con al predominio hegemónico de los EEUU, y la emergencia más reciente de una narrativa multipolar —predominantemente económica pero de carácter complejo y no hegemónico — en el marco de esta última las elites respectivas han desarrollado nuevas narrativas acentuando con frecuencia Tercer Foro Internacional | 85 la importancia de los núcleos de dinamismo regional, sin abjurar de los procesos de globalización y abriendo el camino hacia una globalización regionalizada. Es así que frente a una narrativa atlantista ha surgido una narrativa del Asia Pacífico — con elementos descollantes como el rol ascendiente y predominante de China como agente de cambio en la región en el marco del desplazamiento desde el Atlántico ya mencionado, y el énfasis de un Asia para los asiáticos, en función de una polaridad sesgada de normas y valores; dos versiones de una narrativa euroasiática, en función de los intereses compartidos pero eventualmente divergentes de China y de Rusia, y una narrativa del Indo-Pacífico, de carácter más reactivo. Sin mencionar otras regiones estratégicamente relevantes a nivel global (como el Medio Oriente y el Golfo Pérsico, de gran importancia energética y estratégica y de vinculaciones diversas con las narrativas anteriores, entre otras), lo cierto es que la percepción de un Asia-Pacífico como una región que ha desplazado al Atlántico de una manera homogénea, choca con una serie de matizaciones que responden a diversos intereses nacionales a nivel regional, a diversas estrategias consecuentes y a la superposición de diversos cambios tectónicos en el ámbito global. En este contexto, cobra creciente impulso la percepción de la emergencia de un nuevo orden mundial post-occidental, de carácter multipolar y policéntrico, con las dinámicas multiflex ya mencionadas y con el surgimiento de nuevas normas y reglas de juego que surgen de la tensión entre las ideas y valores occidentales y nooccidentales. De hecho, nos encontramos ante un proceso de transición hacia un mundo genuinamente multipolar — no sólo en términos económicos sino también geopolíticos — en el marco de la configuración de una agenda global que aún no se refleja con claridad en los organismos multilaterales y que, por otra parte, va configurando un sistema mixto en el cual coexisten economías centralmente planificadas con economías más abiertas, generando un orden social mixto más diversificado que opera de diversas maneras en diversas regiones y países y en torno a prioridades y temas diferentes de la agenda global (Mazzar). En todo caso, un orden mundial no tan liberal, en tanto si bien los valores occidentales se mantienen parcialmente a nivel global, el orden liberal institucional establecido se acomoda y coexiste con diversos sistemas políticos domésticos y con estrategias regionales y globales diferenciadas, en el marco de narrativas que se articulan con visiones económicas y geopolíticas distintivas. Pese al cuestionamiento al proceso de globalización — originariamente promovido por movimientos sociales anti-sistémicos y paradójicamente actualmente impulsados por movimientos proteccionistas, nacionalistas y, eventualmente, aislacionistas del mundo atlántico — , en el ámbito de los poderes emergentes la globalización sigue siendo percibida en forma positiva, particularmente a través del impulso a nuevos acuerdos de libre comercio y a la creación de nuevas instituciones y normas. En este marco, la globalización (y sus diversas narrativas) no parece 86 | Tercer Foro Internacional agotarse sino que adquiere nuevos contornos con la aparición de actores emergentes de diversos tipos que redefinen las reglas y las normas del sistema internacional, en función de valores nuevos o diferenciados. En suma, la crisis institucional y política del atlantismo y sus aspiraciones a establecer las reglas que rigen la gobernanza global — más allá de las dificultades por las que atraviesa el multilateralismo — dan lugar a cambios en las reglas de juego en la economía y en la seguridad mundial por la aparición de los nuevos actores; se profundiza la erosión del sistema jurídico internacional en su aspiración de debilitar la soberanía de los estados; se acelera la regionalización y transnacionalización de las relaciones internacionales; se agudizan las luchas identitarias y religiosas y se hacen transnacionales a la par de que el modelo de desarrollo global encara una transición junto con las normas de gobernanza que lo apuntalan, mientras que se incrementan las tensiones sociales y la crisis de las ideologías. América Latina y la nueva coyuntura En este marco, luego del despliegue del regionalismo post-liberal o posthegemónico en el contexto favorable del boom de los commodities y del auge de los gobiernos de izquierda y populistas de la región en la década precedente, la nueva coyuntura que vive la región no sólo se produce en el marco de una reconfiguración de su mapa político y de sus actuales dificultades de crecimiento y desarrollo, sino que abre también una serie de interrogantes no sólo sobre los factores endógenos que pueden condicionar su evolución sino principalmente sobre los factores exógenos que se vinculan con la evolución del orden global, condicionado pos las orientaciones internacionales de los EEUU bajo la administración Trump, las transformaciones en Europa, y el acomodamiento de China a su ascenso global, pero también por la reconfiguración del mapa de los centros de poder económico y militar a nivel global y, especialmente, en torno a la emergencia de nuevos polos regionales, frecuentemente legitimados por sus propias narrativas, como en los casos de Rusia, Turquía o Irán. En tanto el orden global se encuentra en revisión, esta reconfiguración de los poderes globales y regionales tendrá un efecto de crucial importancia para América Latina como región, en una etapa de bajo crecimiento, baja integración, liderazgos débiles, menores niveles de concertación y mayores niveles de pragmatismo, en una región más atomizada y de limitadas convergencias. En suma, en su intento de “volver al mundo” o de insertarse más favorablemente en el sistema internacional, desde 2013 América Latina se enfrenta a un escenario global más difícil e incierto, habida cuenta de esa vulnerabilidad estructural. La paulatina reorientación de la economía china hacia un modelo de crecimiento más focalizado en el desarrollo del mercado interno, unido a la lenta recuperación y débil crecimiento de las economías avanzadas señalan los límites de un modelo de Tercer Foro Internacional | 87 inserción internacional basado en las exportaciones hacia Asia. El estancamiento de las negociaciones de la Organización Mundial de Comercio (OMC) y las posteriores negociaciones “mega-regionales” del Acuerdo Transpacífico (TPP) y del Acuerdo de Comercio e Inversión Transatlántico (TTIP) plantearon riesgos críticos al conjunto de la región en cuanto a normas más exigentes y a la desviación de comercio y de inversión, al margen de su alineamiento “pacífico” o “atlántico”. El descarrilamiento de estos acuerdos a partir de 2016, con el ascenso de fuerzas de extrema derecha reticentes al libre comercio en Estados Unidos y en la UE, no supone sin embargo un escenario más favorable, pues plantea riesgos de mayor proteccionismo y nacionalismo económico, en particular para los países de América Latina más abiertos a la globalización a través de acuerdos de libre comercio con los EEUU y la UE. Estos acontecimientos no deben ser vistos como meros fenómenos de corto plazo. Por el contrario, son expresión de un cambio de etapa histórica que puede interpretarse como una crisis de transición de la globalización, y del modelo hegemónico sobre el que se ha sustentado. Se cerraría así la etapa de la postguerra fría, dominada por la globalización económica y la democracia liberal, que ha hecho ascender a los países emergentes impulsando un visible progreso económico y avances en la reducción de la pobreza, aunque también ha empeorado la distribución de la riqueza a escala global, planteando importantes desafíos para una agenda global de desarrollo sostenible. Esa crisis de hegemonía puede abrir un periodo más incierto e impredecible, en el que no pueden darse por sentadas las certezas de la etapa anterior, ya sea el rápido crecimiento de China y de otros países emergentes, el anclaje de la globalización y el internacionalismo liberal en la hegemonía estadounidense, el atlantismo como pivote de la seguridad occidental, la continuidad de la UE, la solidez de la democracia liberal, de los partidos y las élites dirigentes del mundo occidental, o el protagonismo de las multinacionales. De hecho, estos procesos plantean interrogantes de fondo sobre el futuro de la gobernanza global. En este contexto todos los actores de la región y ésta en su conjunto habrán de valorar adecuadamente esos nuevos escenarios y sus implicaciones a corto y largo plazo para una mejor inserción internacional frente a un escenario global de inestabilidad sistémica, cambios acelerados y mayor riesgo geopolítico. Las narrativas latinoamericanas que se han desarrollado en las últimas décadas — desde el regionalismo abierto al regionalismo post-liberal o posthegemónico — han cristalizado en formas institucionales débiles y de alcances limitados, en el marco de lo que hemos denominado un “multilateralismo suigéneris”, ampliamente debatido a nivel regional. Sin embargo, más allá de sus visiones críticas, algunas de éstas narrativas, amén de promover eventualmente una mayor autonomía y diversificación de las políticas exteriores de los países de la región, paradójicamente no han puesto en cuestión el orden internacional liberal, 88 | Tercer Foro Internacional como lo evidencia el mayoritariamente sistemático alineamiento de los países latinoamericanos y caribeños con los países occidentales en las votaciones en el marco de la ONU, confirmando, más allá de los cambios de la última década, una tendencia a persistir en su papel de “Lejano Occidente” como oportunamente lo señaló Rouquié. Adicionalmente la región — pese a su atomización y heterogeneidad — cuenta con una serie de activos importantes que — más allá de su inserción económica en el sistema internacional — pueden facilitar un rol más activo en el mismo. Uno de estos activos refiere a la región como “zona de paz”, con una reducción sustancial de conflictos intra e inter-estatales, una adhesión consistente a la no-proliferación nuclear y a la conformación de mecanismos regionales — básicamente a través de la creación de “grupos de países amigos” desde Contadora y el Grupo Río a UNASUR — que pese a un desempeño con altibajos han contribuido a desarrollar mecanismos de mantenimiento de la paz y de resolución de conflictos. En este marco, y en función de una dinámica predominantemente interna basada en el contrapunto entre dos tradiciones jurídicas históricamente arraigadas — la que remite a privilegiar la soberanía nacional y la no-intervención, y la que ha contribuido a un desarrollo significativo de los derechos humanos — América Latina ha sabido desarrollar una serie de reglas endógenas que la convierten en un “rule maker” hacia la región y que, eventualmente puede proyectarse hacia un ámbito más amplio. Más allá de algunos esporádicos casos de “rule-brakers”3, tal vez la actual coyuntura de transición a nivel global, tanto en lo geoeconómico como en lo geopolítico, podría abrir las puertas para un papel más proactivo de la región en diversos mecanismos multilaterales — desde la ONU al G-20 — con una presencia más asertiva en el impulso a reglas de juego más acordes con su acervo cultural, pero desde una perspectiva que no limite ni reduzca la autonomía que ha logrado hasta el momento. Los movimientos tectónicos por los que atraviesa el sistema internacional pueden constituir una magnífica oportunidad para construir — tanto desde lo bilateral como lo multilateral (caso ejemplo sirve la reactivación de Mercosur y su convergencia posible con la AP, a la par de un avance del acuerdo con la UE) potenciales consensos para una inserción colectiva más activa a nivel global y, a la vez, para la construcción de espacios comunes que puedan convertirse en plataformas a partir de una agenda de temas transversales que van más allá de los convencionales — innovación tecnológica, conectividad e infraestructura — aprovechando la diversificación de patrones de relacionamiento con los diversos actores emergentes. 3 Como lo ilustra el actual caso de Venezuela. Gerardo Caetano1 Izquierdas y progresismos en América Latina. A cien años de la Revolución Rusa2 Left-Wing and Progressive Forces in Latin America. One hundred years after the Russian Revolution ¡Buenos días! Es un gusto estar aquí. Agradezco mucho a los organizadores del III Foro Internacional y a la Universidad Estatal de San Petersburgo por la invitación. La idea que tengo es la de trabajar fundamentalmente sobre estas izquierdas y progresismos en América Latina en el período más contemporáneo, pero obviamente los cien años de la Revolución rusa configuraron un acontecimiento de mucho impacto en América Latina. Ayer escuchaba presentaciones de algunos de los libros sobre algunos acercamientos acerca de la llegada y la recepción del marxismo en América Latina. Y en verdad que esta idea de la diversidad en la que ocurren los acontecimientos en América Latina respecto a este tema se confirma. Es muy interesante ver en el siglo XIX como llegan los textos marxistas a América Latina, por ejemplo a los sindicatos en el Río de la Plata la mayoría de los textos marxistas llegaron en francés, y en la prensa obrera se señalaba de manera muy insistente que los dirigentes sindicales para defender los intereses de los trabajadores debían saber por lo menos dos idiomas, pero el segundo no era el inglés, era francés. Y no es menor el hecho de que se lea un texto en francés o en una traducción generalmente mala en español o en inglés o en alemán. Las traducciones también importan. También es relevante advertir hasta qué punto, a contramano de la historia más generalizada, muchos inmigrantes — anarquistas, socialistas, comunistas — en realidad se hicieron, no todos, pero muchos ellos, anarquistas, socialistas o comunistas en América Latina. No venían portando esas identidades ideológicas. De mismo modo que tampoco venían siendo italianos o españoles, sino que venían reivindicándose y así está en los censos, como calabreses, gallegos, sanmartinos. Esto hace que tratemos de evitar o que sea prudente evitar visiones demasiado cerradas respecto al impacto de un acontecimiento como la Revolución rusa en América Latina. Uruguay. Doctor en Historia, Univerdidad de la Republica. Conferencia magistral durante el III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 1 2 90 | Tercer Foro Internacional No fue lo mismo en México que en el Río de la Plata o que en los Andes o en Brasil. Obviamente, el impacto de la Revolución generó ese debate clásico en Occidente entre socialistas y comunistas, pero ese debate que sobre todo se desplegó en su máxima radicalidad a propósito de las 21 tesis de Lenin, no se resolvió de la misma forma. Por ejemplo en Uruguay, los leninistas ganaron los congresos, a diferencia de lo que acontecería en buena parte del Occidente, los leninistas se quedaron con la banca del Partido Socialista en el parlamento, con el diario “Justicia”, con la Casa del Pueblo, entre otras cosas, porque en Uruguay había una corriente política, ideológica de orientación más republicana que orientaba el batllismo, que orientaba la política y que empujaba a los partidos más netamente de izquierda hacia una visión más de izquierda. Obviamente allí se iniciaría una larga historia cuyo tema no es del que hoy quiero considerar con ustedes, pero la primera idea que quiero transferir es que hay que tener en cuenta, cuando se habla del impacto de una revolución de proyección occidental y universal, que son dos conceptos distintos. En Occidente se cree que lo occidental es universal y no es así, el impacto de la Revolución rusa lo prueba bien. Muchas veces se supone que ese es un fenómeno de trasplante y lo acontecido en América Latina revela que no. En América Latina así como ningún fenómeno político, cultural o social se puede explicar bajo una lógica de trasplante, tampoco el impacto y el despliegue del marxismo, del leninismo, de la Revolución rusa puede explicarse desde esa perspectiva. En primer lugar porque las izquierdas en América Latina nunca fueron solo marxistas y hubo otras corrientes (que podemos calificar propiamente de izquierda) que no tuvieron prioritariamente esa matriz. Incluso es muy interesante advertir hasta qué punto las primeras izquierdas que precedieron a la Revolución rusa en América Latina tenían como matriz de inscripción ideológica la Revolución francesa y no la Revolución rusa. Y allí lo que refería el contínuo izquierda-derecha era la postura frente a la Revolución francesa, luego resignificada en la perspectiva del impacto de la Revolución rusa. Si nosotros tomamos esta premisa — la diversidad de las corrientes de izquierda en América Latina, la diversidad de sus inscripciones en la historia universal y la diversidad del impacto de las revoluciones de los siglos XVIII y XIX y del primer siglo XX en América Latina — una mirada sobre el período más contemporáneo deberá comenzar por la diversidad. En ese sentido, quien habla de América Latina y de sus izquierdas y progresismos, lo primero que tiene que hacer es discernir, incluso si uno se focaliza solo en aquellas izquierdas o progresismos, y aquí es discernimiento bien vale porque izquierdas en definición es una posición de inscripción dentro de un contínuo derecha-izquierda que es de construcción histórica y que se va resignificando, y lo que era izquierda en la Asamblea Nacional francesa, 150 años después en América Latina podría no serlo. Tercer Foro Internacional | 91 Pero hablando en plural de las izquierdas y de los progresismos lo que nos encontramos en la América Latina en los últimos 20–30 años es de una gran diversidad: hay izquierdas más o menos clásicas, como podría ser la izquierda chilena con un Partido Socialista y sus anexos, que pueden o no configurarse en partidos, con un Partido Comunista clásico, con una Democracia Cristiana más clásica, con otras corrientes de izquierda más arraigadas en experiencias más latinoamericanas, izquierdas cristianas, izquierdas de perfil más nacionalista y antiimperialista. La izquierda brasileña que tiene corrientes clásicas, tuvo su Partido Comunista, pero que luego prohija un partido diferente como es el Partido de los Trabajadores o que tiene toda la tradición más propiamente local que se desgaja en perspectivas más progresistas o menos progresistas, como el impacto de la corriente del Trabalhismo. O tiene la experiencia del Uruguay, donde hay una izquierda clásica, comunista y socialista. Pero luego hay otras izquierdas que provienen del desgajamiento de los partidos tradicionales y hay otras izquierdas que van construyendo su perfil desde lógicas nacionalistas e [anti]imperialistas. Después uno tiene ejemplos tan complejos como es el ejemplo argentino. Hace muy poco tiempo le preguntaron a Cristina Fernández de Kirchner si ella era izquierdista, y ella respondió: “Yo soy peronista”. La definición de peronista en la Argentina es una definición, por decirlo de una manera más elegante posible, muy polisémica, porque hay peronistas de derecha, de centro y de izquierda. Los mismos actores peronistas en ocasiones distintas pueden o no referir a esos perfiles de izquierda o de centro. Generalmente — como suele ocurrir — aquellos que son de derecha no dicen que son de derecha. En América Latina, también como en una buena parte de Europa, quien es de derecha cuestiona que haya izquierda y derecha. Pero tomando esta visión más aluvional y planteando esta idea de situaciones particulares, hay que imaginarse lo que es el Movimiento al Socialismo, el MAS en Bolivia que nació no como el partido, sino como un movimiento social y que luego ha querido configurarse como un partido de movimientos sociales, muchas veces ajenos a los partidos izquierdas clásicos en Bolivia. O pensemos en los fenómenos que ocurren en Venezuela: ¿qué es, qué fue, cómo se construyó el chavismo? ¿Está toda la izquierda ahí? Bastaría hacer una reconfiguración de la trayectorias para advertir que hay una izquierda clásica no chavista y que marcó su discernimiento respecto del chavismo casi desde sus orígenes, y que esta izquierda no chavista se ha ido engrosando. O el fenómeno ecuatoriano con un desgajamiento permanente. Si nosotros partimos de esa pluralidad necesaria que nos lleva a identificar izquierdas y progresismos, en lógicas más bien laxas, tal vez el mejor abordaje posible respecto a esas izquierdas en el período más contemporáneo tenga que provenir de ciertos desafíos de política que se orientan en una lógica más de demandas. 92 | Tercer Foro Internacional Me gustaría identificar cinco grandes desafíos históricos en lo que es la América Latina a finales de siglo XX y, sobre todo, esta América Latina de casi dos décadas del siglo XXI y ver cómo izquierdas y progresismos se articulan frente esos desafíos. En primer lugar, el primer desafío que es un eje de distinción, es la desigualdad. La desigualdad es el principal reto de América Latina, entre otras cosas, porque es el continente más desigual del planeta. Podremos distinguir al África Subsajariana y allí estaremos más o menos empatados, pero la desigualdad es un desafío gigantesco en América Latina. Y es un desafío que cuando han sido gobierno en este último tiempo las izquierdas o los progresismos, han atacado primordialmente y uno podría decir, efectivamente, el período de los gobiernos progresistas o de izquierda en América Latina, sobre todo en Sudamérica, ha generado un descenso fuerte de la pobreza y de la indigencia. Pero, y este es un elemento bien importante, aún en aquellas experiencias más exitosas no han bajado de manera igualmente radical la desiguldad. Con lo cual tenemos un primer reto: si para los partidos o movimientos de izquierda el problema de la pobreza es el problema de la desigualdad, a diferencia de las corrientes de las derechas más clásicas que, por ejemplo, en mi país hay una visión clásica de aquella izquierda republicana de 1900 que decía: “Queremos un país modelo que los pobres sean menos pobres y los ricos, menos ricos”. Durante la dictadura que aplicó políticas fuertemente neoliberales entre 1973 y 1985 un ministro de economía contestó a aquel sentido común uruguayo diciendo: “Para que los pobres sean menos pobres, los ricos tienen que ser más ricos”. La lógica del derrame, del egoismo creador, la lógica de que para mejorar los indicadores de una sociedad hay que generar un capitalismo fuerte, rentable, que pueda derramar sus beneficios. Bien, la izquierda no cree en eso, pero, y esto es muy importante, cuando en estos últimos 10–15 o 20 años las izquierdas o los progresismos desde versiones muy diferentes han sido gobierno, han logrado bajar y generar políticas de distribución, pero no han logrado generar, por ejemplo, el que el continente en su conjunto o que franjas importantes del continente hayan dejado de configurar el continente más desigual del planeta. Los estudios últimos tienden a comparar a los mil millonarios con el 50 % de la población, bueno, en América Latina los mil millonarios, los más ricos marcan al respecto un porcentaje muy importante de la sociedad. No tengo que referir cuánto del PIB mexicano marca [Carlos] Antonio Slim, pero esa situación se repite en América Latina en donde aún bajo gobiernos progresistas o de izquierdas, mejorando la distribución notoriamente desde un 48 % hasta un 28 % más-menos, pero también articulado con ciclos económicos más globales que tienden ahora aún en gobiernos de izquierda a generar cierta pulsión a que los logros de la distribución empiecen a sufrir inconvenientes. Y uno podría dar un ejemplo muy clásico que es el ejemplo chileno, en donde Pinochet dejó a los gobiernos de la Concertación un Chile con un 45 % de Tercer Foro Internacional | 93 pobres, 20 años después, la Concertación le dejó a Sebastián Piñera más o menos un Chile con un 15 % de pobres. Una faena histórica de distribución de los ingresos es muy importante, pero la desigualdad que Pinochet le había dejado al gobierno de la Concertación más-menos fue el mismo nivel de desigualdad medido por ejemplo en el coeficiente de Gini que el gobierno ya la Concentración le dejaron a Piñera. Con lo cual esta lógica de izquierda progresista de que el problema de desigualdad es el problema de la pobreza es el problema de la desigualdad en América Latina, los gobiernos de izquierda no lo han podido encarar. Más allá de su éxito en término de distribución. Y yo podría decir: ¿pero realmente es el problema en América Latina? Se puede asociar el problema de la pobreza con el problema de la desigualdad? Y en América Latina claramente se puede señalar así. En el informe del Banco Interamericano de Desarrollo en 2005 se decía que si América Latina tuviera la distribución del ingreso que corresponde a su nivel del desarrollo, la incidencia de la pobreza sería la mitad de lo que hoy es realmente. Si el ingreso de América Latina se distribuyera en el sureste de los países asiáticos, la pobreza sería una quinta parte de lo que es en realidad. Si se tomara el padrón distributivo de África se encuentra que para los mayores niveles de desarrollo que tiene la América Latina debería tener la mitad de los pobres que tiene realmente. Primer indicador entonces que es importante establecer es que ha habido un éxito cuando las izquierdas y los progresismos se han adueñado del gobierno, sobre todo un éxito de la clave distribucionista y no es solamente a través de transferencias monetarias directas con contrapartida, mayor o menor, sino a través de la formalización del trabajo, políticas sociales. Pero las coaliciones de lucha contra la pobreza y la indigencia no han sido tan eficaces como las coaliciones de lucha contra la desigualdad. Segundo reto importante es el desarrollo, la articulación de una matriz productiva que rompa el vínculo histórico del continente con las exportaciones de commodities. La diversificación de la matriz exportadora sigue siendo tan desafiante como antes del gobierno del giro progresista y que aquí los cambios han sido muy pequeños. Uno podría preguntar: ¿Cómo se cambia una matriz productiva tradicionalmente orientada a exportación de materias primas, ya sea de alimentos, de minerales, en 10–15 años? Pero uno tiene que advertir que difícilmente puede hablar de un gobierno de izquierda o progresista, cuando el 96 % de las exportaciones son de petróleo, y sobre todo de petróleo pesado no refinado, que luego es comprado, refinado, a quien ha sido en buena parte su pasado reciente el principal comprador, que son los EEUU. Me refiero a Venezuela o también a Ecuador, ya que el 40 % de sus exportaciones es petróleo, en mayor parte no refinado. Y aquí vemos que si no se cambia la matriz productiva difícilmente se puede sustentar el cimiento de una transformación social duradera, perdurable. Para cambiar la matriz productiva hoy los gobiernos de izquierda 94 | Tercer Foro Internacional tienen que afirmar otro tipo de políticas. En ese sentido, en términos de política económica, los cambios que los gobiernos de izquierda, sobre todo en Sudamérica, han desarrollado son muy pequeños, en el manejo macroeconómico particularmente. Faltan políticas sectoriales, falta mayor abundancia en las transformaciones de científico-técnica. Las inversiones y las investigaciones del desarrollo siguen siendo muy bajos en el continente. En medio de auge de la commidities, auge de precios que no siempre fue igual, se apostó a incrementar los recursos para distribuir mejor. Pero cerrado el ciclo de la bonanza de los commodities, con cambios internos de país comprador (China), nos encontramos con que América Latina sigue siendo tributaria de la exportación de commodities. Y aquí hay una limitación fuerte para la transformación social que requiere una transformación económica. Tercer reto es la sustentabilidad ambiental. El tema del incremento de la producción en América Latina que es un emporio de diversidad natural, una América Latina que tiene las reservas de agua dulce más importantes del mundo, que es la zona de la producción de los alimentos más eficaz y más eficiente. Una América Latina tiene las reservas de energía renovable y no renovable más importantes. Una América Latina que tiene la biodiversidad más importante del mundo, pero es el continente más vulnerable al cambio climático. Una América Latina que tiene riquezas en minerales estratégicos (cobre, litio, hierro), pero sin embargo también está sometida durante siglos a modelos extractivistas, que no han sido cambiados, en unos casos se han profundizado. Y aquí los reclamos de movimientos sociales, muchos de ellos indigenistas, otros, ecologistas, son reclamos cuya articulación y cuya atención por parte de los gobiernos progresistas, ha sido dual. El cuarto reto, absolutamente claro en América Latina es la consolidación y profundización de la democracia. Las izquierdas y los progresismos latinoamericanos, no en todos los países, pero en buena parte, han forjado su legitimidad ampliada frente a la ciudadanía y la lucha contra dictaduras del terrorismo de estado. En la lucha contra dictaduras de seguridad nacional, financiadas e inspiradas por los EE.UU. y muchas veces llegaron al Gobierno con la legitimación ampliada de consolidar formatos de democracia mucho más radicales, no solo en lo político, sino también en lo social. Pero ¿con qué nos encontramos muchas veces? El cuadro también es diverso. Que este desafío de profundización democrática termina con gobiernos que no solamente han intentado – y recordemos que la democracia no termina nunca de construirse – siempre hay nuevas experimentaciones para profundizar los derechos, para rearticular las instituciones. Pero una cosa es reconceptualizar la democracia y otra, violentarla. No sabemos cómo será la democracia de la segunda mitad del siglo XXI, pero sí sabemos lo que no será en el futuro. Y no hay democracias con concentración del poder, con reelecciones indefinidas, de liderazgos encarnados. No hay democracia con desbordes de los derechos individuales y colectivos, con grupos Tercer Foro Internacional | 95 paramilitares. Tampoco hay las que solo se legitiman en las urnas y luego tienen un ejercicio cotidiano de ruptura contra los derechos democráticos. Y hemos visto que muchos gobiernos, sobre todo cuando aquellas reglas de legitimación electoral no empezaron a funcionar y comenzaron a desbordar los marcos democráticos. El quinto reto fundamental constituye la lucha contra la corrupción. Las izquierdas en América Latina se afirmaron en su legitimidad luchando contra la corrupción que era inherente en los gobiernos oligárquicos clásicos, y sabemos siempre que la corrupción no es de la derecha ni de la izquierda, pero tiene una diferencia: los efectos de la corrupción en la izquierda son devastadores. Porque rompen con el núcleo inspirador de cualquier corriente de izquierda, que es construir una política nueva, distinta y hemos tenido fenómenos de corrupción mayor o menor en gobiernos muy diferentes, con inspiración de corrientes muy diferentes. Y el último reto muy importante, es el reto de la inserción internacional, el reto de forjar caminos de independencia que en América Latina se traduce inequívocamente en lógicas anti imperiales. En América Latina todavía hay colonias: uno puede ir a Puerto Rico y ver en el pueblo boricua un pueblo profundamente latinoamericano con implantación de banderas norteamericanas. Un pueblo desafiado por una crisis económica ilevantable, cerca de 80 mil millones de dólares de deudamiento, pero sobre todo desafiado por todo lo que implica la colonia. Pero también estamos viendo fenómenos de relacionamiento neocolonial en México, donde a un presidente norteamericano se le ocurre enfrentar fenómenos de migración masiva con un muro o con los condicionamientos que los EEUU han desarrollado en buena parte de América Latina. Los ejemplos podrían ser múltiples. Pero la visión anti imperial de afirmación de un camino independiente no solamente se hace en relación a los EEUU, sino a otros vectores de potencias económicas en el mundo, como, por supuesto, con la UE y China. En América Latina en algunos gobiernos se ha prosperado la idea de que China es el hegemón benévolo, que ha venido al mundo a establecer lógicas en el orden internacional diferentes a la del colonialismo tradicional. Y así como en África, que es un ejemplo clarísimo de que no es así, en América Latina tampoco es así. Lo que China compra de América Latina son alimentos y minerales sin procesar, incluso de una forma más radical que los EEUU y Europa. En 10–15 años China se ha convertido en el primer o segundo comprador de la mayoría de los países sudamericanos, comprando materias primas, alimentos sin procesar. Claro que les dan la bienvenida a China ya que están buscando la tercería sin flujos muy monopólicos, pero uno advierte que el camino para encontrar un desarrollo más independiente en América Latina tiene que pasar necesariamente por la integración latinoamericana. Una zona que tiene el comercio intrazona bajísimo del 14–16 % en los países de ALADI que podría rearticular y administrar mucho mejor su comercio, pero que 96 | Tercer Foro Internacional prefirió otro camino. Los gobiernos de izquierdas y los gobiernos progresistas han sido mucho más integracionistas desde la oposición que del gobierno y muchas veces sus impulsos integracionistas son más retóricos que efectivos. Uno podría recordar el fenómeno de ALBA, pero esto era el peso del petróleo a 140 dólares el barril para forjar un liderazgo continental y se derrumbó cuando el precio bajó a 50 dólares el barril o menos. Y una política de independencia continental no puede derivar de eso. Vemos los gobiernos de izquierda que aceptan una inserción internacional sobre la base de formatos de tratados de libre comercio tradicionales. Eso implica aceptar la liberalización de la propiedad intelectual, o sea aceptar que nuestra relación en producción sin tecnología va a ser absolutamente marginal y que tendrémos economías profundamente desindustrializadas. O una liberalización de compras gubernamentales: que nuestros estados le darán las mismas condiciones de compra a empresas norteamericanas o chinas que a las empresas locales. Los países desarrollados protegieron a sus embriones de desarrollo alternativo. Y decir que tampoco en términos de inserción internacional, eso que dió en llamarse el regionalismo postneoliberal, que buscaba una inserción internacional diferente como sustento de otro desarrollo, finalmente caló hondo. Me gustaría terminar planteando qué nos deja este balance. Uno podría decir que este balance es muy exigente con los gobiernos de izquierda o progresistas que con los gobiernos de derecha o centro-derecha tradicionales, y así es. La agenda de las izquierdas y los progresismos en un continente como América Latina es más exigente. Y en esta agenda no todo es déficit: ha habido distribución de ingresos, recuperación soberana de recursos naturales muy importantes, por ejemplo, en Bolivia. Ha habido intentos de una mayor integración política, un reclamo de una afirmación en términos de órden internacional menos sujeta a los impulsos de las potencias dominantes. Pero luego, a la hora de bajar eso en términos de profundidad y a 100 años de la Revolución rusa sabemos que una revolución puede devenir en su contrario. Una revolución de los 100 años puede conmemorar una revolución sin revolución, puede derivar desde una lógica emancipadora en una lógica burocrático-autoritaria. Una revolución puede convertirse en su contrario y lo que cambió para ser coherente con la inspiración del cambio tiene que vivir en el cambio y a través del cambio. En América Latina lo hemos visto rápidamente: gobiernos de izquierda en donde la lógica del manejo del poder de inmediato cooptó grandes clientelas, los reclamos de una construcción democrática terminaron muchas veces en derivas de corrupción. Los reclamos retóricos por una mayor integración terminaron en políticas nacionalistas de corto vuelo, y sobre todo la demanda de una profundización de la democracia terminó muchas veces en nuevas formas de autoritarismos viejos. Ya voy a terminar, en un análisis radical o muy desde el observatorio ecuatoriano, una experiencia progresista que continúa, pero de una forma extraña: Tercer Foro Internacional | 97 gana el mismo partido, pero quien era el presidente anterior y forjador del partido se vuelve a los 30 días el principal opositor de su sucesor. Nada menos que alguien que se llama Lenin Moreno, sucesor de Rafael Correa. A propósito Lenin Moreno pudo tener como vicepresidente a alguien que se llamaba Carlos Marx, lo cual revela hasta qué punto la revolución impactó en América Latina, cuando nombres de tercera o cuarta generación todavía siguen poniendo en América Latina (Lenin, Carlos Marx, algo menos, bastante menos Stalin, pero los hubo). Cómo en la vieja lógica caudillesca un gobierno que hereda a otro gobierno del mismo signo a los 30 días rompe y el caudillo anterior se vuelve en principal adversario del gobierno de aparentemente su partido. Se decía: “Las izquierdas latinoamericanas no han tenido la profundidad, ni tal vez la posibilidad, para desarrollar políticas post-capitalistas”, pero se pregunta: ¿Si es que en algún lugar del mundo hoy hay espacio para desarrollar políticas propiamente post-capitalistas? Y ahonda en la pregunta. Y recordemos, estamos conmemorando los 100 años de la Revolución cuya brújula era el post-capitalismo, en el error o en el acierto, pero post-capitalismo. 100 años después esa utopía no parece estar disponible y no me vengan con China que es un ejemplo de capitalismo salvaje, tal vez más duro que tengamos. Tampoco con Cuba que hoy está pugnando por controlar el poder político abriendo la economía a lo que venga. A 100 años de la revolución seamos desde la izquierda y los progresismos más modestos y busquemos lógicas post-neoliberales que es establecer reversiones en las sociedades latinoamericanas que empoderen a los movimientos sociales y que establezcan estadía fuerte que existe en América Latina de que no se puede retornar a la América Latina de los 90, con la regulación laboral, sin negociación salarial, con sindicatos débiles, privatizaciones, suicidio del Estado, crecimiento económico, pero regresión de la distribución de ingresos en muchos países, no en todos. Entonces hay que buscar lógicas post-neoliberales y en su balance, no solo de Ecuador, sino de los gobiernos y de las propuestas de izquierda latinoamericana, sobre todo de aquellas izquierdas que tenían el reto del gobierno, se concluye que estas izquierdas todavía no han legitimado enfoques propiamente post-neoliberales y para hacerlo deben retomar la inspiración en su historia que no es una historia solamente latinoamericana, es una historia universal, pero sobre todo deben tener la convicción de que estos y otros retos que tiene el continente son posibles de ser respondidos desde lógica efectivamente progresista. Que se puede afirmar efectivamente en las sociedades más cuestionadas, donde haya menos pobreza y menos indigencia crítica, pero haya menos desigualdad, que se puede transformar política y económica y desarrollar modelos de desarrollo con diversificación productiva que superen el retraso tecnológico, que generen efectivamente, pensando en el futuro, bases logísticas para una nueva economía, pero sin caer en la tentación perezosa de vivir de los auges cíclicos del incremento del precio de los commodities. 98 | Tercer Foro Internacional Que se puede hacer eso, pero que se lo debe hacer discutiendo sustentabilidad medioambiental. Que se puede hacer eso realmente en democracia y que en democracias las victorias nunca son finales. Que en las democracias quien hoy gobierna mañana es oposición, y no se pueden construir gobiernos para siempre de un mismo color, sino que se tiene que asumir la necesidad de construir sociedades mejores dentro de la lógica de la alternancia, y que sobre todo se puede construir sólidamente caminos independientes sin dejar de perder eso que cualquier gobierno en América Latina tiene, que no es nacionalismo vacuo, sino un nacionalismo de desarrollo independiente. Por supuesto que las izquierdas y los progresistas en América Latina tienen un reto formidable, como en todo el mundo, es claro. Y los 100 años de la Revolución rusa con sus errores y sus aciertos, con sus penas y sus inspiraciones nos vuelven a devolver esa idea inherente a cualquier perspectiva de izquierda o progresista, sea de la matriz que sea. El que quiere un mundo mejor, una sociedad mejor, debe vivir en el cambio. El poder no se conquista tomando el Palacio de Invierno. El poder se conquista reivindicando derechos, libertades y justicias ante poderes de invierno que una y otra vez se van a recrear de las maneras más disímiles. El poder no radica en un solo lugar. ¡Muchas gracias! Dr. Mauricio Archila Neira (comentarista de la conferencia magistral)3: Bueno, le agradecemos a Gerardo, su presentación en la que nos a expuesto rápidamente la diversidad de la izquierda en América Latina partiendo de la recepción del marxismo, del socialismo, de la Revolución Rusa hasta la situación contemporánea, nos ubicaba cinco o seis retos. Yo quisiera decir o comentar que estoy muy de acuerdo con este planteamiento de ver las izquierdas como un resultado plural. Curiosamente, Gerardo evitó hacer algo que — y no se trata de hacer lo ahora — distinguir a veces que es el progresismo, que es la izquierda, etc. Muy hábilmente evitó esta confrontación que — me parece — no es prioritaria. Creo que la diversidad entre izquierda y derecha no es algo ontológico, incluso comienza como una diferencia topográfica en la Asamblea Nacional francesa. Las izquierdas y derechas se han redefinido a lo largo de su historia; hubo izquierda libre cambista en el siglo XIX, luego volvieron proteccionistas. Totalmente estoy de acuerdo que si la opción es por el cambio, hay que estar cambiando contínuamente redefiniéndose. 3 Doctor en Historia, Universidad Nacional, Bogotá, Colombia. Tercer Foro Internacional | 99 Y en este sentido avalo totalmente los retos, quisiera simplemente desarollar dos temas muy rápidamente. Uno: de alguna manera las izquierdas, digamos, marxistas, pero de alguna forma el marxismo ha impregnado todas las izquierdas, aún en cierta forma cierto al peronismo, difícil, pero ha logrado. El marxismo es el fruto del Occidente, del pensamiento occidental, de una relación de dominio sobre la naturaleza, herencia incluso del judeo-cristianismo. Es algo, digamos, que hay que pensarlo en el futuro en términos que como será el modelo del desarollo para más adelante. Incluso, es curioso, al final, mencionaste al Ecuador. En la Constitución ecuatoriana se consagró el derecho a la naturaleza, la Madre Tierra. Pero eso quedó como letra vacia. Ahora por supuesto el reto — ya de ser gobierno y tener que enfrentar — como decia el mismo Rafael Correa — una riquieza, una cantidad de petróleo y de pronto no explotarlo. Es un riesgo, pero creo que hay que pensar un poco, como las izquierdas de alguna manera y en año de cien años de revolución rusa tenemos reconocer que es la matriz occidental — y yo me atrevería decir que tal vez el marxismo fue la expresión máxima del pensamiento racional occidental. Por lo menos lo que se hizo a veces como socialismo real. Hoy vamos encontrando muchos elementos cuestionables — que no son el tema de nuesto conferencia –pero de alguna manera hay que comenzar a cuestionar tambien esos sin negar todo lo que puede ser los aportes de Marx, del marxismo, e incluso el balance que uno puede hacer muy realista de los socialismos realmente construidos. Y dentro de las cinco–seis ideas que has expuesto y con las que estoy de acuerdo, me hizo falta una. Es el respeto de la diferencia, el respeto a la diferencia de género, de etnia, de razas, de generación que es componente hoy clave clave para redefinir las izquierdas y que nos lleva a la vieja disputa entre izquierdas y derechas por igualdad y libertad. Según Norberto Bobbio, podemos pensar en unas izquierdas hoy que opten por la igualdad, por la igualdad de clase, por supuesto, y todo lo que tú decías — disminuir la pobreza no necesariamente significa disminuir la desigualdad. Y opten por la libertad. Hoy no se puede entender la dictadura del proletariado. La opción por la libertad, por la emancipación y el respeto a la diferencia que nos lleva mucho más allá de lo que fué muy clave de marxismo (que fue la clase, la lectura desde la perspectiva de clase). Hoy sin negar que las clases — porque las clases no se han acabado — por el contrario, tenemos muy vivas las clases, pero hay otras dimensiones que deben ser atendidas. A eso me refiero: la diferencia, la diferencia de genero, de etica, de generacion, la diferencia de opcion sexual todas diferencias que hay que valorar. Y en este sentido esto nos lleva al amplio terreno de moviementos sociales que Gerardo nos ha mencionado y que mencionó también Pablo Gentili y otros. Que allí se está expresando otra expresión de izquierda; no necesariamente en la forma clásica de partido — que sigue siendo válida, creo que partidos siguen 100 | Tercer Foro Internacional siendo necesarios — pero los movimentos sociales, hay que, por lo menos, prestarlos atención. Y en eso creo que las izquierdas y los progresismos debemos aprender mucho, más que a oírte, ir al pueblo, a construir la democracia desde abajo. En todo caso, muchas gracias, Gerardo, por la presentación, y creo que vamos a continuar este diálogo en otros espacios. Dr. Víctor Jeifets (presidente de la sesión): ¡Muchas gracias, Gerardo y Mauricio, por la conferencia y por los comentarios valiosos! Obviamente esperamos que éste diálogo es sólo uno de muchos que seguramente seguirán en nuestros auditorios durante el III Foro Internacional y después de su clausura formal. Uno de los objetivos de este evento es que los estudiantes, los jóvenes escuchen las presentaciones y discusiones y puedan aportar en los debates. Viendo muchos jóvenes en esta sala, tengo la esperanza que estamos logrando un reto. ¡Muchas gracias! Detlef Nolte1 El Regionalismo latinoamericano: nuevos enfoques para alcanzar el objeto en movimiento2 Latin American Regionalism: new approaches to achieve the object in motion ¡Buenos dias! Ya habíamos escuchado varias referencias a los procesos de integración en América Latina, referencias bastante optimísticas. Yo soy un poco mas escéptico y la idea de mi presentación es dar un panorama como se interpreta, cuales son los conceptos para analizar el regionalismo en América Latina. Actualmente, si se analizan los procesos de integración regional en América Latina, hay una nueva tendencia de hacerlo desde una perspectiva comparativa, se habla hoy de regionalismo comparativo y hay un libro para todos que se interesan del tema de regionalismo. El año pasado ha publicado (en Oxford) un manual sobre el regionalismo comparativo. En el capítulo final de ese manual el regionalismo, los dos autores enumeran los factores interesantes del regionalismo latiniamericano. Primero, América Latina se caracteriza con una regionalización baja que se ve en el caso de los procesos de interración regional. Si tomamos América Latina, por ejemplo, un indicador que se puso normalmente para .. regionalización. Es el comercio interregional, que, por ejemplo, en el caso de Unión Europea alcanza sesenta por ciento. Entonces lo Unión Europea exporta alrededor de 60 % de sus explotaciones a otros países de la Unión Europea. En Asia tenemos cifras parecidas y también con la NAFTA, también la cifra del comercio interregional es alrededor de 50 %. En América Latina tenemos un intercambio comercial muy bajo, actualmente es entre 15 % a 20 %. Entonces eso es un poco un factor del regionalismo latinoamericano. Tenemos muy pocas interacciones económicas en comparación con otros procesos de integración. Pero, bueno, con la mano, tenemos lo que se puede llamar “una integración regional de América Latina alta”. Eso se debería al número de organizaciones regionales. Entonces podemos ver una seria contradicción en América Latina: poca interacción económica, pero muchas organizaciones regionales. En el siglo XXI surgieron aún más organizaciones: el Alemania, doctor. Centro de Estudios latinoamericanos, GIGA. Conferencia magistral durante el III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 1 2 102 | Tercer Foro Internacional ALBA, la la UNASUR, la CELAC, y últimamente también la Alianza del Pacífico. Desde esa perspectiva América Latina es una región donde se han creado más organizaciones regionales recientemente en comparación con otras regiones. Esas organizaciones son todavía muy nuevas en proceso de consolidación y desarollo; a veces es muy difícil de clasificar de que tipo de organización de integraciones regionales se trata. Y aquí son algunos conceptos académicos que se han usado en los últimos diez–quince años, y el cambio de los conceptos de integración regional tiene también que ver con cambios en los procesos de integración regional. Entonces, el concepto clave de los años noventas de los procesos de integración de eso tiempo fue el del regionalismo abierto. Ese es proceso de integración con el idea de crear como, por ejemplo, en el caso del Mercosur (el Mercado Común del Sur) (con Brasil, Argentina, Paraguay, Uruguay) crear un zona de comercio común , una zona aduanera con la corrección de una tarifa común que las empresas en esa zona pueden ganar y competir . Eso es un poco como un campo de entrenamiento para después también explotar hacia el mercado mundial. Una diferencia con los procesos de integración que ya hubo antes, en los años 1960-s donde la idea fue más de crear un mercado cerrado y protegido para crear una industria nacional en vez de crear un mercado internacional. Fue el concepto básico de los años 90 que estaba reflejando también los procesos de integración de ese tiempo. Pero eso ha cambiado después, a partir de los años 2000. Ya no está el comercio en el centro, ya no está la creación de un mercado común en el centro de los procesos de integración. Los objetivos son más amplios, son más políticos y tienen un componente también, la comparación en el tema de la seguridad, de crear ahí una unfraestructura, hasta en el sector de salud se han creado nuevos conceptos como, por ejemplo, aquí hay concepto que habla de tercera ola de regionalismo. La primera ola fue la de los años 60s, la segunda — de los 90, fue el regionalismo postliberal que se refiere al hecho que ya no está (la liberalización del mercado), la idea de integrarse con esos procesos de integración al mercado global o el regionalismo post-hegemónico o anti-hegemónico. La idea detrás de ese concepto es que ya no existe un modelo único de integración como fue en el caso del regionalismo abierto. Son los diferentes tipos de organizaciones regionales. Hay otros conceptos de regionalismo, para ejemplo, del regionalismo anárquico que voy a mencionar más tarde en adelante. Aquí esta el de la integración post-comercial que se refiere al centro del comercio para hablar sobre regionalismo segmentado, que se refiere al hecho que hay varias organizaciones, que a veces se sobreponen o compiten entre si. El regionalismo sobrepuesto que se ha mencionado, el regionalismo “ligero” que se refiere al hecho que no hay instituciones regionales fuertes como el caso de la Unión Europea. Últimamente, el regionalismo “cruzado” que voy a mencionar también. Regionalismo funcional, regionalismo pragmático, Tercer Foro Internacional | 103 regionalismo fragmentado. La multitud de conceptos demuestra que actualmente los procesos de integración regional en América Latina son procesos muy complejos. Tal vez, el concepto más adecuado para describir la situación actual del regionalismo latinoamericano es el regionalismo post-hegemónico, porque captura varios modelos, que hasta ahora coexisten diferentes grupos regionales. Es un hecho importante que tenemos organizaciones regionales con objetivos muy distintos, y que lo hacen un poco difícil de poner a todos en la misma caja. También es el mismo hecho que se puede captar con el otro concepto como el regionalismo heterodoxo, el regionalismo anárquico que me gusta mucho. Es un concepto que fue desarollado por Monica Diez, la investigadora brasileña que está en Argentina, y dice que este concepto es el rechazo de la idea de gobierno: no hay instituciones regionales fuertes, se mantiene la preservación de la libertad de los gobiernos. Es un tema que fue mencionado también ayer. Más recientemente, se han usado también otro concepto, el del regionalismo pragmático, del regionalismo funcionado tecnocrático que se refiere al hecho que hoy no existen los grandes planes que todavía hubo en los años 90 de crear mercados comunes, hoy hay los objetivos mucho más limitados, tal vez más realísticos. Finalmente, el último concepto que voy a explicar más en adelante, es el concepto del regionalismo “cruzado”. Por las razones del tiempo, voy a salir de eso. Tal vez, mencionaré ese concepto del regionalismo cruzado. Eso se refiere a las organizaciones más recientes en América Latina como, por ejemplo, la Alianza del Pacífico; es una organización que incluye México, Perú, Colombia y Chile. Desde esa perspectiva es una organización regional latinoamericana con el objetivo de fomentar el comercio entre los países. Pero lo nuevo es que son países que ya tenían un acuerdo de libre comercio entre si antes de crear organizaciones. Eso se refleja un poco a un regionalismo más pragmático. Antes fue así que las organizaciones regionales han definido los objetivos, por ejemplo: crear una zona de libre comercio y un estado común. En ese caso existió el libre comercio entre los países y después se creó la organización. Lo nuevo es que la orientación es más aliada de América Latina como ya dice un nombre, la Alianza del Pacífico, tiene la orientación hacia los otros países que están en el Pacífico, de fomentar el comercio con países en otras regiones y atraer las inversiones con otras regiones. De ahí sale el concepto del regionalismo cruzado, porque varias organizaciones se cruzan en sus actividades. El otro fenómeno importante para comprender el regionalismo latinoamericano es el concepto del regionalismo ligero. Se refiere al hecho que en América Latina, en general, tenemos los instituciones muy débiles y no instituciones fuertes. De cierta manera, se puede decir que ese proceso se ha reforzado con las últimas organizaciones regionales que yo he mencionado antes. De esa perspectiva se puede hablar de un regionalismo superligero. Para explicar eso un poco, cuando 104 | Tercer Foro Internacional veramos a las organizaciones regionales que fueron creados en los años 90, en ese tiempo todavía fue importante, tenían algo como un parlamento regional. Pero las organizaciones más recientes como son ALBA o UNASUR o CELAC o la Alianza del Pacífico, esas organizaciones tienen un parlamento previsto, pero todavía no existe. CELAC no tiene uno, ALBA formó un Consejo de Movimientos Sociales, sin embargo, este no es un parlamento, La Alianza del Pacífico tiene una Comisión de Monitoreo Parlamentario, pero tampoco es un parlamento. De un otro lado, también las organizaciones más antiguas todavía disponen de un Secretariado Técnico fuerte, las organizaciones más recientes ni siquiera tienen un Secretariado o cuentan con un secretariado muy ligero. Es una tendencia nueva que las instituciones regionales en América Latina son muy débiles, no muy fuertes, por ejemplo, en la comparación con la Unión Europea donde tenemos instituciones muy fuertes, las instituciones supranacionales. En la literatura comparativa se habla de una transparencia, de soberanía que los países-miembros de las organizaciones regionales están transfiriendo, atribuciones competentes a organizaciones supernacionales. Esos son los aspectos que no existen en América Latina, no hay una transferencia de la soberanía, ni una delegación de autonomidad. Todavía en los años 90 fue un idea un poco copiada de la Unión Europea de esos aspectos, pero últimamente me parece que en América Latina se defiende su propio modelo de integración de una manera mucho más pro-activa. Por razones de tiempo voy a resumir. ¡Muchas gracias! Tercer Foro Internacional | 105 Carlos Quenan1 Cuestionamientos a la globalización y a las integraciones regionales: desafíos para América Latina2 Challenges to globalization and regional integration: challenges for Latin America Esta intervención aborda el tema de los cuestionamientos a la globalización — que han generado la idea de que hemos entrado en un proceso de desglobalización o de post-globalización, — así como de las crisis o impasses de los procesos de integración regional — el regionalismo — que se manifiestan en el período reciente tras el auge de los procesos de internacionalización económica y de formación de bloques regionales en los años 1990 y 2000, y de sus efectos y desafíos para América Latina. La presentación está organizada en tres partes. En primer lugar, se trata el tema de crisis de la llamada “segunda globalización”, a partir de 2007–2008. En segundo lugar se aborda la cuestión de las dificultades que caracterizan actualmente a los procesos de integración regional. En tercer lugar, a modo de conclusión preliminar, se plantean algunos de los efectos y retos que esto supone para la región latinoamericana. Crisis de la “segunda globalización”: causas, despliegue, algunos efectos Junto con el regionalismo, que abordaremos en el punto siguiente, a partir de los años 1990 aparece, en el plano internacional, una clara tendencia a la globalización. La globalización constituye una tendencia de creciente internacionalización de la vida económica (que es mesurable, aunque no entramos en este punto). Se trata más precisamente de un auge de la internacionalización en tres planos: el comercial, el productivo y el financiero. También podríamos hablar (en un nivel en buena medida “extra–económico”) de una dimensión cultural y “mediática” de la globalización. Hablamos de “segunda globalización” adhiriendo al enfoque que propugna que se ha verificado una “primera globalización” en el período 1870/1929 asociada, entre otros factores, a la hegemonía de la Inglaterra victoriana y a la llamada segunda revolución industrial. Esta fase de fuerte internacionalización desemboca en la Profesor de Economía en el Institut des Hautes Etudes de l’Amérique latine (IHEAL) de la Universidad Sorbonne Nouvelle, y Vice-Presidente del Institut des Amériques, Francia. 2 Conferencia magistral durante el III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 1 106 | Tercer Foro Internacional Gran Crisis de los años 1930 (crisis bursátil, financiera y luego monetaria, seguida de un desplome de la actividad, la “Gran depresión”, y su despliegue internacional a partir de Estados Unidos a través de diversos canales, repliegue proteccionista…), que a su vez está en la base de otras graves consecuencias, precipitadas también, por supuesto, por diversos factores socio-políticos y geopolíticos internacionales: fascismos, segunda guerra mundial… La segunda globalización comienza a emerger después de varias décadas caracterizadas por el mundo más cerrado heredado principalmente de la Gran Crisis de los años 1930 y asociado al conflicto Este/Oeste. Este período se caracterizó, a su vez, por modos de crecimiento más nacionales y autocentrados (regímenes fordistas en las economías más desarrolladas con un rol destacado de la demanda doméstica y un papel central en la regulación de los Estados Nacionales,…) en la fase de expansión llamada de los “30 gloriosos” (1945–1975). Cuando esta fase comenzó a mostrar signos de agotamiento se refuerzan las estrategias de internacionalización de los principales actores económicos del mundo desarrollado (grandes bancos, firmas trasnacionales…) mientras que un número creciente de gobiernos adoptaron, a partir de fines de los años 1970 y de comienzos de los años 1980, políticas de liberalización, desregulación y apertura (a partir de las experiencias de los gobiernos de Margaret Thatcher en Inglaterra y Ronald Reagan en Estados Unidos). En el desarrollo del proceso de globalización — que toma cuerpo en la segunda mitad de los años 1980 y sobre todo en los 1990 — predomina la dimensión financiera. Esto va de la mano con la llamada hiper-globalización, una globalización acelerada y no regulada, que genera debates y críticas, por ejemplo el enfoque que plantea un triángulo de imposibilidad o de incompatibilidad: globalización/ democracia/soberanía nacional (según el análisis de Dani Rodrick). A su vez, la globalización no regulada del capitalismo financiero está en la base de la Gran Crisis abierta en 2007/2008 que tiene como epicentro Estados Unidos (crisis subprime, quiebra de Lehman Brothers, con efectos de contagio inmediatos a nivel nacional e internacional a través de canales financieros y comerciales…) y se generaliza con la llamada “Gran recesión” de 2009 y su rápido despliegue internacional… Las autoridades de los países más desarrollados no han impedido el despliegue internacional de la crisis de la globalización — incluso hacia los países emergentes — pero han logrado atenuar algunos de sus efectos más recesivos aplicando — aunque de modo inconsecuente y variable según los países — políticas contracíclicas (apelando sobre todo a políticas monetarias no convencionales). Con todo, éstas han sido insuficientes y, tanto debido a factores de demanda como de oferta, la actividad se ha desacelerado durablemente planteando el problema del debilitamiento de los motores del crecimiento mundial (incluyendo la moderación progresiva del crecimiento, que sigue siendo elevado, de la economía china). Incluso en los países en los que la actividad económica muestra signos de reactivación en 2016 y 2017 Tercer Foro Internacional | 107 una parte importante de los sectores afectados por la crisis no se han recuperado (y sufren a menudo los efectos del cambio tecnológico), el desempleo persiste y sobre todo la calidad del empleo ha disminuido (con una precariedad creciente). Esto junto con otros factores (migración y otros problemas ligados a la guerra en Siria y otros focos de conflicto, terrorismo internacional…) precipita reacciones a nivel socio-político muy parecidas a las que se advirtieron en la crisis de la primera globalización: repliegue, tendencias xenófobas, proteccionismo, desprestigio de la élites políticas (muy claramente en el mundo occidental), todo ello asociado a un cuestionamiento creciente y multifacético de la globalización que ha hecho que numerosos analistas y observadores hablen de la posible entrada en una fase de postglobalización o incluso de desglobalización. Retroceso del regionalismo: factores globales y específicos Durante los años 1980 y 1990 del siglo pasado emergió, junto con la tendencia central o principal de la economía mundial, la globalización, una clara dinámica favorable al regionalismo, es decir a la constitución de bloques económicos regionales (principalmente comerciales, pero no solamente). Esta fase de auge del regionalismo se tradujo en el desarrollo de un nuevo impulso de los agrupamientos regionales ya existentes, por ejemplo la profundización de la integración europea, con el desarrollo de la Union Europea (UE) y la creación de la Zona Euro, la ampliación y la redefinición de la Asociación de Naciones de Asia del Sud-Este (ASEAN) en Asia, o el intento de relanzamiento de la integración andina con la creación de la Comunidad Andina de Naciones (CAN). Al mismo tiempo, en los años 1990 aparecen nuevas iniciativas de integración, por ejemplo el Tratado de Libre Comercio de América del Norte (TLC o NAFTA según su sigla en inglés), constituido por Canadá, Estados Unidos y México o el Mercado Común del Sur (MERCOSUR), constituido inicialmente por Argentina, Brasil, Paraguay y Uruguay. En los años 2000 se comenzó a manifestar una tendencia a la emergencia de un “regionalismo post-liberal”, especialmente en América Latina. Esta tendencia se expresó como es sabido en la creación de nuevos acuerdos regionales de cooperación como la Alianza Bolivariana para las Américas (ALBA), que se fue organizando alrededor del rol central de Venezuela posibilitado por el auge de los precios del petróleo a partir de 2003, la emergencia de la Unión de Naciones del Sur, UNASUR, integrada por los países de América del Sur con un papel impulsor inicial decisivo de Brasil y la Comunidad de Estados de América Latina y el Caribe (CELAC), instancia de concertación regional que agrupa a partir de 2011 a todos los países de América Latina y el Caribe. Contradiciendo esta tendencia, en este período se crea la Alianza del Pacífico, constituida por Colombia, Chile, Perú y México, que 108 | Tercer Foro Internacional corresponde más al esquema del “regionalismo comercial” tradicional. A su vez, la creación de este agrupamiento refleja un fenómeno que tiene creciente importancia a partir de los años 2000: una inserción internacional de los países de la región cada vez más orientada hacia el Pacífico —debido sobre todo a la intensificación de los lazos económicos con China — que comienza a ejercer una influencia considerable en los procesos de integración regional. A partir de la crisis de la globalización abierta en 2007–2008, y sobre todo en los años más recientes, el cuestionamiento a los procesos de integración regional se ha hecho evidente. Esto se explica por factores globales o generales y por factores específicos propios a cada proceso de integración. Los factores generales son los mismos que operan en el cuestionamiento de la globalización en el plano económico y político y corresponden a las manifestaciones tradicionales propias a una gran crisis que, como dijimos, tiene similitudes con la crisis de los años 1930: tendencia al repliegue, auge del proteccionismo y de la “preferencia nacional”, búsqueda de la “exportación” del desempleo… Estos factores globales se muestran muy presentes en algunos casos, combinados por supuesto con factores específicos propios a cada proceso de integración. Es lo ocurre en el NAFTA. En efecto, el discurso contrario a la globalización del presidente Donald Trump se conjuga con una apreciación extremadamente negativa de la actual administración estadounidense sobre los resultados de este acuerdo regional y una demonización de la migración de origen mexicano que, aunque excluida del perímetro del acuerdo, contribuye a crear un “clima” negativo que forma parte del telón de fondo del proceso de replanteo y renegociación del NAFTA que se ha abierto en agosto de 2017. En el caso de la UE, los efectos “mecánicos” del despliegue internacional de la crisis de la globalización se juntan con los problemas de la gobernanza económica y política europea que dicha crisis puso en evidencia y con otros factores como las migraciones y el terrorismo internacional que, capitalizados políticamente por la extrema derecha, precipitan una tendencia al rechazo del regionalismo cuya principal manifestación ha sido hasta ahora el Brexit. En América Latina el cuestionamiento a la globalización aparece menos marcado en el discurso político porque en los últimos dos años se advierte un posible cambio de ciclo en el plano político que entroniza gobiernos más favorables al libre comercio y a la inserción en los procesos globales, el llamado “retorno del neoliberalismo” (Perú, Argentina, Brasil…). Pero la crisis de la globalización incide en el debilitamiento del regionalismo en la medida es que uno de los factores explicativos del cambio de ciclo económico que conoce la región latinoamericana (sobre todo América del Sur): el fin del ciclo de expansión de los precios internacionales de las materias primas que se explica, entre otros factores, por la atonía del crecimiento mundial. Por supuesto, juegan también los factores específicos, económicos y políticos, propios a cada proceso de integración. En el MERCOSUR, por ejemplo, Tercer Foro Internacional | 109 se agrava el impasse que existe desde hace varios años por la no resolución de sus problemas tradicionales (asimetrías estructurales y de políticas, divergencia de políticas y performances macroeconómicas…) y aparecen nuevos problemas como la crisis de Venezuela, que afecta negativamente también a UNASUR y a la CELAC… Efectos y retos para la región latinomericana Aunque muchas cuestiones abordadas hasta aquí deber ser profundizados (por ejemplo la fortaleza de las propuestas cuestionadoras de la globalización y, simétricamente, el enraizamiento de la tendencia a la globalización que se manifiesta desde los años 1990), de modo muy preliminar se puede afirmar que el impacto global del escenario internacional de crisis y cuestionamiento de la globalización se presenta como poco favorable e incierto para el conjunto de América latina y el Caribe –crecimiento mundial moderado a pesar de los actuales signos de reactivación, precios de las materias primas más bien bajos, tensiones proteccionistas…— pero se declina de modo diferente según el patrón de relacionamiento exterior — es decir las características específicas de las relaciones económicas externas y de los socios comerciales principales en el plano internacional — de los diversos países y subregiones que componen la región. Así, es claro que la situación de Mexico, América Central y el Caribe (con relaciones económicas muy centradas en Estados Unidos y distintas combinaciones de exportaciones industriales y de servicios) no es la misma que la de América del Sur (con fuerte proporción de exportaciones de commodities, relaciones económicas externas más diversificadas con fuerte presencia de China como socio preponderante y débil inserción en las cadenas globales de valor). Parece evidente también que cada país y sub-región debe hacer frente al contexto global y a sus condiciones específicas sin poder apelar a una revitalización significativa del regionalismo en América Latina habida cuenta de los problemas que este atraviesa. Al mismo tiempo, está claro que en algunos casos como el de Mexico ha aparecido un imperativo estratégico de diversificación de sus relaciones externas que, más allá del desenlace de las negociaciones en curso en relación al NAFTA, debería favorecer un mayor relacionamiento económico de este país con el resto de la región latinoamericana más allá de su pertenencia a la Alianza del Pacífico. Esto, junto con otros factores como la necesidad de toda la región de protegerse frente a las tendencias proteccionistas a nivel internacional, puede llevar a replantear de modo pragmático la integración regional para, en relación con los desafíos del debilitado crecimiento de la región, tratar de sostener la demanda doméstica en el sub-continente, favorecer la diversificación productiva y hacer frente a los desafíos de la era digital y de la llamada cuarta revolución industrial, y promover la creación de cadenas regionales de valor. 110 | Tercer Foro Internacional Esto no debería excluir la necesidad de tratar de influir –aunque más no sea modestamente — a través de los diversos foros e instancias internacionales —como por ejemplo en la OMC o en el G20, en el que hay tres países de la región, Argentina, Brasil y México — para que, frente a los críticas que se plantean desde la perspectiva de la desglobalización, se aborden seriamente las soluciones más adecuadas a los problemas de la globalización que pasan más por la regulación y gobernanza de su nivel financiero que por el cuestionamiento proteccionista de su dimensión comercial. “Lucas Carvajal” (Camilo Ernesto Serrano Corredor)1 Un balance de la paz colombiana en primera persona2 A balance of the Colombian peace in the first person ¡Buenos días! Antes que todo quisiera agradecer a la Universidad Estatal de San Petersburgo por la invitación para hablar sobre el tema tan importante para Colombia y para América Latina. Ahora retorno a mi nombre civil, es Camilo Serrano. Lo que pretendo hacer es contar sobre el balance de paz en Colombia en primera persona. Hay suficientes estudios sobre el proceso de paz colombiana, pero quizás el público no tenía acceso a esta información, y también hay parte personal. Quisiera empezar contando que hace 12 años con el profesor Mauricio Archila (el que está moderando la mesa) nos cruzamos en una circunstancia particular, yo era estudiante de la universidad y al mismo tiempo militante clandestino de las FARC, y le invitamos para hacer una presentación, y al mismo día un estudiante de química de 20 años fue asesinado por policía durante protestas estudiantiles. Nos tocó correr la presentación de profesor Archila para otro lugar. Queremos que este tipo de situaciones no se repita; gracias a este proceso de firma de paz. Y ahora seguiremos con el tema principal de nuestra plática. 1. Introducción El presente documento intenta condensar brevemente un balance del proceso de paz entre las FARC-EP y el gobierno colombiano. Busca responder a la pregunta sobre qué fue lo que hizo a este proceso tan peculiar y cuáles son los retos que se avecinan para quienes queremos una paz completa en Colombia. La oportunidad de preparar este documento y de presentarlo en el III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante; historia y perspectivas”, representa para mí la feliz oportunidad de volver a un evento académico y, de cierta manera, intentar ejercer mi fallida profesión de historiador. Agradezco a la Universidad Estatal de San Petersburgo y al Dr. Víctor Jeifets esta circunstancia tan especial. No en vano Licenciado en Historia de la Universidad del Valle, Cali. Militante del partido FARC. Como combatiente de las FARC-EP y bajo el seudónimo de Lucas Carvajal, fue integrante de la Delegación de Paz a la Mesa de Conversaciones en La Habana. 2 Conferencia magistral durante el III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 1 112 | Tercer Foro Internacional el camarada Timo3 ha dicho, parafraseando a García Márquez, que la paz debe ser nuestra segunda oportunidad en esta tierra. Señalo que tratándose de un escrito referido a un proceso histórico vivido personalmente por quien lo escribe, me permito hacer abstracción de las técnicas de la historiografía y de la citación permanente de fuentes documentales. Toco de oído, entonces, y asumo las consecuencias obvias que de esto se derivan. Conocido es que el Acuerdo Final de Paz entre las FARC-EP y el gobierno de Colombia ha constituido la noticia más aplaudida por la comunidad internacional durante el último tiempo, en medio de un contexto geopolítico signado por la amenaza permanente de la confrontación. El ser el único consenso del Consejo de Seguridad de la ONU bien merece una reflexión desde las ciencias sociales. 2. Un breve recorrido histórico La colombiana es quizá la guerra irregular de mayor duración en el continente americano. Originada en medio de la Guerra Fría y en el contexto de la Revolución Cubana, hunde sus raíces en la sistemática inequidad en el acceso de la tierra y en la cerrazón del sistema político impuesta por los partidos tradicionales. La histórica resistencia indígena y campesina, así como la movilización del estudiantado y la juventud urbana convergieron en la década de 1960 dando origen a un heterogéneo campo de guerrillas revolucionarias alzadas en contra del Frente Nacional. Los desarrollos de este conflicto, con el creciente auge del paramilitarismo, el escalamiento militar, la progresiva descomposición de la política tradicional, la paz parcial con otros grupos guerrilleros, y la aparición de nuevos fenómenos —como el de las drogas ilícitas o los grandes megaproyectos trasnacionales — configuraron una cruda realidad que representó inmenso dolor para muchos compatriotas: 8 millones de víctimas, 6 millones de desplazados, más de 215.000 muertos y 45.000 personas desaparecidas. Las FARC-EP, fundadas en la resistencia campesina de Marquetalia en 1964 y fundamentadas en una visión marxista-leninista de la problemática nacional, levantaron desde su mismo nacimiento la bandera de la paz y el diálogo. En tres ocasiones previas a la actual, nuestra organización se sentó con el gobierno colombiano buscando una salida pacífica a la confrontación. En 1984, a partir del Acuerdo de La Uribe con el gobierno de Belisario Betancur se dio inicio a un cese bilateral de fuegos y se fundó la Unión Patriótica, un movimiento amplio impulsado por las FARC al que se sumaron liderazgos democráticos y de izquierda. Después de su éxito electoral inicial, se inició un genocidio político sin 3 Comandante “Timoshenko” — seudónimo del dirigente de las FARC. — Nota de editores. Tercer Foro Internacional | 113 precedentes: agentes estatales y paramilitares fueron responsables del asesinato o desaparición de más de 5.000 militantes de la UP, frustrándose así un primer experimento de paz. Entre 1991 y 1992 un nuevo proceso de diálogos fue abierto. Esta vez en un escenario internacional –primero en Caracas, Venezuela y posteriormente en Tlaxcala, México — las delegaciones gubernamental y de la Coordinadora Guerrillera Simón Bolívar — FARC-EP, ELN y EPL — adelantaron conversaciones que se vieron frustradas por la imposibilidad de lograr un consenso sobre el cese bilateral de fuegos. Durante el período de 1999 a 2002, el gobierno de Andrés Pastrana sostuvo prolongadas pero infructuosas conversaciones con las FARC-EP bajo condiciones novedosas: las delegaciones se reunían en un área desmilitarizada del sur del país, enmarcadas por importantes foros públicos de discusión sobre los puntos de una agenda acordada. A pesar de la importancia del momento histórico, no pudo desarrollarse el cronograma de conversaciones y la ruptura de los diálogos desembocó en el escalamiento de la confrontación, alimentado por el Plan Colombia patrocinado por los Estados Unidos. El gobierno de Álvaro Uribe (2002–2010) significó la pérdida de tiempo precioso para el logro de un acuerdo de paz. La casi totalidad de los partidos políticos y de la opinión pública secundaron a una administración que negó la existencia del conflicto, persiguió a sus opositores políticos y caminó en contravía a la integración regional. Esto no implicó que las FARC-EP dejaran de insistir en el camino de la paz, como lo demuestra la búsqueda de escenarios para el intercambio humanitario y de una agenda de diálogos. Fueron los años más devastadores de la guerra, a cuyos horrores y magnitud aún no se ha referido la academia con la precisión requerida. Una vez iniciado el gobierno de Juan Manuel Santos en 2010 inicio un viraje en cuanto a política de paz. El reconocimiento del conflicto y una tibia legislación en torno a las víctimas, abrieron la puerta a un inicial acercamiento con las FARC-EP a partir de un intercambio epistolar secreto. Se iniciaron entonces de manera secreta las conversaciones entre emisarios del gobierno y de las FARC-EP que desembocaron en la instalación de una nueva instancia bilateral por el fin del conflicto. Lo que de allí se deriva es públicamente conocido y podría resumirse como un encadenamiento tortuoso: la Agenda del Acuerdo General, la Mesa de Conversaciones de La Habana, los acuerdos parciales, el cese bilateral de fuegos, el primer Acuerdo Final, la X Conferencia de las FARC, la derrota del plebiscito, el segundo Acuerdo Final, la refrendación parlamentaria y el inicio de la compleja implementación. Como se ve, se trata de un proceso peculiarísimo en donde, como habría de esperarse, hay mucho de García Márquez pero también mucho de Kafka. 114 | Tercer Foro Internacional 3. Las peculiaridades del proceso Quisiera destacar, seguramente de manera desordenada, algunos de los particulares hitos de esta experiencia histórica. a) Negociaciones en el exterior. La experiencia de las FARC-EP frente a conversaciones de paz por fuera del territorio nacional era negativa. Sin embargo durante la fase secreta inicial — ocurrida en territorio venezolano — las partes definieron a Cuba como escenario de los intercambios. La decisión no podría haber sido mejor: el gobierno de la Isla garantizó seguridad y confidencialidad inigualables y el pueblo cubano rodeó la feliz ocasión de la paz colombiana como ninguno otro lo hubiera hecho. Al situarse en un momento histórico tan importante para la historia de Cuba, los diálogos lograron una relevancia internacional nunca imaginada, revirtiéndose cualquier interés de aislamiento mediático de la Mesa. b) El papel de los garantes y acompañantes. El liderazgo continental del Comandante Hugo Chávez fue el que permitió el inicio de los diálogos. Este reconocimiento es merecido y no debe ocultarse, por más que la Cancillería colombiana haga ingentes esfuerzos en ese sentido. Recordemos que fue en territorio venezolano donde trascurrieron los primeros intercambios directos entre FARC y gobierno. Adicionalmente hay que señalar que la disposición logística y diplomática de los gobiernos de Chávez y Nicolás Maduro terminó siendo definitiva en el desarrollo y el resultado final del proceso. En la Agenda del Acuerdo General, las partes decidieron que Cuba y Norue­ga ejercieran como países garantes y que Venezuela y Chile fueran países acom­ pañantes. Es pertinente destacar el compromiso de las cancillerías de las cuatro naciones y su total disposición a aportar en los temas que la Mesa les solicitó. Referirme al papel que una de los citados países desempeñó en este enrevesado proceso resultaría extenso y contrariaría los tiempos y espacios del Foro. Lo que debo destacar es que tuvieron un punto en común: su total disposición a juntar esfuerzos en los más difíciles momentos de la Mesa de Conversaciones. Ya habrá el momento para detallar cómo estas cuatro naciones dispusieron lo mejor de cada una cuando las crisis parecían hundir la paz colombiana. Este ejemplo de diplomacia de paz efectiva cobra mayor dimensión en un escenario político internacional como el actual y es una verdadera lección aprendida dentro de la metodología de la construcción de paz. c) Los acuerdos parciales. El desarrollo de la Mesa permitió borradores de acuerdo en distintos puntos de la Agenda que se fueron haciendo público conforme se lograban. Estos Tercer Foro Internacional | 115 fueron: Reforma Rural Integral, Apertura Democrática, Solución al problema de las Drogas Ilícitas y Víctimas. La dinámica de construcción de ellos consistía en Foros de participación ciudadana convocados en Colombia por la Universidad Nacional y Naciones Unidas, en los que las organizaciones sociales debatían y presentaban sus visiones sobre la solución a los puntos en cuestión. A partir de estos Foros, las partes iniciaban el intercambio de visiones respecto a cada punto para a partir de allí realizar la ardua labor de construir los consensos que llevaron a los acuerdos parciales. d) El debate sobre la justicia. El debate sobre justicia, inmerso dentro de la discusión del punto Víctimas fue, quizá, el momento más álgido de la Mesa de Conversaciones. Fueron más de dieciocho meses sin el logro de consenso alguno que obligaron a la intermediación clave de los países garantes. Después de una reunión a puerta cerrada, el camarada Timo y del presidente Santos solucionaron la crisis conformando una subcomisión jurídica externa encargada de construir una salida expedita al asunto de la justicia para la paz. Las partes escogerían seis juristas y estos deberían construir una alternativa a contrarreloj4. Surgió de esta subcomisión la Jurisdicción Especial de Paz, JEP, que logra saldar las posturas antagónicas iniciales de las partes. La originalidad de la JEP, que la hace objeto de estudio internacional hoy en día, radica en superar la tradición retributiva local a través de mecanismos propios de la justicia restaurativa. Así, por ejemplo, quienes se demuestren incursos en graves infracciones pero aporten verdad, recibirán sanciones restaurativas que pueden acordarse con las mismas personas o comunidades afectadas. Por el contrario, quienes se nieguen a aportar verdad serán objeto de penas de prisión de hasta veinte años. De esa forma se garantiza el derecho a la verdad plena mientras se da satisfacción a las víctimas directas. Adicionalmente, hay que destacar que la Jurisdicción Especial no es un tribunal contra las FARC, sino que es un mecanismo de justicia para juzgar la responsabilidad de todos los incursos en violaciones a los DDHH e infracciones al DIH en el marco del conflicto, incluyendo a las FARC, a las Fuerzas Militares y a terceros civiles. Los designados fueron el político conservador Álvaro Leyva, el defensor de derechos humanos Diego Martínez, el jurista español Enrique Santiago, el ex magistrado Manuel José Cepeda, el estadounidense Douglass Cassel de la Universidad de Notre Dame, y el rector de la Universidad Externado Juan Carlos Henao. 4 116 | Tercer Foro Internacional e) Enfoques de género y étnico. Como novedad dentro de la historia de los acuerdos de paz en el mundo, la Mesa de La Habana creó una subcomisión de género encabezada por la comandante Victoria Sandino de las FARC-EP y por la abogada del gobierno María Paulina Riveros –actual vicefiscal de la Nación. Este equipo bilateral se encargó de brindarle un adecuado enfoque de género a los acuerdos parciales y de realizar un importante cabildeo con organizaciones de mujeres y de LGBTI de Colombia. El enfoque de género del Acuerdo Final permitió a las mujeres garantizar tanto el acceso diferencial a derechos largamente postergados dentro de la sociedad colombiana, así como su presencia en diferentes mecanismos de participación. Asimismo, ante la movilización de los movimientos étnicos del país — cada vez con mayor capacidad de disruptiva en Colombia — se incluyó un capítulo dentro del Acuerdo Final que diera cuenta de sus principales reivindicaciones frente a la implementación. De esta manera las comunidades indígenas y negras tienen un reconocimiento diferencial en la implementación del Acuerdo, particularmente en lo relativo a participación política, Reforma Rural Integral y sustitución de cultivos de uso ilícito. f) Militares en la Mesa. Había sido insistencia de las FARC en procesos de diálogo previos la presencia de mandos activos de las Fuerzas Militares en el debate del fin de la guerra. Los gobiernos de ese entonces se habían negado. De esa manera, las FF.MM. habían sido incluso abiertas opositoras a los procesos mismos. La Mesa de La Habana vino a transformar esta tradición. Desde el inicio de las conversaciones la comisión del gobierno contó con la presencia de dos generales: Jorge Mora del Ejército, y Óscar Naranjo de la Policía — actual vicepresidente de la República. A la hora de iniciarse la discusión del cese bilateral y definitivo de fuegos y hostilidades, las partes tomaron una decisión novedosa: este espinoso tema sería discutido en una subcomisión técnica conformada por oficiales activos de superior gradación de las fuerzas militares y de policía, y su contraparte serían altos comandantes de las FARC-EP provenientes del terreno. Esto es una novedad dentro de los procesos de paz, toda vez que estas definiciones le son usualmente encargadas al Consejo de Seguridad de la ONU. La delegación gubernamental para este objetivo fue encabezada por el general de ejército Javier Flórez e incluía a los jefes de inteligencia de las FF.MM., de la Armada y la Fuerza Aérea; así como a generales de Ejército y Policía con experiencia contrainsurgente en terreno. De parte de las FARC- Tercer Foro Internacional | 117 EP el equipo respectivo estaba dirigido por el comandante Carlos Antonio Lozada del Secretariado Nacional y contaba con altos mandos de las zonas de mayor conflictividad del país como Joaquín Gómez (también integrante del Secretariado), Edilson Romaña, Erika Montero, Isaías Trujillo, Walter Mendoza y Francisco González. En un acto sin precedentes en conversaciones de paz de conflictos armados internos, se encontraban cara a cara quienes se confrontaban en terreno. Y, contrario a lo esperado, alcanzaron un robusto acuerdo de manera rápida. Se hacía realidad de esta manera el acuerdo sobre el cese bilateral y definitivo a la guerra, se abría camino la Misión Política no armada del Consejo de Seguridad de Naciones Unidas y se conformaba un mecanismo tripartito de monitoreo encargado de verificar el cumplimiento del cese acordado. g) Un Acuerdo Final farragoso. La suma de los acuerdos parciales y de los consensos posteriores constituyó el Acuerdo Final para la Terminación del Conflicto y la Construcción de una Paz Estable y Duradera, firmado en Cartagena de Indias el 26 de septiembre de 2016. Un largo título para 297 páginas que venían a condensar los mínimos para parar la guerra y echar a andar lo que debería ser una ola reformista sin precedentes. Desde el mismo nombre se veía que el Acuerdo se inscribía dentro de la muy colombiana tradición del fárrago legal. Esa misma redacción, plagada de terminología jurídica y de pleonasmos, dificultó enormemente la pedagogía de paz al interior de Colombia. En un país de bajísima tradición lectora y polarizado entre quienes apoyaban o se oponían a la paz, el Acuerdo fue débil contendor de una estrategia mediática sencilla: falacias de fácil difusión, mensajes dirigidos al corazón del ciudadano popular y un llamamiento permanente a las profundas convicciones conservadoras y anticomunistas de muchos compatriotas. Se trata quizá de una lección aprendida de capital importancia para procesos similares en el mundo: consensos de enorme minuciosidad resultan extremadamente difíciles de difundir. h) La X Conferencia. En un hecho destacable dentro de la historia de los proceso de paz en el mundo, las FARC-EP sometieron el Acuerdo Final a la refrendación interna de su militancia. Para alcanzar este objetivo, combatientes, milicianos y militantes clandestinos analizaron el Acuerdo y todas sus consecuencias políticas. Así, cada célula de la organización debatió a profundidad y eligió sus delegados a la X Conferencia, la máxima instancia decisoria prevista en los estatutos de la organización guerrillera. 118 | Tercer Foro Internacional La Conferencia sesionó entre el 17 y el 23 de septiembre de 2017 en los Llanos del Yarí, suroriente del país. Delegados de todas las regiones del país aprobaron en pleno la política de paz de la organización y validaron el Acuerdo Final de Paz. El mandato final de la X Conferencia facultó al Estado Mayor Central y a su Secretariado a definir los lineamientos para la transformación de la organización político-militar en un partido político legal con miras a participar en el debate político nacional. i) La tortuosa refrendación. La Agenda del Acuerdo General preveía que en caso de llegarse a un Acuerdo Final este debía someterse a refrendación popular. El consenso sobre cómo debía darse ésta fue dificultoso, aunque finalmente las partes acordaron la realización de un plebiscito. Las FARC se abstuvieron de cualquier tipo de proselitismo en este contexto. Así, en la práctica, la pelea política entre el Sí y el No se centró en el debate mediático entre el santismo y el uribismo, subsumiendo en éstas corrientes políticas las visiones heterogéneas que apoyaban cada iniciativa. Los voceros de la campaña del No, fundamentaron su campaña en el conservatismo y el anticomunismo típicos del pueblo colombiano, recurriendo no pocas veces a la mentira abierta. Rumores como los de la amenaza de la “ideología de género”, el “castrochavismo” y hasta el “rayo homosexualizador” fueron recursos discursivos típicos de los enemigos del Acuerdo. El resultado final de la votación demostró el éxito de su táctica mediático: el No derrotó al Sí por el estrecho margen del 1,43 %. La definición de las partes ante un hecho tan inesperado fue una renegociación con miras a atender las demandas del heterogéneo campo político que reclamaba la victoria del No (Uribe, cristianos, etc.). El resultado fue un nuevo Acuerdo Final, firmado en el Teatro Colón de Bogotá el 24 de noviembre de 2016, que hubo de ser refrendado por las mayorías parlamentarias, generándose no poca resistencia dentro de la extrema derecha local. 4. Las encrucijadas de la implementación La puesta en marcha del Acuerdo Final implicó la transformación de la Mesa de Conversaciones en — por lo menos — cuatro instancias: el mecanismo tripartito de monitoreo y verificación del cese al fuego (MM&V), la mesa técnica de seguridad, la Comisión para el Seguimiento y la Implementación del Acuerdo (CSIVI) y el Consejo Nacional de la Reincorporación (CNR). Tercer Foro Internacional | 119 Sin lugar a dudas un Acuerdo tan trascendental implicaba un reto institucional sin proporciones para un Estado débil como el colombiano. Iniciaba una nueva batalla, la de la implementación, cuyas peculiaridades resumo brevemente: a) Incumplimiento en la construcción y abastecimiento de las Zonas Veredales. Las 26 zonas transitorias de agrupamiento para el cese bilateral de fuegos obedecían a un detallado protocolo que preveía la construcción de estos espacios de vivienda y formación para los integrantes de las FARC-EP. La tortuosa política de subcontratación estatal prolongó su construcción hasta el infinito. En un hecho inconcebible y vergonzoso para la nación, al día de hoy estos espacios siguen sin terminar de edificarse. Durante el cese bilateral de fuegos — ya concluido ante la dejación del total del armamento de las FARC — el abastecimiento alimenticio a las zonas de agrupamiento de las guerrillas fue marcado por retrasos y sobrecostos. En terreno, guerrilleros y guerrilleras se encontraron permanentemente con alimentos en estado de descomposición que eran pagados por el erario público a precios exorbitantes. b) Una ley de amnistía e indulto que no se aplica. Si bien el Acuerdo Final preveía una Ley de Amnistía e Indulto que permitiría la libertad de la mayoría de integrantes de las FARC que se encontraban en prisión, este proceso ha resultado ser traumático y contraproducente. Si bien al día de hoy han salido de los establecimientos penales más de 2000 integrantes de las FARC, se mantienen en prisión 1125 camaradas sin que a corto plazo el poder judicial plantee alternativas reales para su libertad. Las excusas del gobierno son múltiples. Desde la kafkiana opereta en la que los jueces de la República no entendieron la Ley de Amnistía hasta que en el listado de las FARC había “colados”. Lo cierto es que los aplazamientos en la liberación de los prisioneros atentan directamente tanto contra la credibilidad del proceso como contra la unidad interna de la guerrilla. No puede entenderse que en pleno proceso de construcción de paz integrantes de nuestra organización continúen en prisión, máxime cuando la situación humanitaria de la cárcel colombiana es, por lo menos, alarmante. Caso aparte lo constituye el de Simón Trinidad. Nuestro camarada continúa en prisión de máxima seguridad en los Estados Unidos sin que el gobierno norteamericano dé seña alguna de disposición a liberarlo. Continuaremos luchando por su merecida libertad. c) Continuidad del paramilitarismo y ejecuciones selectivas. Si bien el Acuerdo Final incluyó un capítulo de Garantías de Seguridad, la situación de derechos humanos post acuerdo es más que preocupante. 120 | Tercer Foro Internacional El paramilitarismo sigue siendo una realidad en el país. Resumiendo la situación, hay que señalar que a partir del inicio del cese bilateral de fuegos han sido asesinados más de un centenar de líderes de organizaciones sociales, 11 integrantes de las FARC y 7 familiares de integrantes de las FARC. La presencia paramilitar es abierta incluso en las cercanías de las zonas de agrupamiento de los integrantes de las FARC. Esto ha implicado un creciente descrédito de la política de paz del gobierno en los territorios periféricos y en las organizaciones sociales. d) Reincorporación lenta y accidentada. La agenda de reincorporación pactada partía de la creación de una instancia bilateral —el Consejo Nacional de Reincorporación — y del respeto al carácter colectivo de las FARC en su tránsito a la legalidad. Pero la reincorporación real ha estado marcada — igualmente — por el incumplimiento y los retrasos. Así, la agenda educativa — de extrema urgencia teniendo en cuenta las enormes necesidades en formación de la base guerrillera — solo entró a funcionar una vez finalizada la dejación de armas y haciendo uso de programas precarios y limitados. Igual ocurre con la reincorporación económica — ya sea individual o colectiva — de los ex combatientes. Hoy, como lo ha señalado nuestro comandante Timo, los apoyos económicos y proyectos productivos no son más que una quimera. Los riesgos de una situación como esta son, de un lado, la imposibilidad de llevar adelante el proyecto colectivo que ha propuesto las FARC para su militancia, y del otro, la posibilidad de fortalecimiento de organizaciones criminales en los territorios. e) La enredadera jurídica de la implementación. El volver norma lo acordado ha sido una tarea más difícil de lo esperado. Si bien el Acuerdo previó un mecanismo de trámite prioritario y ágil dentro del Congreso, la tradición parlamentaria nacional — signada por el clientelismo — ha puesto en aprietos la pervivencia del espíritu original de los acuerdos. Así, en 9 meses de Fast Track solo se han aprobado 8 de 24 normas fundamentales para la implementación. Cada una de ellas ha implicado extensos debates, intentos de reforma de su contenido y la falta de interés de la mayoría de los parlamentarios de la alianza de gobierno. La CSIVI como instancia bilateral de control a lo implementado ha sido desconocida en ya numerosas ocasiones por el gobierno nacional. Así ocurrió con numerosos decretos presidenciales en los que se “colaron” disposiciones Tercer Foro Internacional | 121 políticas ajenas al acuerdo de paz, como con la creación de las instancias de participación territorial ligadas a la Reforma Rural Integral. 5. El Congreso Fundacional de FARC: Entre el 28 y el 30 de agosto de 2017 se realizó el Congreso Constitutivo del partido de las FARC. Cada columna guerrillera, cada unidad de milicias y cada célula clandestina eligió democráticamente sus delegados a este evento que debía definir los lineamientos políticos de la organización en la legalidad. Por primera vez la militancia clandestina participó abiertamente en un evento político de su organización. En medio de un debate interno la democracia partidaria votó por conservar el nombre FARC (ahora representando Fuerza Alternativa Revolucionaria del Común), acogió el pensamiento crítico latinoamericano como horizonte ideológico y eligió una nueva dirección ampliada de 111 camaradas. Lo que buscar ser un partido amplio e incluyente al tiempo que transformador, moderno y ligado a una tradición revolucionaria, se hecha andar en el complejo contexto político colombiano. ¿Los retos políticos inmediatos del nuevo partido? Garantizar una bancada parlamentaria democrática que dé continuidad a la implementación del Acuerdo Final, evitar un gobierno enemigo de la paz, y lograr cumplir con una legislación electoral que le obliga a contar con 100.000 afiliados inscritos en 2024. El desafío es enorme, y solo una estructura fuertemente cohesionada y altamente audaz podrá transitarlo exitosamente. 6. Una personal lectura crítica del actual momento Es válido en medio de esta accidentada exposición el hacer un balance de cómo va nuestra paz. Hace poco le preguntaban a un vocero de FARC sobre su opinión sobre los tiempos del proceso de diálogo con los compañeros del ELN. Nuestro camarada respondió acertadamente: “con este posacuerdo nuestro, qué se van a apurar los elenos”. Más allá del típico humor negro colombiano, lo que se esconde detrás de este sarcasmo es una realidad dolorosa: el sistemático incumplimiento estatal en los asuntos nodales de la implementación y la reincorporación va en contravía de un posacuerdo exitoso, máxime cuando se confronta con un cumplimiento verificado de parte de las FARC. Lo notorio es que incumplimiento y lentitud no son casuales. Estos ya 10 meses de implementación nos permiten pasar de la teoría de la conspiración a la confianza factual plena: los poderes reales de Colombia buscan la implementación más cosmética y la paz más barata posible. 122 | Tercer Foro Internacional La apuesta de FARC es entonces la movilización política por todos los medios a nuestro alcance, buscando construir un bloque democrático que garantice lo acordado y que abra la esperada ola reformista que debía derivarse del fin de la guerra. El fin del alzamiento armado no es, no sobra repetirlo, el fin de la movilización social. Con el ingreso al año electoral de 2018, lo natural es que la polarización política en Colombia se exacerbe y que el riesgo de no implementación sea mayor, toda vez que pareciera que esta situación no está en el orden del día de las candidaturas de derecha y extrema derecha, centradas en temas mediáticos como la corrupción y la seguridad. Un próximo gobierno débil y alejado de la agenda de paz no puede ser una opción. La defensa del espíritu del Acuerdo Final, su implementación real y el avanzar en la Mesa de Quito con el ELN, se convierten en imperativos para cualquier alternativa democrática en el país. Dejar inconclusa la tarea de la construcción de paz representaría una tragedia desproporcionada para nuestra nación y, no ceso de destacarlo, para una comunidad internacional que ha rodeado como nunca una iniciativa de construcción de paz en Colombia. El conflicto ha pasado a un estadio nuevo de aguda confrontación política. En éste, el balón está en nuestro campo. Lo único que les puedo asegurarle es que los integrantes de las FARC nos hemos propuesto estar a la altura del momento y que lo haremos con la misma disposición como enfrentamos la guerra. ¡Muchísimas gracias! Dr. Omar Bravo (comentarista)5: Buenos días, mi comentario va ser muy breve, soy colombiano adoptivo, soy argentino, pero hace mucho años que vivo en este país, y soy psicólogo, no soy politólogo. Fue un evento traumático para mí y para muchos, y nos dicen de una situación ideal: “Podemos ganar” y nada más, sólo de que es necesario ganar las elecciones. Sin embargo, nada fue así — se perdió y pasó la márgen de la inquietud que LucasCamilo destacó importante para el futuro proceso de paz. Él refiere al proceso de paz más o menos contemporáneo como el de El Salvador y de Sudáfrica. La imágen clásica de proceso de paz sudafricana era: De Klerk y Mandela pescando juntos, en otro tipo de proceso de paz más humano. De proceso de paz en El Salvador hay una imágen muy decente: un abrazo del comandante del ejército salvadoreño con el comandante del Frente de Farabundo Martí. No hubo este tipo de imágenes en el proceso de paz en Colombia. Se mantiene en el proceso de paz una representación de la FARC como el enemigo, y lo dije 5 Universidad ICESI, Cali, Colombia, Tercer Foro Internacional | 123 a Lucas en la mesa la que compartimos antes de este encuentro. Es un enemigo que adquiere otra condición, no es ya el enemigo armado, pero sí sigue siendo el enemigo, aquél que hay que quedarlo alejado socialmente, aquél que no merece la representación política igual a la de otros. Hay una condición de sub-ciudadanía política. Voy a darle un ejemplo: ayer iba a comprar una camiseta para mi hijo como un recuerdo de San Petersburgo y luego vi una cosa por la que la he devuelto — era camiseta roja con un dibujo del martillo y una hoz, y andar en Colombia en camiseta con esta imágen te puede provocar problemas — eso significa vivir en una situación de guerra aún no habiendo guerra. Por eso es mejor hablar sobre el período de pos-acuerdo y no de pos-conflicto, porque el conflicto continuye sólo de otra manera. Es una situación cuando hay un enemigo domesticado al que no se puede dar una condición de colombiano o de colombiana, y sí hay una imaginación de lo malo absoluto la que hay que contener. Esto obviamente tiene una funcionalidad en política: el enemigo absoluto responsable de todos problemas del país, ahora falta una figura fantasmagórica como Fidel Castro o Hugo Chávez, podemos recordar como en esta propia ciudad Vladimir Lenin fue accusado como un agente alemán, es la misma lógica — como decía Goebbels: “Mentir, mentir y algo de esta mentira venga” y este ejercicio político atenta contra el ejercicio democrático. Creo que la buena parte del porvenir de Colombia se van a definir en las elecciones en el año que viene donde estas problemas se van a profundizar, pero donde por otro lado se abren las ventanas interesantes, porque a pesar de este esfuerzo del gobierno de mantener esta amenaza, este enemigo absoluto, otro tipo de discurso empieza a crecer — sobre una política mitigada, y otros temas comienzan a aparecer, como la corrupción. Por ser optimista, quizás, sea una nueva forma de pensar sobre el ejercicio político, porque los problemas de colombianos y colombianas se abren para los partidos en las próximas elecciones. Por ejemplo, una persona colombiana en una situación de pobreza hubiese decir que sus problemas políticos tenía que ver con la FARC y no con las condiciones miserables que realmente tenía. Quizás, el ejercicio político entre en la crísis y, quizás, se abra de la manera plena, tolerante ideológicamente. En términos de estratégia política creo yo que la gente sea beneficiada, con estos 50 años de guerra y estos fantasmas imarinarios, con no hablar de estas temas, y también falta su propia responsibilidad histórica y política sobre toda la pobreza, sobre toda la corrupción. ¡Muchas gracias! Dr. Mauricio Archila Neira (moderador): Soy historiador, profesor y hoy con Lucas, el militante clandestino de la FARC, estamos compartiendo esta tribuna. No tuve el privilegio de estar tan cerca 124 | Tercer Foro Internacional del proceso de paz como algunos colegas de la Universidad Nacional o de Centro de Investigación Popular, pero como un colombiano y historiador tengo cierta información. Es un acuerdo histórico en el plano mindial y en el plano latinoamericano, yo no sé si hay algún otro país con un número de víctimas que tuvo y afortunadamente sigue a tener Colombia. Hay más o menos unos 7 millones o más de desplazados que son víctimas, desplazados dentro del mismo território, hay muchos que han tenido que salir del país, y hay dentro de 200.000 — 300.000 víctimas, y es posible que las cifras sean mucho más de las 300.000 asesinados. Tenemos 53 años de conflicto — uno de más duraderos, si no más duradero del Occidente, casi igual que La Guerra de Cien Años en Europa, y ningún guerilla en América Latina antes tenía tantos milicianos y guerilleros como la FARC, es un evento histórico y como historiador lo reconozco. Los analistas dicen que hay una disminución de los indicadores de violencia, claro que todavía existe la violencia, porque hay grupos paramilitares. Creo que en el acuerdo hay indudables logros — los 6 puntos, y quiero destacar un punto sobre que el gobierno va insistir en el desarollo, sí no hay el socialismo por el acuerdo, pero hay un avance democrático. Pero algunos problemas siguen siendo pendientes y tiene razón Lucas, hay gran problema — es el cumplimiento, y le diría que hay tipo de literatura que nos ilustra más el problema de guerra y paz, Kafka y Gabriel García Márquez, Tolstoi, Cortázar. Hay una derecha en Colombia aumentada en la Guerra Fría que mantiene la lógica de la Guerra Fría, incluso es ridículo, pero una de esas senadoras dijo hace que poco no confiaban en Las Naciones Unidas, porque la URSS tenía presencia en El Consejo de Seguridad, la señora no estaba informada de que hace muchos años que cayó la muralla de Berlin y también la Unión Soviética y cree que la URSS existe todavía y tiene represantación en El Consejo de Seguridad de la ONU. Eso es una expresión de una extrema derecha que está dispuesta a oponerse a los acuerdos. Incluso podemos ser críticos sobre algunos acciones de la FARC, de su forma de lucha, pero hoy reconocemos que para democracia, para las fuerzas progresistas de la izquierda en Colombia y en América Latina hay una mental consolidad con el proceso de paz. Ojalá se cumplan el acuerdo en todos los niveles porque algunos querían continuar a combatir, y no solamente en la FARC sino también en la extrema derecha, sea un desastre para Ecuador, Venezuela y en general para América Latina. Creo que en la natura de este evento hay una gran paz y una gran esperanza. ¡Muchas gracias! Dr. Pablo Gentili1 Desigualdad estructural y secuestro de la democracia en América Latina2 Structural inequality and kidnapping of democracy in Latin America ¡Buenas tardes a todos y todas! Es un honor muy grande estar aquí en la Universidad Estatal de San Petersburgo. Es una gran oportunidad también que nos ofrece esta universidad a CLACSO de poder estar compartiendo con ustedes estos días y colaborando mínimamente con la organización del evento. Le agradezco a Dr. Víctor Jeifets, a Dr. Lazar Jeifets, a todo el equipo de la Universidad Estatal de San Petersburgo y a nuestro querido amigo y gran referente de los estudios latinoamericanos fuera de América Latina que es el Dr. Vladimir Davydov, a Violeta Tayar y a todos los compañeros y compañeras aquí de Rusia con quienes compartimos este diálogo, el que el CLACSO tiene mucho interés de profundizar y de consolidar. Creemos que hay un gran desafío por delante no sólo de ampliar los espacios de diálogo académico entre América Latina y el mundo, sino que particularmente tenemos que fortalecer nuestra cooperación académica y nuestros intercambios académicos con este gran país y con su comunidad académica. No sólo para discutir los temas específicamente de América Latina, sino para discutir los temas de la agenda global. Desde CLACSO nosotros creemos que es muy importante que como latinoamericanos podamos hablar de América Latina naturalmente, pero también creemos que es importante que el pensamiento latinoamericano, que las perspectivas latinoamericanas, los abordajes latinoamericanos de las cuestiones globales también se puedan conocer fuera de América Latina. América Latina tiene una presencia muy periférica en el debate global contemporáneo y me parece que la posibilidad de fortalecer este diálogo con Rusia, como lo estamos haciendo también con los países Nórdicos y como también estamos haciendo también con China, es una de las grandes oportunidades y uno de los grandes desafíos que tenemos por delante. Me gustaría compartir con ustedes, primero, un muy, pero muy rápido diagnóstico del gran dilema que se ha planteado en América Latina después de Brasil/Argentina, Secretario Ejecutivo de CLACSO. Conferencia magistral durante el III Foro Internacional “Rusia e Iberoamérica en el mundo globalizante”. 1 2 126 | Tercer Foro Internacional quince años de reformas democráticas que han vivido algunos de nuestros países y a partir de este diagnóstico pensar algunos desafíos que se abren. Voy a tomar como referencia el caso de Brasil. No porque sea más o menos importante que otros casos de América Latina, sino porque creo que es el que resume de manera más emblemática, más característica tanto las transformaciones que se vivieron, como los desafíos que se abren. Naturalmente hay grandes diferencias entre Brasil y otros países de América Latina, no estoy queriendo decir que lo que ocurre en Brasil ocurre en Argentina, en Uruguay, en Chile, en Bolivia, en México o en Venezuela. Son muy diferentes las realidades. Pero el caso brasileño nos ayuda a formular algunas preguntas, a comprender, quizás, mejor algunos de los cambios que hemos vivido y especialmente a presentar de manera más sintética los grandes desafíos que tenemos por delante y que se abren para las próximas décadas en América Latina. Por lo tanto empecemos porqué es lo que cambió, qué es lo que cambió en Brasil y en muchos otros países de América Latina. Esto que ustedes ven aquí atrás es el mapa de Brasil según el Índice de Desarrollo Humano para el año 2000. Como ustedes verán en este mapa, Brasil a comienzos del nuevo siglo estaba básicamente marcado por un índice de desarrollo humano muy bajo (está en rojo) y en los lugares con mayor desarrollo industrial y urbano con un índice de desarrollo medio y medio bajo (en amarillo). Las zonas más claras que ustedes ven hacia el sudeste de Brasil es la zona de San Pablo, Río de Janeiro y Minas Gerais o el sur de Brasil: el estado de Río Grande do Sul, Porto Alegre o Curitiba, la capital del estado de Paraná. Son Tercer Foro Internacional | 127 los lugares de mayor desarrollo humano y también de mayor desarrollo económico naturalmente. De cualquier forma, si ustedes comparan el mapa de desarrollo humano de África a inicio de los 2000 y el mapa de desarrollo humano de Brasil a inicio de los 2000, hace diecisiete años eran muy, pero muy parecidos. Una década más tarde los niveles más bajos de desarrollo humano se concentraban en algunos municipios con muy poca densidad poblacional: en la zona norte y fundamentalmente en el Amazonas. Las áreas de desarrollo humano medio y medio alto se expandieron notablemente. Ustedes ven como ya el color amarillo se expande a gran parte del territorio nacional. El medio bajo continua siendo alto en las regiones del norte y en ciertos sectores del nordeste brasileño. Pero aunque fundamentalmente se expanda el color amarillo, también se expande el color verde que es el desarrollo humano medio alto. E ya aparecen en los grandes centros hurbanos como Río de Janeiro, Brasilia o San Pablo, Paraná y Porto Alegre el índice de desarrollo humano alto. ¡Esto en apenas una década! Una transformación social impresionante qué significó sacar a más de 50 millones de personas de la pobreza, desarrollando un conjunto de políticas públicas extremadamente exitosas para producir distribución del ingreso y generar una ampliación de las oportunidades de inclusión social de amplios sectores de la población, que muy poco tiempo atrás estaban excluidos del sistema de salud, del sistema educativo, del sistema del acceso a la vivienda digna, del mercado de trabajo, etc. Este cambio para ser un cambio en apenas una década es realmente muy, pero muy impresionante. 128 | Tercer Foro Internacional En el gráfico siguiente podemos ver también que esta disminución de la pobreza tuvo un impacto aunque no tan expresivo importante en la disminución de los niveles de desigualdad. Esto es la evolución del grado de desigualdad de Brasil entre el 1976 y el 2014. Nosotros podemos observar como a partir del año 2002 o 2003 (el gobierno del presidente Lula comienza en 2003) se inicia un proceso progresivo de disminución de la desigualdad que aquí se ve de forma muy pronunciada por el tipo de gráfico que hicimos. No fue espeluznante, como sí lo fue la reducción de la pobreza, pero sí fue significativo y creciente. Por lo tanto Brasil durante los catorce años que gobernó el Partido de los Trabajadores: tanto durante la presidencia de Lula da Silva, como de Dilma Rousseff, tuvo de manera sistemática una reducción progresiva de la desigualdad. Tercer Foro Internacional | 129 En la tabla siguiente podemos ver cómo afectó esta reducción de la disigualdad en los diferentes sectores de la población brasileña. Dividimos la sociedad brasileña en 10 deciles cada uno con el 10 %, del más pobre al más rico. El primer decil es el más pobre, el décimo es el más rico. Ustedes pueden ver aquí que durante esta estos años (2000 — 2014) todos los sectores sociales en Brasil mejoraron sus niveles de ingreso. Desde los 10 % más ricos hasta el 10 % más pobres. Con la diferencia de que los más pobres ganaron proporcionalmente muchísimo más, y nosotros podemos ver como durante estos años la tendencia en el sistema de distribución del ingreso 130 | Tercer Foro Internacional benefició significativamente a los sectores más pobres, que se ubicaron todos ellos por arriba del promedio de la distribución del ingreso. Muchas veces cuando se muestra esto, lo que se dice es que esto se ocurrió por qué se aplicaron políticas sociales de transferencia del ingreso directo a las familias más pobres a través d programas sociales que generaron un especie de burbuja, como la burbuja inmobiliaria, pero social, que impactó rápidamente los más pobres y esto es un diagnóstico un poco limitado de lo que ocurrió en Brasil, como muchos otros países de América Latina donde este mismo fenómeno se puede verificar de manera muy clara. Porque sin usar a dudas las políticas de transferencia de ingreso condicional tuvieron efecto muy importante en mejorar as condiciones de vida de los más pobres. Pero esto no fue exclusivamente así lo que vamos a ver de la segunda gráfica. La segunda gráfica nos muestra uno de los factores que mejor explica, por qué se produce este proceso de ampliación de más oportunidades de ingresos de los niveles de ingresos los más pobres en Brasil, que básicamente se vincula a una transformación muy radical que se produce en Brasil a partir del año 2004, 2005 y 2006, que es un crecimiento exponencial del trabajo formal y una disminución progresiva del trabajo informal. En buenas medidas las posibilidades que hubieron de aumento en los niveles de renta de ingresos de la población más pobre en Brasil se dividieron a que estos sectores entraron por primera vez dentro del mercado formal junto con su ingreso al mercado formal, a eso se le sumaron una serie de oportunidades y condiciones que genera la formalidad del trabajo, como es seguridad social, el acceso al sistema de salud, el acceso al crédito y a muchos otros beneficios que le impactaron en la renta de los sectores más pobres. Tercer Foro Internacional | 131 En esta próxima imágen ustedes pueden ver la diferencia está entre lo que son los rendimientos generados por el trabajo y los rendimientos generados por el no trabajo. Los rendimientos generados por el trabajo son naturalmente los que vienen del empleo. Es el salario o en el caso del decil más rico, son los rendimientos generados por sus inversiones, son las ganancias que tienen los más ricos. Esto es el color verde. Y los rendimientos generados por el no trabajo es el color anaranjado. ¿Qué muestra este gráfico? Que son los rendimientos generados por el no trabajo, puede ser el sistema de jubilaciones, si las personas reciben rendimientos y no trabajan más, porque están jubilados y o reciben ingresos por intermedio de transferencias hechas por los gobiernos que en el caso de Brasil fue fundamentalmente el programa “Bolsa Familia”. O en otros países como la Argentina, por ejemplo se llama “Asignación universal por hijo” o sea las transferencias de ingresos condicionados. Si podemos ver aquí por ejemplo por el decil más pobre, el 10 % más pobres de sociedad brasileña se benefició muchísimo en el aumento de sus ingresos por los planes sociales, por las políticas sociales. Pero esto ya cambia en el 20 % siguiente, estamos hablando de los 20 % más pobre, y ya en este sector el impacto de la formalización en el ingreso al mercado de trabajo, que es una forma mucho más estable de garantizar derechos comienzan optarse de forma clara, como se noten casi todos los deciles, menos en el sexto decil donde ustedes podrán ver, que la presencia del color naranjo es muy alta, porque en el sexto decil donde están de manera general casi todos los jubilados del sector público en Brasil. Por eso en el sexto decil en los rendimientos no derivados del trabajo son muy altos. En este casopolíticas sociales, sino el sistema de jubilaciones este gráfico muestra muy claramente, que es 132 | Tercer Foro Internacional un mito la afirmación de lo que hubo solo planes sociales y políticas sociales. Hubo un conjunto de transformación bastante más complejas. ¿Que es por lo tanto lo que se vivió en Brasil como en gran parte de América Latina, en Uruguay, en Argentina, en Bolivia, en Ecuador, en Venezuela, en Chile y muchos otros países de la region? Un enorme proceso de modernización social que se enfrentaba a una enorme cantidad de cuestiones y desafíos por que está asociada a la mejoría de las condiciones de vida de los mas pobres. Estuvieron tambien la ampliación de un conjunto de oportunidades para algunos sectores que fueron muy significativas. Piensen ustedes que Brasil tenía en el año 2003 tres millones y medio de estudiantes universitarios una población de dos cientos veinte millones de habitants, y solo tres millones y medio de habitantes iban a la Universidad. Cuando concluye el gobierno de Lula ocho años más tarde después del 2003, cuando concluye gobierno de Lula, Brasil tenía más de siete millones de estudiantes universitarios. En dos mandatos presidenciales Brasil había duplicado el número de estudiantes universitarios, imaginen lo que esto significaría en cualquier país del mundo. Claro que siete millones de estudiantes universitarios siguen siendo muy pocos para Brasil, esto significa que muchísimos miles y miles de jóvenes están fuera de Universidad todavía en Brasil. Pero la transformación fue muy significativa porqué de esos tres millones y medio de nuevos estudiantes universitarios el 70 % de ellos eran la primera generación de estudiantes universitarios de su familia. Fue la primera vez que para muchísimas familias brasileñas, si solo tomamos durante todo el periodo del gobierno de Lula, más o menos cerca de siete millones y media de de familias brasileñas tuvieron por primera vez un hijo en la universidad o una hija en la universidad. Y de esas familias 85 % eran negros o negras. En Brasil se suele usar la denominación “negro”, no se usa la denominación norteamericana afrobrasileño, porque nos hemos discutido mucho con definitiva, es una distinción que engaña más que muestra, porqué aunque el origen naturalmente es africano por los llegados esclavos, se trata de brasileños y sus características que son discriminados por el color de su piel, no por su origen geográfico. Pero lo que es realmente significativo es que las universidades generaron — como hoy mencionó la presidenta Dilma Rousseff y lo mencionará seguramente mañana — a partir de un conjunto político, se poblaron un sector de la sociedad que es totalmente excluido del acceso de educación. Podrí dar los muchos ejemplos con las políticas de vivienda, los programas del acceso a la vivienda popular, el acceso al crédito, el acceso a la salud y muchos otros datos. Un verdadero proceso de modernización social que en América Latina no hicieron nunca los gobiernos de los sectores oligárquicos, los sectores más concentrados de las derechas políticas, de las grandes burguesía industriales que históricamente gobernaron con o sin democracia nuestros países. El proceso de Tercer Foro Internacional | 133 modernización social de nuestros países en general se hizo durante el mandato de los gobiernos populares. Y en Brasil la primera expresión de esto fue el gobierno de Lula y de Dilma Rousseff. El avance, por lo tanto, fue impresionante. Hubieron también sin lugar a dudas enormes desafíos que se abrió a partir de esto. ¿Cuales? Primero que todas estas políticas tuvieron un impacto disminución de la pobreza y ampliación de las oportunidades y derechos muy importantes. Pero tuvieron un efecto mucho más limitado en la disminución de las niveles de desigualdad existentes en Brasil y en toda América Latina. América Latina tuvo un círculo virtuoso durante última década, pero no dejó de ser una región más injusta del planeta. Y esto no deja de ser al menos para los que gobernaron nuestros países generar una enorme perplejidad. Por qué nuestros países se volvieron más democráticos, nuestros países se modernizaron socialmente, pero no dejaron de ser profundamente injustos. Ahora nosotros o por lo menos algunos organismos internacionales consideramos también, antes se comparaba África con América Latina y América Latina era más desigual que África. Ahora África se divide en África Subsahariana y en África no Subsahariana, y África Subsahariana empata con América Latina niveles de desigualdad. Lo que no deja de ser alarmante es que América Latina pasó durante 15 años por un proceso de modernización social impresionante y que África Subsahariana no pasó . Y sin embargo tenemos los mismos niveles de desigualdad que África Subsahariana. Pero asociado a los niveles de desigualdad hay otros problemas, mucho más complejos que comenzaron a tornarse muy evidente no solo para nosotros, los sociólogos, sino también para la gente en su vida cotidiana. Por ejemplo. Con mucho menos pobreza, pero América Latina no dejó de ser un región más violento de planeta. Cómo dijo el presidente Samper América Latina es “un continente de paz. No cabe ninguna duda de esto”. No hay guerra y la última que teníamos que es la guerra de Colombia. Pero que seamos un continente de paz no significa que no es un continente extremadamente violento. Las mayores tazas de homicidio se cometen en las ciudades latinoamericanos, cualquier ranking de violencia incluye, por lo menos, seis o siete ciudades latinoamericanos. Los niveles de violencia en América Latina inclusive si se segmenta por un sector social son verdaderamente espantosos. Por ejemplo, durante el mes de abril en Siria murieron por la guerra brutal 2.700 personas. ¡En Brasil murieron casi 4 mil personas en el mes de abril asesinadas! Brasil tiene más población que Siria, es cierto. Es verdad, en proporción en Siria murieron más personas que en Brasil. De cualquier forma no deja de ser alarmante que es un país que nunca tuvo guerra, tenga y llega tener en algunos momentos hasta 4.000 asesinatos por mes. Ahora, si nosotros segmentamos, y eso es un especie de ingenería sociológica tecnológica de terror, segmentamos los muertos por la guerra en Siria por franja etaria, asesinatos en Brasil quintuplica a Siria en la muerte de jóvenes, y eso que 134 | Tercer Foro Internacional en la querrá mueren en general jóvenes combatientes. Porqué cerca del 70 % de los asesinatos que se cometen en Brasil, se cometen en la población que tiene entre 20 y 24 años. De las cuales las dos terceras partes son los jóvenes negros. Por lo tanto, fijense ustedes en la enorme complejidad que tiene Brasil que no es un único país violento en América Latina. América Central es la región más violento del mundo de hecho, aumentaron las tazas de violencia en países que antes no tenían tanta violencia. Es curioso que inclusive a pesar que gran parte, la mayor parte de América Latina fue gobernada por la izquierda, los que han puesto el tema de violencia del debates públicos, han sido las derechas exigiendo más represión, exigiendo una securitización de la política pública, etc. Por otro lado, nosotros durante estos 15 años casi quintuplicamos las oportunidades de que los jóvenes negros puedan ir a la universidad. Y al mismo tiempo se triplicaron posibilidades de que los jóvenes negros sean asesinados en el país. Hay cinco más oportunidades que jóven negro estudie en Universidad que cuando empezó el gobierno del PT, pero también hay tres veces más posibilidades de que muera asesinado. Es interesante que la taza de homicidios en Brasil disminuyó en los sectores más ricos y aumentó en los sectores más pobres. Y aumentó tanto en los sectores más pobres que hizo que la disminución de la taza de homicidios en los sectores más ricos, entre la población blanca, no se notará estadísticamente. Hay otros elementos también muy complejos y perturbadores. Por ejemplo, uno de los elementos característicos de la desigualdad latinoamericana es desigualdad de género. Tenemos las más altas tazas de violencia de género que compartimos con unos pocos países de África o de Medio Oriente o algunos países árabes. Pero tenemos altísimas tazas de femicidio y de violencia de género. Pero también tenemos las desigualdades de género en los mercados salariales. Y lo que es interesante fisiológicamente y dramático socialmente es que en América Latina las desigualdades salariales de género, la brecha salarial entre hombres y mujeres, aumentan cuanto más aumenta la escolaridad. Por lo tanto la diferencia salarial entre hombres y mujeres con más bajos niveles educativos es menor que la brecha salarial entre hombres y mujeres con los más altos niveles educativos. Cuanto más estudian las mujeres, más dificultades encontrarán en el mercado laboral después para equiparar su salario con el salario de los hombres que habían estudiado en las universidades con ellas . Cómo decía la presidenta Dilma: hoy podemos tener en Brasil la posibilidad de mujeres negras que se forman como médicas y eso la élite no se acepta nunca. Sin embargo, también la taza de empleabilidad de una mujer negra es 65 %, mientras que la taza de empleabilidad del hombre blanco formado por la misma universidad es 94 %. Por lo tanto, se forman, ahora sí, las mujeres negras en la universidad como médicas, pero cuando salen de la Universidad, no consiguen trabajo como médicas y tienen que conformarse con un Tercer Foro Internacional | 135 puesto de enfermeras cuando lo consiguen y si lo consiguen. Por lo tanto con sueldos mucho más bajos. Por otro lado también a pesar de lo esfuerzos de otros países de disminuir los efectos de la discriminación racista en el mercado del trabajo y el sistema educativo, en la seguridad social e inclusive en los medios de comunicación, nuestros países (no solo Brasil, sino toda América Latina) continúan siendo una región extremadamente racista y discriminadora. Discriminadora con los negros, donde hay negros y negras (Brasil, Colombia, Panamá, Ecuador) y racist también con los indios o con aquellos que parecen negros o parecen indígenas. En aquellos países algunos seres humanos cargan sobre sus espaldas la mochila del estigma, que se le aplica por el hecho de ser pobres, transformándolos en extranjeros dentro de su propio territorio. Como es en Argentina, por ejemplo, que a los más pobres del noroeste argentino se los confunden con bolivianos y se les aplica en el país profundamente racista — como es Argentina — el mismo criterio de las exclusiones y de discriminación que se aplica a los bolivianos, a los peruanos, a todos que no parecen blancos como los argentinos de los niveles más altos. Por lo tanto, en América Latina el proceso de modernización social ha sido espectacular. Pero esto también ha dejado en evidencia que hay estructuras de producción y reproduccion de la desigualdad que se producen de violencia, en discriminación, en injusticia social, en racism, en sexism, en estructura de base patriarcal de nuestras sociedades que parecen ser mucho más resistentes a estos cambios. Unos cambios que duraron una década y media y que empiezan a ser revertidos por los gobiernos conservativos que llegan al poder por diferentes vías. En el caso de Brasil por diferentes golpes de estado. Mañana la presidenta Dilma podrá explicar mucho mejor que yo las razones del golpe de estado que la destituyeron de la Presidencia de la República. Dilma no fue destituida por sus errores, fue destituida por sus méritos, por haber hecho de Brasil un país mucho más democrático. Eso es lo que la élite de Brasil no acepta, no acepta lo que esa transformación democrática exponga la brutalidad del sistema que obliga a los gobiernos a tomar partido y empezar actuar contra el racismo, contra la discriminación de género y contra la desigualdad, que obliga los gobiernos latinoamericanos actuar contra la violencia. El ciclo y este matrimonio de casi felicidad absolutua que tuvo el progresismo con la reforma social puso en evidencia que lo que había que hacer en América Latina era radicalizar los cambios sociales y no disminuirlos y que las recetas neoliberales eran volver al pasado. En algunos países — como la Argentina y como parece ser ahora Chile — la ciudadanía comienza desconfiar de estos régimenes progresistas y elige gobiernos neoliberales. El resultado en Argentina es espantoso, aumento significativo de la pobreza, mas de 5 millones de pobres. Macri tuvo la capacidad de generar casi un 136 | Tercer Foro Internacional 15 %, de poner casi un 15 % de la población argentina debajo de la línea de pobreza dentro de un año. El gobierno progresistas de Néstor Kirchner demoró casi 5 años para sacar 5 millones de argentinos de la pobreza. Casi un mandato presidencial y un año para sacar 5 millones de argentinos de la pobreza. Macri lo volvió a poner por debajo de la pobreza en menos de un año de gobierno. Endeudó el país profundamente, debilitó significativamente las instituciones de la democracia y desmontó todo el sistema de bienestar que se había generado durante estos años de reforma en apenas algunos pocos meses. Tenemos hoy una Argentina más injusta, y ya era injusta, más desigual, y ya era desigual con muchos más pobres y con las sustituciones públicas de atención a los más pobres en un estado de precariedad y de fragilidad absoluta. Pero tenemos también otros problemas. Porqué América Latina en gran problema nos son los gobiernos neoliberales que llegan al poder, nada más. Los gobiernos neoliberales que llegan al poder es una buena parte del problema que tenemos. El gran problema que tenemos es que la izquierda en América Latina ha gobernado y ya gobernando ha hecho lo que quizás debería hacer cualquier demócrata o quizás cualquier liberal demócrata que confie en que los efectos de la democracia suelen ser tan ventajosos como si suele decir que son los efectos de la democracia. Para ejemplo, en pensar de que si uno produce un ciclo de reformas que hace que la gente viva cada vez mejor, la gente va a querer vivir cada vez mejor. Y se volcaron los gobiernos progresistas a gestionar la sociedad desde el Estado. Los resultados — como mostré antes — fueron positivos, pero tambien tuvo un efecto. La izquierda que en América Latina siempre tuvo vinculación muy directa con laos más pobres, que ocupó los territorios a través de sus movimientos sociales, sus grupos de base, de sus iglesias populares, fue perdiendo su identidad social, fue ganando su identidad estatal, dejó el territorio y el territorio fue ocupado por otros. ¿Quienes ocuparon ese territorio en América Latina? ¿Las elites oligarquicas? No. Las elites oligárquicas manejan los medios de comunicación y de alguna manera, sí, colonizan estos territorios. Pero esos territorios los empezaron a ocupar otros militantes, otro tipo de activistas que no conocíamos y cuyos efectos estamos empezando a conocer de forma bastante dramática. Fundamentalmente las Iglesias pentacostales, ciertos grupos evangélicos que empezaron ocupar el territorios de los izquierdos, que empezaron relacionarse con los pobres y que empezaron hacer promesas a los pobres. Fíjense ustedes, que cuando el gobierno de Dilma Rousseff está terminando, se hace una encuesta en todas las mujeres que recibieron el beneficio de la “Beca Familia”. Y se les preguntaban a estas mujeres, si su vida cambió en estos últimos diez años, 95 % respondieron que cambió muchísimo para mejor. La segunda pregunta era, por que cambió. Era una respuesta espontánea. El 70 % dijo: “Cambió gracias a Dios”. Solo en la respuesta inducida, cuando se les daban opciones, 5 % de ellas dijeron: “Cambió gracias a la democracia o a la política”. ¡Cinco por ciento! Tercer Foro Internacional | 137 Yo fuí a Uruguay, el país más laico en América Latina y conté esta historia porque seguro que en Uruguay esto no pasa. Y mis compañeros del Frente Amplio me miraron perplejos y me dijeron: “Hicimos una encuesta igual aquí”. Y más del 75 % dijo: “Gracias al país”. En Brasil — Diós, en Uruguay — la Nación. En ninguna de los dos — la política, en ninguno de los dos — la Democracia. Y si uno pregunta a los latinoamericanos que piensan sobre la democracia, según Latinobarometro y muchas otras encuestas, más de 70 % de latinoamericanos piensa que democracia es para que los ricos sean más ricos, para que los privilegios de los ricos se multipliquen, y para que su vida cambie poco o casi nada. La izquierda trató de cambiar la sociedad. Antes la quería cambiar desde la base transformando a la sociedad en los movimientos y organizaciones de lucha que desde abajo construyen hacia arriba el poder. Durante 15 años realizabamos cambios inmensos de arriba hacia abajo. Yo no creo que se ha acabado el ciclo progresista, porque en política no hay ciclos. La idea de pensar política como un ciclo — como dice muy bien Álvaro García Linera — es una idea biologicista, darwinista, del desarrollo político que piensa en ciclos: que nacen, se desarrollan y se mueran. Es más complejo, la historia funciona haciendo curvas, yendo y viniendo. Y estamos acá, en uno lugares de ese país que hace cien años hizo una gran revolución, y que a partir de esa gran revolución quizas tiene tantas y tantas evidencias de que la historia nunca avanza de forma lineal. Por lo tanto, no se acabó el ciclo progresista, pero sin duda hay una crisis, muy profundal, del progresismo. Y de lo que se trate es de reconstruir todo desde las bases. La izquierda puede volver al poder para gobernar, seguir su ciclo de transformaciones, radicalizando las reformas que se hicieron en el pasado, fortaleciéndolas y aprendiendo de sus errores, por qué como dijo Eduardo Galeano: “Lo único que se construye de arriba hacia abajo son los pozos”. Lo que hay que construir ahora desde abajo hacia arriba es una nueva forma de poder que haga de nuestras sociedades más justas, más democráticas y libres. ¡Muchas gracias! Ибероамериканские страны: место на международной арене и тенденции взаимодействия Я. В. Белозеров1 Внешняя политика республики Гайана в 2000–2017 гг. The Foreign policy of the Co-operative Republic of Guyana, 2000–2017 Резюме: Статья посвящена внешней политике Кооперативной Республики Гайана, прежде всего, анализу вопросов решения Гайаной территориальных споров с соседями. Исследованы детали спора о морских границах Гайаны с Суринамом и проанализированы детали решения данного территориального конфликта. В статье также освещена предыстория современного спора о границах Венесуэлы и Гайаны, показаны сложности, возникающие при решении венесуэльско-гайанского спора. Автор демонстрирует, что территориальные споры Гайаны — одно из важных направлений ее внешней политики. В то же время оно не является единственным; страна тратит немало усилий на поиск сильных экономических и политических партнеров. В статье проанализированы проблемы, возникающие при поиске таких партнеров. Ключевые слова: Гайана; Суринам; Венесуэла; территориальные споры; международные организации; международные союзы. Abstract: The article is devoted to the foreign policy of the Republic of Guyana, first of all, to the analysis of the issues of resolving the territorial disputes of Guyana with its neighbors. The details of such disputes are researched. The solution of the dispute on the maritime borders of Guyana with Suriname is shown as also the details of this dispute within more than one hundred years. The article also deals with the prehistory of the contemporary border dispute between Venezuela and Guyana. The authors demonstrated that the territorial disputes of Guyana are one of the important directions of its foreign policy, but not the only one. This country is spending a lot of efforts in search for strong political and economic partners. The article is highlighting the problem which are arising in respect to this searches. 1 Белозеров Ярослав Владимирович, Россия, аспирант СПбГУ, ФМО ([email protected]). Tercer Foro Internacional | 139 Key words: Guyana; Suriname; Venezuela; territorial disputes; international organizations; international unions. На бывших колониях последствия освобождения от власти метрополии сказывались и сказываются по-разному. Кооперативной Республике Гайяна получение независимости от Великобритании, по сути, принесло массу проблем: страна, располагавшая слаборазвитой экономикой, оказалась к тому же в состоянии перманентных территориальных споров с соседними странами. Вопрос о роли и месте Гайяны на международной арене в конце ХХ — начале XXI веков остается весьма актуальным. Литературы, посвященной данной теме, довольно немного. Существуют отдельные англоязычные труды, анализирующие те или иные аспекты международной активности Кооперативной Республики Гайяна, однако, во-первых, отсутствуют комплексные работы, исследующие гайянскую внешнюю политику, а во-вторых, рассматриваются они — главным образом — через призму взглядов других, более мощных и известных, стран. Отметим, прежде всего, многотомную работу гайянца Одена Ишмаэля «Трейд дипломатия», описывающей взаимоотношения его государства с Венесуэлой с 1840 годов до XXI века. Третий том этого издания посвящен событиям с 1982 до 2015 годы.2 Взаимоотношения этих двух стран также проанализированы Уинстоном Феликсом, в его работе проанализирован период 1897-2015 гг.3 Ряд аспектов данной проблемы — в контексте исследования внешней политики Боливарианской Республики Венесуэла — изучен в статье, вышедшей изпод пера научного сотрудника ИЛА РАН Д.М. Розенталя4. Территориальные вопросы Практически с самого возникновения Кооперативной республики Гайяна в качестве самостоятельного государства в 1966 г. ей пришлось разбираться с территориальными вопросами, доставшимися «в наследство» со времен пребывания в составе Британской империи. Некоторое время создавалась иллюзия, что пограничные споры стали достоянием прошлого, но с началом XXI века они вновь оказались актуальны. Это было связано, во-первых, с амбициями лидеров и политиков соседних государств — Суринама и Венесуэлы. Вторым фактором, повлиявшим на изменение ситуаOdeen I., The Trail of Diplomacy. Vol, III. The Guyana-Venezuela Border Issue United Nations Involvement and Active Bilateral Relations (1982—2015). Blomington: Хlibris, 2013. 3 Winston F., The Shifting Foreign Policy of Venezuela Toward Guyana. Guy-Associates. August 7, 2015. 4 Розенталь Д.М., Внешняя политика Боливарианской Республики Венесуэла. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб: 2013; Розенталь Д.М., “Территориальный спор Венесуэлы с Гайаной: эволюция подходов боливарианцев” // Латинская Америка, 2011, № 10, 55–65. 2 140 | Tercer Foro Internacional ции, стало потенциальное экономическое усиление Гайяны, невыгодное ее конкурентам-соседям. Возможности для усиления страны кроются в разработке открытых в прибрежных водах месторождений нефти. Здесь возникла взрывоопасная ситуация, так как на воды с одной стороны претендует Венесуэла, (которая также претендует и на 2/3 суши Гайаны — так называемый район Эссекибо), а с другой Суринам, трактуя морское приграничное деление по своим правилам (и также выдвигая претензии на часть гайянской территории — так называемый Новый речной треугольник). Территориальные претензии Суринама Ситуация конфликта с Суринамом развивалась следующим образом: в 1998 году CGX Resources Incorporated получила от Джорджтауна лицензию на ведение морских геолого-разведывательных работ. Представители же Суринама 11 мая и 31 мая 2000 года высказали свое недовольство, заявив, что эти работы ведутся на его территории. Ответные ноты властей Гайяны 17 мая и 2 июня того же года подчеркивали правомочность таких работ и принадлежность спорной территории Гайане. 2 июня по инициативе президента Суринама Жюля Вейденбоша состоялись телефонные переговоры между ним и главой Кооперативной республики Бхарратом Джагдео, в ходе которых президенты договорились о необходимости найти разрешение спору посредством консультаций между министрами иностранных дел двух стран. В тот же день, однако, суринамские военные нарушили морские границы Гайяны, вынудив 3 июня персонал CGХ Resources Incorporated покинуть место проведения работ.5 3 июня Джорджтаун заявил официальный протест Парамарибо по поводу действий вооруженных сил Суринама в своих территориальных водах. Представители двух стран провели переговоры по предмету конфликта, а также обратились в КАРИКОМ с целью найти разрешение спора по вопросу о границах.6 КАРИКОМ поддержал Гайяну, однако вопрос не был решен, и Джорджтаун обратился в Международный суд, который начал разбирательство межгосударственного конфликта с 24 февраля 2004 года. Разбирательство проходило в соответствии со статьями 286, 287 и приложением VII Конвенции ООН — ЮНКЛОС — по морскому праву. Три вопроса касались The following is President Bharrat Jagdeo's statement at a media conference held on June 8, 2000 to discuss the Guyana-Suriname relations [Электронный ресурс] URL: http://www.guyana.org/guysur/jagdeo_ guysur.html (дата обращения 20.10.2017). 6 Introduction to the Guyana international relations [Электронный ресурс] URL: http://www.guyana. org/guysur/introduction.html(accessed 20.10.2017). 5 Tercer Foro Internacional | 141 разрешения вопроса о морской границе; требования о выплате Гайяне компенсации за действия Суринама; анализировалось также предполагаемое нарушение Суринамом обязательств согласно статьям 74 (3) и 83 (3). Согласно 15 статье ЮНКЛОС для делимитации морских границ допускалось применение особых обстоятельств, чтобы оправдать уход от средней линии деления (равноудаленности). Каждая сторона расширяла свое пространство в море с 3 до 12 миль. Следует учесть также, что Гайяне ранее запрещалось пересекать воды у реки Коррентине ближе трехмильного расстояния. Для корректировки морских границ стран и установления исключительной экономической зоны Международный суд определил эквидистантную линию, корректируемую с учетом обстоятельств. Так же судом было признано, что действия военных Суринама представляли угрозу, в то же время требование Джорджтауна о компенсации для Гайяны было отклонено. Суд установил, что обе стороны нарушали обязательства по статьям 74 (3) и 83 (3). Каждая сторона видела морскую границу по-своему: Суринам при этом исходил из ранее подписанных соглашений, а Гайяна ссылалась на принцип равноудаленности. В результате Суринам полагал, что его морская граница должна проходить по линии 10-го градуса от истинного севера, а Гайана — настаивала на линии, проходившей по 34-му градусу (рис. 1). Международный суд провел линию, фактически приближенную к требованиям Гайаны (см. рис. 1). Глава IX вердикта судебного трибунала гласила, что согласно пунктам 280, 406, 410 и 457 он может проводить границы в территориальных водах, континентальном шельфе и экономической зоне, и судить о правомочности действий сторон.7 Президент и правительство Суринама заявили, что их решение Международного суда устроила, поскольку установила почти равноудаленную линию для обеих сторон (51 % для Гайяны и 49 % для Суринама в море и 54 % для Гайяны и 46 % для Суринама на прибрежных участках). Обе стороны что-то выиграли, а что-то потеряли в ходе данного разбирательства.8 Трибунал также обвинил стороны в нарушениях морской конвенции, полагая, что анонсирование Джорджтауном в СМИ своих планов провести геологоразведку в спорном районе не может быть признано “Guyana and Suriname Award of the Arbitral Tribunal”, The Hague, 17 September 2007, 165–166. [Электронный ресурс] URL: https://pca-cpa.org/ru/cases/9/(accessed 20.10.2017) 8 Ivan Cairo, Caribbean Net News Suriname Correspondent Suriname government pleased with resolution of dispute with Guyana Published on Friday, September 21, 2007 [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow.com/caribnet/guyana/guyana.php?news_id=3644&start=1480&category_id=13 7 142 | Tercer Foro Internacional Рис. 1 достаточным юридическим обоснованием претензий на спорные участки, в то же время заявил о недопустимости угрозы применения силы. Причиной отклонения финансовых претензий Гайяны к Суринаму в размере 34 миллионов долларов стало отсутствие доказательств самого факта ущерба, нанесенного действиями суринамской стороны.9 Юридический советник Гайаны Пол Рейхлер в интервью газете ‘De Ware Tijd’ отметил, что правительству Суринама не следует видеть только прибыльные аспекты приграничного спора, поскольку — в его изложении — не 49 % отходят Суринаму, а 51 % — Гайане, а Гайяна получала 2/3, а Суринам — 1/3 спорных вод, кроме того, Международный суд не установил, кому принадлежала река Корентин, поскольку в его компетенцию не входило определение UN Tribunal rejects Guyana reparations claim, September 22, 2007 [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow.com/caribnet/guyana/guyana.php?news_ id=3646&start=880&category_id=13 (accessed 20.10.2017) 9 Tercer Foro Internacional | 143 Рис. 2 принадлежности сухопутных территорий.10 Глава Кооперативной республики Гайяна Бхаррат Джагдео заявил в то же время, что рад самому факту разрешения споров и появлению возможности вести работы, а также тому, что 85 % потенциально богатых участков нефтью были признаны принадлежащими его стране. Он выразил лишь сожаление об упущенных 7 годах, позволивших бы обогатить экономику страны, в то же время обращал внимание на возможности реализации совместных проектов с Суринамом.11 Обращает на себя внимание, что каждая из спорящих сторон предпочла трактовать судебный вердикт в наиболее выгодном для себя свете. При этом остался неурегулированным спор о территориальной принадлежности т.н. «нового речного треугольника» (the New River Triangle), располагающегося на территории Гайаны между Верхней Курентене (Новой рекой), рекой Кахрони и рекой Кутари. Суринам претендует на эту территорию еще со времен пребывания Гайяны в составе Британской империи. Не исключено также, что со временем решение арбитражного трибунала утратит силу, о чем свидетельствует пример венесуэльско-гайянского спора. Guyana must accept unfavourable aspects of border dispute settlement, says Suriname, September 25, 2000 [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow.com/caribnet/guyana/guyana.php?news_ id=3678&start=760&category_id=13 (accessed 20.10.2017). 11 Maritime dispute resolution opens quantum leap in development, says Guyan president, September 24, 2007 [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow.com/caribnet/guyana/guyana.php?news_ id=3669&start=&category_id=13 (accessed 20.10.2017) 10 144 | Tercer Foro Internacional Претензии Венесуэлы Исторически Венесуэла неоднократно выдвигала претензии в адрес Гайяны. Наиболее ярким является пример арбитражного разбирательства 1899 года, в ходе которого часть территории была признана относящейся к Британской Гвиане (на базе которой позднее и возникла Гайяна), а часть — венесуэльской. Согласно арбитражному вердикту вся спорная область была поделена (при делении рек и гор использовался принцип равноудаленности — по вершине гор и середине рек), а также было вынесено постановление о свободном судоходстве обеих сторон по рекам Амакуру и Барима.12 Оказалось, однако, что раз и навсегда утвержденное арбитражное решение стало сомнительным достижением, когда один из участвовавших в этом процессе адвокатов Северет-Мелет-Прево заявил, что арбитраж являлся результатом закулисной сделки России и Великобритании. Свой меморандум он завещал опубликовать после его смерти, что и было сделано в 1949 году.13 Это стало основой для новых притязаний Венесуэлы. У ряда экспертов вызвали сомнения причины необходимости столь долгого сокрытия обвинений и публикации их тогда, когда уже никого из свидетелей не осталось в живых, однако это мало что меняло. Президент Гайаны Дэвид Грейнджер в ноябре 2015 года высказал надежду на разрешение вопроса о границе с Венесуэлой при посредничестве ООН, однако посредник между Венесуэлой и Гайаной, мало чего смог добиться. Ситуация усугублялась тем, что президент Венесуэлы Николас Мадуро в мае 2015 года издал указ о защите территориальных вод своей страны — причем включил туда часть вод Гайаны. Возможно, что Великобритания, заключившая соглашение с Венесуэлой в 1966 году и США (один из главных инициаторов арбитражного суда 1899 г.) не останутся в стороне, а подтвердят правомочность решений старого трибунала, в том числе и через ООН.14 Важной вехой для данного конфликта являлось подписание Женевского соглашения в 1966 году, согласно которому должна быть назначена комиссия для решения приграничных споров и согласно 33 статье Sentence arbitrale relative à la frontière entre la colonie de Guyane britannique et les États-Unis du Venezuela Décision du 3 octobre 1899 [Электронный ресурс] URL: legal.un.org/riaa/cases/vol_XXVIII/331-340. pdf (accessed 20.10.2017). 13 Тhe Trail of Diplomacy a Documentary History of the Guyana-Venezuela Border [Электронный ресурс] URL: http://www.guyana.org/features/trail_diplomacy_pt4.html (accessed 20.10.2017). 14 Guyana-Venezuela border issue: The juridical option for a solution Published on April 13, 2016 [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow.com/topstoryCommentary%3A-Guyana-Venezuela-border-issue%3A-The-juridical-option-for-a-solution-30003.html (accessed 20.10.2017). 12 Tercer Foro Internacional | 145 ООН — если не удастся решить вопрос одним способом — будет предложен другой мирный способ. Пункты 1 и 2 статьи V устанавливают незыблемость территориального суверенитета государств, пока стороны не придут к соглашению.15 Стороны к согласию не пришли до сих пор. Венесуэла периодически предъявляет претензии на спорную территорию, Гайяна же занимается поиском союзников и поддержки как у сильных государств, так и у международных организаций. Следует упомянуть и так называемый ‘’Испанский протокол’’, навязанный Гайяне Венесуэлой в 1970 году; его параграф V говорил о приостановке IV параграфа Женевского соглашения, то есть о возможном обращении сторон в ООН.16 Протокол заключался на 12 лет и позже не был продлен. Согласно ‘’Stabroeknews’’, нынешний виток противостояния был предварен еще президентом Венесуэлы Уго Чавесом (1998–2013), который, однако в 2004 года до конца своего правления отказался от совершения агрессивных действий в отношении Джорджтауна. Преемник Чавеса Николас Мадуро повел иную линию, побуждаемый к тому внутренними причинами (в частности, необходимостью продемонстрировать жесткую линию). Так, в 2013 г. венесуэльские пограничники арестовали исследовательское судно Гайяны, обвинив его экипаж в нарушении территориальных вод Венесуэлы. Была также основана Венесуэльская ‘’Национальная организация по безопасности и спасению на море’’(ONSA), целью которой провозглашена защита вод у берегов Гайяны в спорном районе Эссекибо. Согласно опубликованным ONSA картам морское пространство Гайяны представлено как венесуэльское, кроме этого, в бюллетене Венесуэлы от 27 мая 2015 г. (под №40.669) был опубликован Указ президента Н. Мадуро №1.787 от 26 мая о расширении требований Венесуэлы в отношении «якобы гайянской» акватории. Этот указ напоминал другой, выпущенный в июле 1968 года тогдашним главой Венесуэлы Раулем Леони, утверждавший, что все 12 миль от берега в районе Эссекибо принадлежали Венесуэле. Официальные власти в Джорджтауне не раз подвергали критике бывших глав Гайяны — Бхаррата Джагдео и Дональда Роматара — за излишние контакты и надежду на получение помощи со стороны с Великобритании и No. 8192 Venezuela and United Kingdom of Great Britain and Northeren Ireland Agreement to resolve the controversy over the frontier between Venezuela and British Guiana. Signed at Geneva, on 17 February 1966 [Электронный ресурс] URL: http://peacemaker.un.org/guyana-venezuela-border66 (accessed 20.10.2017). 16 No.11410 Guyana, United Kingdom of Great Britaian and Northern Ireland and Venezuela Protocol to the Agreement to resolve the controversy between Venezuela and the United Kingdom of Great Britain and Northern Ireland over the frontier between Venezuela and British Guiana Signed at Port of Spain on 18 June 1970. Registered by Guyana on 19 November 1971 [Электронный ресурс] URL: https://treaties.un.org/ doc/.../volume-801-I-11410-English.p... (accessed 20.10.2017). 15 146 | Tercer Foro Internacional США, в то время как необходимо было формировать международную поддержку против Венесуэлы. Они также полагают, что их страна совершила ошибку, поддержав действия Великобритании в ходе аргентино-британского конфликта вокруг Мальвинских (Фолклендских) островов в 1982 г. и воздержавшись от осуждения России по вопросу об «аннексии Крыма» в ходе Генеральной ассамблеи ООН.17 Можно утверждать, что причины, побуждающие Венесуэлу к агрессивному поведению в отношении Гайаны кроются, во-первых, в желании отвлечь внимание населения от внутренних проблем, а во-вторых, в намерении приобрести новые экономические резервы. Наконец, Каракас хочет в ходе данного конфликта и усилить свое влияние на мировой арене. Нечто подобное уже происходило в 1899 году в ходе арбитражного разбирательства между Венесуэлой и Великобританией с привлечением представителей США и России. Каждый игрок тогда приобретал определенный вес и авторитет, а Венесуэла еще и получала территориальное приращение. Сложность для Гайяны в данном случае кроется в том, что она, с одной стороны, хочет соблюсти политику нейтралитета, но с другой — обрести сильных союзников, не задевая при этом интересы других держав. Поддержка Джорджтауном Великобритании в ходе Мальвинского (Фолклендского) конфликта была демонстрацией союзнических отношений с Лондоном. Похожая ситуация сложилась и с позицией Гайяны в 2014 г., когда она воздержалась от голосования по резолюции ГА ООН с осуждением действий Москвы в Крыму. В то же время оба прецедента (присоединение Крыма к России и сохранение Мальвин за Великобританией) могут сыграть против Джорджтауна, поскольку Гайяна, по сути, молчаливо признала возможность силового решения территориального вопроса. Гайяна активно использует международные организации для решения различных внутренних и внешних проблем. Так, она сумела привлечь КАРИКОМ и Группу 77 для своей поддержки и обеспечения мирного разрешения территориальных споров с Суринамом и Венесуэлой. В ходе встречи глав правительств группы 77 было принято совместное обращение к конфликтующим сторонам с призывом решить дело мирным путем.18 Представители государств КАРИКОМ неоднократно высказывались высказались в поддержку территориальной целостности Гайяны и за решеLocal News Venezuela makes new claim to Guyana’s territorial waters, potential oil block — Greenidge says ambassador to be summoned for explanation, June 7, 2015. [Электронный ресурс] URL: https://www. stabroeknews.com/2015/news/stories/06/07/venezuela-makes-new-claim-to-guyanas-territorial-waterspotential-oil-block/(accessed 20.10.2017). 18 Introduction to Guyana international relations, [Электронный ресурс] URL: http://www.guyana.org/ guysur/introduction.html (accessed 20.10.2017). 17 Tercer Foro Internacional | 147 ние территориального спора между нею и соседями мирным путем. Такие обращения были сделаны в июле 2014 года, марте и июле 2015 года, в феврале и июле 2016 года. В феврале 2017 года лидеры КАРИКОМ одобрили посредничество представителя ООН в территориальном споре Венесуэлы и Гайаны и — если оно не приведет к решению конфликта, в 2018 году должно начаться международное арбитражное разбирательство.19 27 февраля 2017 года генеральный секретарь ООН известил президента Гайяны Дэвида Грейнджера о назначении Дага Ниландера посредником для переговоров о территориальных претензиях Венесуэлы к соседней стране.20 Первое посещение Джорджтауна Ниландером состоялось 12–13 апреля 2017 года, во второй раз он приехал в Гайяну 5–6 мая 2017 года. В пресс-релизе отмечено, что в случае провала посредничества дело автоматически будет передано в международный суд, если только Венесуэла и Гайяна не попросят этого не делать.21 (См. на рис. 3 карту, обозначающую спорные территории.)22 Таким образом, Гайана активно задействует и механизм поддержки ООН. Рис. 3 Guyana/Venezuela http://www.caricom.org/guyana-venezuela-border-dispute (accessed 20.10.2017). Press Release: Foreign Ministry welcomes appointment of Dag Halvor Nylander of Norway as Personal Representative on Border Controversy between Guyana, Venezuela [Электронный ресурс] URL: http:// www.minfor.gov.gy/press-releases/foreign-ministry-welcomes-appointment-of-dag-halvor-nylander-of-norway-as-personal-representative-on-border-controversy-between-guyana-venezuela/ (accessed 20.10.2017). 21 Press Release: Second Visit of Ambassador Dag Nylander [Электронный ресурс] URL: http://www. minfor.gov.gy/press-releases/second-visit-of-ambassador-dag-nylander/ (accessed 20.10.2017). 22 Frank Jacobs, “The Lonelines of the Guyanas”, The Opinion Pages, January 16, 2012, URL: [Электронный ресурс] URL: https://opinionator.blogs.nytimes.com/2012/01/16/the-loneliness-of-theguyanas (accessed 20.10.2017). 19 20 148 | Tercer Foro Internacional Дипломатическая миссия Гайяны В обращении президента Гайяны Грейджера, адресованном дипломатическому корпусу страны, содержится перечень ключевых задач, которые характеризуют внешнюю политику джорджтауна: отказ от конфронтации, необходимость привлечения международной и региональной поддержки для самого ее существования и процветания; активное привлечение торговых экономических и политических союзников для защиты и благополучия страны. Именно защита целостности страны остается приоритетной задачей для Гайяны на протяжении многих лет ее существования. Страна ищет поддержку в международном сообществе (прежде всего, в ООН) и таких организациях как КАРИКОМ, Британское Содружество, активно действует в Сообществе стран Латинской Америки и Карибского бассейна (СЕЛАК), Организации американских государств (ОАГ), Южноамериканском союзе наций (УНАСУР) и в CARIFTA. Гайана — единственная англоязычная страна в Южной Америке — является проводником и связующим звеном между разными мирами — Карибской и Южной Америками. Ей крайне важно сохранять связь с гайянской диаспорой за рубежом, оказывать ей поддержку, и через нее, и через собственные дипломатические миссии — информировать мировое сообщество о своей стране, пытаясь склонять мировое общественное мнение в поддержку Джорджтауна, активно использовать экономическую дипломатию для привлечения инвесторов и заключения выгодных контрактов23. Цели и задачи внешней политики Гайаны хорошо изложены в пресс-релизе Департамента по многосторонним и глобальным вопросам. Это, прежде всего, продвижение интересов Гайаны на мировой арене; укрепление имиджа страны и нейтрализация угроз безопасности для нее; изыскание стратегических партнеров для повышения роли державы в решении международных вопросов; использование механизмов и принципов ООН для проведения своей политики, устранения возникших конфликтных ситуаций. Департамент занимается установлением связей с дружественными странами, заключением двусторонних союзов, как с государствами, так и с международными организациями, в частности, с ООН, Британским Содружеством, Движением неприсоединения, Группой 77, Европейским союAgenda of Guyana’s diplomatic envoys overseas must be guided by national interests -President Granger tells Heads of Missions [Электронный ресурс] URL: http://www.minfor.gov.gy/news/agenda-of-guyanas-diplomatic-envoys-overseas-must-be-guided-by-national-interests-president-granger-tells-headsof-missions/ (accessed 20.10.2017). 23 Tercer Foro Internacional | 149 зом, Организацией исламского сотрудничества, Организацией Договора о сотрудничестве в Амазонии и Международным центром Ивокрама.24 «Департамент Америки» Кооперативной Республики Гайяна ставит задачи усиления сотрудничества с целым рядом государств Северной и Южной Америки (в том числе со старыми партнерами — США и Канадой), а также по активному взаимодействию с ОАГ, УНАСУР, СЕЛАК, ЕС-ЛАК, ЛАЭСЮ.25 В ООН Гайана активно проводит линию за оказание помощи бедным странам, оказание поддержки на основании подлинной, а не ложной информации, устранение политики двойных стандартов, содействие распространению и действию норм международного права, расширение членства в Совете Безопасности, а также выступая за подлинную демократизацию всех международных процессов.26 Заключение Можно констатировать, что главным для Гайяны с самого начала существования государства являлось решение приграничных вопросов мирным путем. Вопросы о границах решены лишь частично и, возможно, не будут окончательно решены никогда по причине активной политики соседних Суринама и Венесуэлы, где амбициозные политики могут периодически подымать приграничный вопрос. Помимо задачи сохранения целостности государства Гайяна активно ратует за демократизацию международных отношений, полагая, что не только сила и мощь имеют значение, но и нормы права и справедливости. Джорджтаун выступает за установление добрососедских отношений и заключение взаимовыгодных экономических договоров, без которых нормальное развитие страны невозможно. Выступая за расширение состава Совета Безопасности ООН, Гайяна исходит из необходимости увеличения возможностей услышать голос «малых стран» и превращения международных институтов в действительно демократические инстанции, необходимости изменения торгово-экономической системы мира, где последствия глобализации были бы смягчены новыми международными институтами. Multilateral and Global Affairs Department Home Multilateral and Global Affairs Department [Электронный ресурс] URL: http://www.minfor.gov.gy/multilateral-and-global-affairs-department/ (accessed 20.10.2017). 25 Department of Americas [Электронный ресурс] URL: http://www.minfor.gov.gy/department-of-americas/ (accessed 20.10.2017). 26 Выступление Гайаны на 58 сессии ГА ООН (общие прения) A/58/PV.12, 58-я сессия (2003-2004 г.) http://www.un.org/ru/ga/58/plenary/guyana.pdf (accessed 20.10.2017). 24 150 | Tercer Foro Internacional В целом внешняя политика Гайаны является довольно успешной, и если ее видимые результаты оказываются не всегда идеальными — это связано с малой экономической и политической мощью государства и его меньшей известностью по сравнению с той же Венесуэлой. Тем не менее, работа по популяризации политики Гайяны в мире продолжается. Библиография 1. “Arbitral Tribunal Constituted Pursuant To Article 287, And in Accordance With Annex VII, of the United Nations Convention on the lav of the sea in the matter of an arbitration between: Guyana and Suriname Award of the Arbitral Tribunal”, The Hague, 17 September 2007, 165-166 [Электронный ресурс] URL: https:// pca-cpa.org/ru/cases/9/ (accessed 20.10.2017). 2. “Local News Venezuela makes new claim to Guyana’s territorial waters, potential oil block Greenidge says ambassador to be summoned for explanation”, Staff Writer, June 7, 2015, [Электронный ресурс] URL: https://www.stabroeknews.com/2015/ news/stories/06/07/venezuela-makes-new-claim-to-guyanas-territorial-waterspotential-oil-block/ (accessed 20.10.2017). 3. Agenda of Guyana’s diplomatic envoys overseas must be guided by national interests -President Granger tells Heads of Missions [Электронный ресурс] URL: http:// www.minfor.gov.gy/news/agenda-of-guyanas-diplomatic-envoys-overseas-mustbe-guided-by-national-interests-president-granger-tells-heads-of-missions/ (accessed 20.10.2017). 4. Department of Americas, [Электронный ресурс] URL: http://www.minfor.gov. gy/department-of-americas/ (accessed 20.10.2017). 5. Frank Jacobs, “The Lonelines of the Guyanas”, The Opinion Pages, January 16, 2012. [Электронный ресурс] URL: https://opinionator.blogs.nytimes. com/2012/01/16/the-loneliness-of-the-guyanas (accessed 20.10.2017). 6. Introduction to Guyana International Relations, [Электронный ресурс] URL: http://www.guyana.org/guysur/introduction.html (accessed 20.10.2017). 7. Ivan Cairo, “Caribbean Net News Suriname Correspondent Guyana must accept unfavourable aspects of border dispute settlement”, Suriname Published, September 25, 2000 [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow. com/caribnet/guyana/guyana.php?news_id=3678&start=760&category_id=13 (accessed 20.10.2017). 8. Ivan Cairo, “Caribbean Net News Suriname Correspondent Suriname government pleased with resolution of dispute”, Guyana Published, September 21, 2007 [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow.com/caribnet/guyana/ guyana.php?news_id=3644&start=1480&category_id=13 (accessed 20.10.2017). 9. Marcus Colcheste, Guyana: Fragile Frontier: Loggers, miners and forest people, Latin American Bureau, 1997. Tercer Foro Internacional | 151 10. Multilateral and Global Affairs Department Home Multilateral and Global Affairs Department, [Электронный ресурс] URL: http://www.minfor.gov.gy/multilateraland-global-affairs-department/ (accessed 20.10.2017). 11. Odeen I., “Commentary: Guyana-Venezuela border issue: The juridical option for a solution”, Carribean News, April 13, 2016, [Электронный ресурс] URL: http://www.caribbeannewsnow.com/topstory-Commentary%3A-GuyanaVenezuela-border-issue%3A-The-juridical-option-for-a-solution-30003.html (accessed 20.10.2017). 12. Odeen I., Тhe Trail of Diplomacy a Documentary History of the Guyana-Venezuela Border, Part four-renewal of the Venezuelan Claim. [Электронный ресурс] URL: http://www.guyana.org/features/trail_diplomacy_pt4.html (accessed 20.10.2017). 13. Odeen I., The Trail of Diplomacy, Vol. 3. The Guyana-Venezuela Border Issue United Nations Involvement and Active Bilateral Relations (1982-2015), Blomington, Хlibris, 2013. 14. Press Release: Foreign Ministry welcomes appointment of Dag Halvor Nylander of Norway as Personal Representative on Border Controversy between Guyana, Venezuela [Электронный ресурс] URL: http://www.minfor.gov.gy/press-releases/foreignministry-welcomes-appointment-of-dag-halvor-nylander-of-norway-as-personalrepresentative-on-border-controversy-between-guyana-venezuela/ (accessed 20.10.2017). 15. Press Release: Second Visit of Ambassador Dag Nylander [Электронный ресурс] URL: http://www.minfor.gov.gy/press-releases/second-visit-of-ambassador-dagnylander/ (accessed 20.10.2017). 16. Sentence arbitrale relative à la frontière entre la colonie de Guyane britannique et les États-Unis du Venezuela Décision du 3 octobre 1899, [Электронный ресурс] URL: legal.un.org/riaa/cases/vol_XXVIII/331-340.pdf (accessed 20.10.2017). 17. The following is President Bharrat Jagdeo’s statement at a media conference held on June 8, 2000 to discuss the Guyana-Suriname relations [Электронный ресурс] URL: http://www.guyana.org/guysur/jagdeo_guysur.html (accessed 20.10.2017). 18. Выступление Гайаны на 58 сессии ГА ООН(общие прения) A/58/PV.12 -58-я сессия (2003-2004) [Электронный ресурс] URL: http://www.un.org/ru/ga/58/ plenary/guyana.pdf (accessed 20.10.2017). Dr. Gonzalo S. Paz1 Perspectivas de las Relaciones Internacionales de América Latina en una Era de Cambios Perspectives of International Relations in Latin America in an Era of Change Resumen: El objeto de esta presentación es presentar unas breves reflexiones sobre unos pocos temas esenciales para iniciar un diálogo académico sobre procesos que influyen en las relaciones económicas y políticas internacionales de América Latina América Latina y el Caribe, las cuales se haya en una profunda era de cambios cuyas causas son endógenas y exógenas. Palabras claves: Trump; China; commodities; izquierda; integración. Abstract: The purpose of this presentation is to present a few reflections on a few essential topics to initiate an academic dialogue on processes that influence the economic and political international relations of Latin America and the Caribbean, which has been in a deep era. of changes whose causes are endogenous and exogenous. Keywords: Trump; China; commodities; left; integration. En primer lugar, el llamado “giro a la izquierda” político y más recientemente, el debate sobre su presunto fin, encarnado por la asunción de gobiernos no izquierdistas en varios países (Brasil, Argentina, etc., aunque con excepciones: Venezuela, Nicaragua, y quizá en 2018, también México. Segundo, el llamado “ciclo de los commodities”, impulsado desde comienzos de siglo por la masiva demanda china, cuyo fin también se viene proclamando aproximadamente circa 2013. Las complejas relaciones entre ambos procesos deberán ser objeto de análisis por un largo tiempo entre los políticos, los periodistas, los especialistas y estudiosos en la región. La interacción entre estos dos procesos entrelazados ha tenido impacto tanto en la política exterior de los países de la región y en las organizaciones regionales políticas (entre ellas la Organización de Estados Americanos/OEA, la Comunidad de Estados de Latinoamérica y el Caribe/CELAC, UNASUR), de integración económica (Mercosur, Alianza del Pacífico, Alba, etc). Pero como el resto del mundo, la región también se enfrenta a nuevos retos externos con la elección de Donald Trump como presidente de Estados Unidos y su asunción en enero de 2017. A lo anterior hay que agregar el impacto de eventos o desarrollos puntuales, tales como el exitoso pero complejo proceso de paz colombiano lo la crisis en Venezuela. 1 Argentina, Universidad de Georgetown, Estados Unidos. [email protected] Tercer Foro Internacional | 153 Estamos también ante un largo ciclo electoral: las elecciones de medio término en Argentina (octubre 2017), las presidenciales de Honduras (noviembre 2017) y de Chile (noviembre y diciembre de 2017), que tendrá continuidad en 2018 con importantes elecciones, entre las que se destacan las elecciones presidenciales de México (julio 2018) y Brasil (octubre 2018). Evo Morales, en Bolivia, ha sido habilitado por la Corte Suprema de ese país a buscar una reelección más en las próximas elecciones presidenciales. El Ciclo Largo o Superciclo de los Commodities Comencemos por explorar las consecuencias de largo ciclo de los commodities, a comienzos del siglo XXI, que se extendió quizá hasta 2013. El mismo, como ya dijimos, fue consecuencia directa del proceso de desarrollo chino, que se lanzó con el congreso del Partido Comunista Chino en diciembre de 1978. La demanda china de hierro, níquel, cobre y soja, entre otros, generó un boom exportador en aquellos países que poseen estos minerales y oleaginosos. En lo que ha sido llamado la “lotería de los commodities”, algunos países tuvieron más suerte que otros. Si un país tenía uno de estos commodities demandados por China, entonces había buenas chances de que ese país aumentara enormemente sus exportaciones y su comercio con China. Esto fue lo que sucedió con Chile (primer productor mundial de cobre), Venezuela (petróleo), Brasil (hierro, y segundo productor mundial de soja), Perú (hierro, cobre), Argentina (tercer mayor productor mundial de soja, hierro), Cuba (uno de los mayores productores mundiales de níquel, Ecuador (petróleo), Paraguay (soja), Incluso en algunos casos algunos países quizá tuvieran superávit en la balanza comercial (por ejemplo Chile, Perú y Argentina, al principio). Como resultado de este proceso China se convirtió rápidamente en el socio comercial número uno o dos de la mayoría de los países de la región. La contraparte obvia la constituyó el grupo de países que no tienen commodities en forma abundante (como los países centroamericanos). México, abundante pero declinante en petróleo, está estructuralmente vinculado al mercado norteamericano por el NAFTA. El resultado del comercio bilateral entre México y China ha sido desastroso para México, con déficits masivos que ha alcanzado los 60billones de dólares anuales. Chile, Perú y Costa Rica incluso establecieron acuerdos de libre comercio con China. China también estableció asociaciones estratégicas de distinto grado con los principales países de la región. Brasil, resurgiendo con fuerza hasta hace dos o tres años, desarrolló la agenda de política exterior más exitosa al asociarse en los BRICS (Brasil, Rusia, India, China y más tarde, Sudáfrica), aunque no ha logrado hasta el momento su objetivo más ambicioso: una silla permanente en el Consejo de Seguridad de las Naciones Unidas. 154 | Tercer Foro Internacional Venezuela, aupado por el aumento del precio del petróleo que llego a más de $150 dólares el barril en 2008, se transformó en el principal soporte económico internacional de Cuba, en el líder del ALBA y en el sostén de PetroCaribe. Emergió incluso en este período en círculos académicos una preocupación sobre la posibilidad de que se suscitaran fenómenos de Dutch Disease. Esta incorporación de China a los mercados históricos de los países de la región produjo un boom de comercio hasta 2008-2009, cuando se produjo la crisis financiera estadounidense y mundial. Después de ese momento fundamental, el comercio (tanto medido en volumen como en precios) se estancado o incluso retrocedido, pero también en forma creciente se ha ido expandiendo la inversión, los préstamos y la cooperación financiera (como fue el caso de los sucesivos acuerdos de swaps firmados entre China y Argentina, tanto en los gobiernos de Cristina Fernández de Kirchner e incluso el de Mauricio Macri). Esta expansión del comercio con China no se llevó a cabo sin críticas. Se volvía a reiterar un patrón histórico de las vinculaciones económicas internacionales de la región, basada e la exportación de unos commodities y la importación de productos manufacturados, proceso históricamente denunciado por Raúl Prebisch, la Comisión Económica para América Latina y el Caribe (CEPAL), la teoría de la dependencia, etc. Se denunció un proceso de desindustrialización y China acumuló demandas en la Organización Mundial de Comercio; el proteccionismo aumentó en algunos casos y hasta hubo algunas represalias chinas, como fue el caso de la Argentina, en particular con el aceite de soja. También la problemática asociada con el daño al ambiente, la polución, la contaminación del agua, el monocultivo, el impacto de los pesticidas en la salud humana, entre otros, emergieron con fuerza, afectando incluso a poblaciones indígenas (Perú, Ecuador). El Giro a la Izquierda de América Latina Casi al mismo tiempo una gran parte de la región experimentó lo que se dio en llamar el “Giro a la Izquierda” político, con una mayoría de países gobernados por un largo período por gobiernos de izquierda. Entre las figuras más importantes se destacaron Hugo Chávez en Venezuela, Lula y Dilma Roussef en Brasil, los gobiernos de la Concertación en Chile (Alwyn, Frei, Lagos y Bachelet, aunque con un programa que esencialmente continuó las líneas maestras instituidas por la larga dictadura de Augusto Pinochet Ugarte entre 1973 y 1990), Rafael Correa en Ecuador, Néstor Kirchner y Cristina Fernández de Kirchner en Argentina, el Frente Amplio en Uruguay, Fernando Lugo en Paraguay. Se ha señalado que en el “giro a la izquierda” se conformaron dos grupos políticos en la región: aquellos gobiernos con vocación más radical (por ejemplo, Chávez en Venezuela; Correa en Ecuador; Morales en Bolivia; en menor grado, Tercer Foro Internacional | 155 Argentina con los Kirchner) y otro grupo más reformista-institucional, moderado (por ejemplo Lula y Dilma Roussef en Brasil, la Concertación de Lagos y Bachelet en Chile, el Frente Amplio con Tabaré Vázquez y con José “Pepe” Mujica en Uruguay). El Nuevo Escenario Internacional y las Políticas Exteriores de los Países de la Región La relación entre el proceso económico expansivo y la persistencia de los gobiernos de izquierda en la región genera muchas preguntas centrales para los estudios latinoamericanos que esperamos será objeto de muchos debates académicos, tesis, y libros. ¿Hasta qué punto los gobiernos de izquierda fueron diferentes o mejores a otros gobiernos que en el pasado estuvieron confrontados a fenómenos similares? ¿Fue esta súbita bonanza consumida inmediatamente o se tradujo en una palanca de despegue de un proceso de desarrollo económico acelerado y sustentable? ¿Fueron culpables estos gobiernos de desaprovechar una oportunidad histórica o incluso, el caso de las acusaciones más serias, de reinstaurar una relación neocolonial, como lo denuncio en su momento nada más y nada menos que Fernando Cardoso? Como resultado directo de este proceso (y teniendo en cuenta otros elementos importantes, tales como un mejor manejo macroeconómico en la región), y de las políticas activas redistributivas aplicadas por estos gobiernos se produjo una mejoría notable en la calidad de vida de muchos países de la región, con reducción de la pobreza y pobreza extrema, y en algunos casos en reducción de la inequidad, medida por el índice de Gini (Chile, un caso especial, con marcada reducción de la pobreza pero con una inequidad muy persistente). Es indudable que la combinación entre las condiciones positivas para muchas de las exportaciones de la región combinado con la persistencia de los gobiernos afines al “giro a la izquierda” sostuvo políticas exteriores con mayores grados de autonomía comparados con los del pasado. Esto se vio reflejado en varias coyunturas en que se alcanzó un clímax particular, como lo fue la Cumbre de las Américas en Mar del Plata, Argentina, en 2005, donde se cerró la posibilidad de una zona de libre comercio de Alaska a Tierra del Fuego (aunque varios proyectos asociacionistas nacionales o subregionales con Estados Unidos, siguieron adelante). Particularmente importantes fueron la creación tanto de la CELAC y de UNASUR, como los proyectos regionales más abarcativos y ambiciosos. China surgió como una esperanza de diversificación económica y política en la región frente a las tradicionales relaciones controversiales con Estados Unidos. En el caso de Venezuela (y en menor grado Cuba) hasta se llegó a generar la expectativa de que China se convertiría en un “external balancer”, en una fuerza externa que contrarrestaría la hegemonía estadounidense sobre la región. China sin embargo, aumentó exponencialmente sus relaciones económicas, estrechó las 156 | Tercer Foro Internacional relaciones con los partidos políticos y en los foros internacionales, aprovechando el histórico antinorteamericanismo en vastos sectores de la política y la sociedad latinoamericana, pero no se dejó arrastrar a ninguna situación que potencialmente pudiera escapar de su control. China evitó verse involucrada en alguna situación que pudiera convertirse en un gatillo de una escalada o aun de una confrontación con Estados Unidos, con quien tiene la relación bilateral más importante del mundo. China ha percibido por años un intento de cerco internacional propiciado por Estados Unidos que a sus históricamente fuerte vínculos en la región (Japón, Australia, Corea del Sur, Singapur) sumo mejoras sustanciales en sus vínculos con India e incluso Vietnam. El pico de tensión se plasmó en el “pivot” hacia del Asia, definido por Kurt Campbell, Hillary Clinton en la presidencia de Barack Obama, cuyo correlato económico lo encarnó el Acuerdo Transpacífico (TTP, po su sigla en inglés). La reacción de China en la región fue establecer relaciones diplomáticas con Costa Rica, llevar finalmente a cabo el demorado Foro China-Celac, con la cumbre ministerial de Beijing en 2015, y más recientemente, en 2017, el establecimiento de relaciones diplomáticas con Panamá (aunque los casos mencionados de Costa Rica y Panamá respondieron principalmente a la dinámica del conflicto entre China y Taiwán). Estados Unidos Bajo Obama y la Era Trump Un factor externo siempre presente en las relaciones exteriores latinoamericanas es Estados Unidos. Bajo las presidencias de Obama la actitud norteamericana fue básicamente de relegamiento benigno hacia la región, aunque el hecho más importante se produjo hacia el final de su presidencia: el restablecimiento de relaciones diplomáticas con Cuba con la mediación del argentino Papa Francisco, anunciada justamente y no por casualidad el día de su cumpleaños, un 17 de diciembre. Este evento fue largamente aplaudido en América Latina, y se consideró en ese momento que era el fin del último resabio de la Guerra Fría. Sin embargo, la nueva administración Trump se abrió con varios puntos fuertes y muchos interrogantes. En primer lugar los ataques a México y al NAFTA, que llevaron las relaciones entre Estados Unidos y México a su punto más bajo en muchos años. En segundo lugar los ataques hacia los inmigrantes de la región en Estados Unidos. En tercer lugar, el cambio de la política hacia Cuba y el desarrollo de los supuestos ataques sónicos, que llevo a Estados Unidos a retirar personal de su Embajada en La Habana y a cerrar la emisión de visas, esto en un contexto político cubano de cierta tensión y expectativa ante la muerte de Fidel Castro en 2016, justo después de las elecciones presidenciales norteamericanas, y el largamente anunciado retiro parcial de Raúl Castro y ascenso de Miguel Díaz Canel anunciado para el inicio de 2018. La administración Trump ha ampliado sus sanciones a personeros del régimen de Maduro en Caracas, recibido Tercer Foro Internacional | 157 a miembros destacados de la oposición venezolana, y apoyado las críticas de otros países latinoamericanos a Venezuela articulados en el llamado grupo Lima o grupo Perú. El caso del deterior de las relaciones entre Estados Unidos y México es de gran relevancia. Tanto en Washington como en Ciudad de México el pesimismo manda sobre la renegociación del NAFTA y el fantasma sobre el fin del NAFTA campea por doquier. China, aprovecha la coyuntura estratégica para tratar de mejorar las relaciones con México, las peores desde principio de siglo con un país importante en la región, y trata de profundizar la división entre Estados Unidos y México, agrandando la brecha entre ambos. En septiembre de 2017 invitó a México a participar de la exclusiva reunión BRICS Plus, e incluso intentó incorporar en forma permanente a México a los BRICS, movida a la que se resistió Brasil vehementemente. La Región y los Cambios más Recientes Importantes eventos políticos se han sucedido recientemente que escapan a las posibilidades de tiempo de esta breve exposición: el avance con contratiempos del Proceso de Paz de Colombia (la pérdida del referéndum; el Premio Nobel de la Paz para el Presidente Santos), el fin de la guerrilla histórica de la FARC y su transformación en un partido político; el juicio político a Dilma Roussef y el ascenso de su vicepresidente, Michel Temer; la fractura de la Concertación en Chile y la aparición del Frente Amplio; el fin del gobierno de Correa y el enfrentamiento subsiguiente con su sucesor, el Presidente Moreno; la posible nueva reelección de Evo Morales; el escándalo de las elecciones hondureñas; la resistencia de la dinastía de Daniel Ortega en Nicaragua, la saga del nuevo Canal con su socio chino, entre otros, así como la cumbre de la Organización Mundial de Comercio en diciembre de 2017 en Buenos Aires y la próxima cumbre en 2018 del G20 en Argentina, por primera vez en un país de América del Sur (las cuales hablan también del cambio en la política exterior argentina, sumado a la avanzada iniciativa de ingreso a la OECD y la participación de Macri junto a Bachelet en la conferencia sobre la llamada One Belt One Road/OBOR (Un Cinto y Una Ruta), ahora llamado Belt and Road Inciative/BRI (la Iniciativa del Cinto y Ruta de la Seda) en 2017, bajo la guía del cada vez más poderoso Xi Jingping, que amplió aún más su poder renovando su mandato por otro período en el reciente Congreso del Partido Comunista de China, y sin sucesor presumible). También cabe mencionar los esfuerzos realizados para vincular la Alianza del Pacífico (convenientemente reforzada con varios “países asociados” en 2017, como Australia), con el Mercosur, que van avanzando, o el intento de reflotar la larga negociación entre el Mercosur y la Unión Europea, impulsada por el cambio político 158 | Tercer Foro Internacional del Mercosur, pero a la vez retrasada por el Brexit y la histórica resistencia francesa ahora encarnada en Emmanuel Macron. Reflexión Final: Rusia y La Región Para finalizar este breve e incompleto repaso a los cambios políticos y económicos en la región y sus efectos en las relaciones económicas y políticas internacionales, quisiera incluir unas palabras sobre el nuevo papel de la Federación Rusa en la región. Las relaciones con Rusia vienen subiendo de perfil desde hace varios años como es sabido, siguiendo el ritmo aproximadamente a los períodos de deterioro o status quo de la relaciones entre Estados Unidos y Rusia, que ha llevado a hacerse la pregunta de si estamos ante un “regreso” de Rusia a América Latina. Rusia ha aumento su interés en América Latina, incluso aguijoneada por el tema de las sanciones económicas impuestas por Occidentes a causa de Crimea, con una activa diplomacia pública y sostenida en medias de comunicación gráfica y televisiva. La venta de sistemas avanzados de armas, tales como los helicópteros a varios países de la región, sigue siendo un fuerte de Rusia. La relación con Cuba y Nicaragua se ha intensificado (en Nicaragua se ha establecido un fuerte proceso de cooperación en la lucha contra el tráfico de drogas, y una estación de comunicación satelital para el sistema Glonass). En Venezuela, frente a la creciente preocupación del gran socio de los últimos años, China, Moscú ha aumentado su cooperación en materia energética y sobre todo financiera, transformándose casi en un prestamista de última instancia (aunque menos de lo que soñaba Maduro). Con Brasil continua la cooperación intensa en el seno de los BRICS, a pesar del cambio político en Brasil que es percibido en Moscú como menos favorable. Rusia se alineó con China y se enfrentó a Brasil y la India en la ambiciosa incitativa china de institucionalizar un BRICS ampliado, reflejado parcialmente en los BRICS plus de septiembre de 2017. Incluso con Argentina ha habido una continuidad mayor a la esperada, a pesar de que también Moscú estimaba el fin del “giro a la izquierda” en Argentina como algo negativo, como se ejemplificó con la gran cooperación rusa en el caso de la búsqueda desesperada del submarino argentino ARA SAN JUAN, desaparecido en el Atlántico Sur presumiblemente a causa de una explosión (barco especial “Yantar”, entre otros importantes recursos). El caso es notable desde un punto de vista de relaciones internacionales por varias razones, las humanitarias en primer lugar, el despliegue de un operativo internacional de enorme magnitud, que tuvo hasta la participación de barcos y aviones ingleses (evento nuevo desde la Guerra de las Malvinas de 1982), y que se transformó en una competencia de prestigio entre Estados Unidos (que también desplegó recursos notables y tecnología de primer nivel) y Rusia para ver quién encontraba al submarino primero. Tercer Foro Internacional | 159 De todos modos, y para finalizar, la creciente tensión política dentro de Estados Unidos sobre Rusia y de Occidente con Rusia (posibles interferencias en elecciones en Holanda, el Brexit, el caso del independentismo catalán, entre otros, no parece augurar nada bueno en los próximos tiempos. Е. М. Астахов1 Позиционирование Латино-Карибской Америки в мире Positioning of Latin and Caribbean America in the World Резюме: С начала 80-х годов XX века Латино-Карибская Америка (ЛКА) стала включаться в процессы глобализации, в том числе в орбиту сетевой экономики и информационного общества, выходя из периферийного менталитета и активно реагируя на изменения в расстановке сил на мировой арене. В определенных кругах латиноамериканского «креативного» класса все еще сохраняется ощущение «внешней зависимости и отсталости» региона без претензии на особое место в мировой политике и экономике. Однако в латиноамериканском обществе есть и другая точка зрения. Растущий экономический потенциал региона укрепляет позиции сторонников самостоятельного пути развития и многовекторной внешней политики. Растущий экономический потенциал позволяет укреплять свою политическую и экономическую автономию от США и ведущих стран Европейского Союза. Растет внимание к другим центрам силы: Китаю, Индии, Евразийскому пространству, восходящим экономикам Азии. Ключевые слова: Латино-Карибская Америка; США; Европейский союз; Китай; Россия. Abstract: Since the beginning of the 80th years of the 20th century the Latin and Caribbean America (LKA) has been included in the processes of globalization, including in the orbit of the networked economy and information society. In recent years the countries of LKA leave the peripheral mentality and have begun to react to changes in alignment of forces on the world scene. In certain circles of the Latin American creative class remains a sense of “external dependency and underdevelopment” of the region without any claim to a special place in world politics and economics. However, the growing economic potential of the region strengthens the position of supporters of an independent way of development and a multi-vector foreign policy. Growing attention to other centers of power: China, India, the Eurasian space, the ascending economies of Asia. Key words: Latin and Caribbean America; USA; Eurasian space; European Union; China, Russia. Астахов Евгений Михайлович, Россия, кандидат исторических наук, профессор кафедры дипломатии МГИМО МИД России (Университет), Чрезвычайный и Полномочный Посол (dipc@ mgimo.ru). 1 Tercer Foro Internacional | 161 Латино-Карибская Америка (ЛКА) составляет уникальную цивилизацию2 по лингвистическим и конфессиональным признакам, национальной идентичности большинства стран региона, по общности исторических судеб, менталитету и специфике восприятия мира3. В международной латиноамериканистике многие годы было принято относить ЛКА к разряду периферийных регионов. Сегодня уже говорят о ней как о «среднем слое» мировой иерархии4. С начала 1980-х гг. она стала включаться в процессы глобализации, в том числе в орбиту сетевой экономики и информационного общества. В большинстве государств региона сформировалась современная институциональная структура с работающим механизмом государственного управления и рыночного хозяйствования. ЛКА является одним из наиболее быстро растущих регионов мира. Это емкий интегрирующийся рынок, с более чем полумиллиардным населением, занимающий 15 % земной суши и производящий более 8 % мирового ВВП. ЛКА обладает практически всем необходимым для самостоятельного развития: 20 % мировых природных ресурсов, в том числе нефть, газ и др. стратегические товары, огромные запасы пресной воды, обширные площади и благоприятные условия для производства продовольствия, которым можно обеспечить все население земли. В последние годы политико-экономические элиты стран ЛКА стали выходить из периферийного менталитета и начали реагировать на изменения в расстановке сил на мировой арене, на укрепление других центров силы, прежде всего Китая, Индии, Евразийского пространства, восходящих экономик Азии. Латиноамериканцы исходят из того, что США постепенно утрачивают прежнее доминирование в регионе. Тон Вашингтона, по их наблюдениям, явно меняется: от «командно-силовых» методов он переходит к риторике стратегического партнерства. США не удалось навязать континенту свою модель экономической интеграции. Латиноамериканцы пошли своим путем: США нет ни в Общем рынке стран Южного конуса (МЕРКОСУР), ни в Союзе южноамериканских наций (УНАСУР), куда входит большинство латиноамериканских стран, США удалось вовлечь в возглавляемую ими интеграционную группировку НАФТА лишь одну латиноамериканВ научный оборот входят такие понятия: «Латинская Америка», «Южная Америка», «латиноамериканцы». 3 Давыдов В. М., Детерминация развития Латино-Карибской Америки. Сохранение глобальной и региональной проблематики. М.: ИЛА РАН, 2016, 60. 4 Прогноз развития Латино-Карибской Америки до 2030 г. М.: Институт Латинской Америки РАН, 2010. 2 162 | Tercer Foro Internacional скую страну — Мексику. В общем латиноамериканском контексте США сохраняют свое место только в Организации американских государств (ОАГ), старейшей организации Западного полушария. Снижение политического доминирования США не означает коренного ослабления их экономических позиций. Вашингтон уже не может открыто навязывать свои политико-экономические интересы, однако финансовое, инвестиционное, технологическое и торговое преобладание в регионе остается очевидным. ЛКА в ближайшие годы будет развиваться сравнительно быстрыми темпами, и, что особенно важно, с упором на реальное производство на основе крупных проектов с государственным участием. Экономические интересы выводят страны ЛКА за рамки региона. На данном этапе их приоритеты — экономические, диктуемые прагматическими интересами. Они заинтересованы прежде всего в обеспечении равных условий в международной торговле и доступе к ресурсам мировых финансовых институтов. Растущий экономический потенциал позволяет латиноамериканцам укреплять свою политическую и экономическую автономию от США и ведущих стран Европейского Союза. Самостоятельность Латинской Америки определяется многими факторами. Латинская Америка, как отмечалось выше, — это особая цивилизация, которая уходит своими корнями в Европу и Африку. Эта цивилизация тесно интегрирована в остальной мир, но не является частью англосаксонского глобального проекта. Принципиальное отличие Латинской Америки от европейских стран в том, что она не связана блоковой дисциплиной. Латинская Америка меньше зависит от США, чем даже лидеры «старой Европы», включая Германию и Францию. В последние полтора столетия ЛКА удалось избежать катастрофы двух мировых войн и найти формулы для урегулирования межгосударственных военных конфликтов в регионе. По договору Тлателолко (1967) ЛКА стала зоной свободной от ядерного оружия, а в 1968 г. латиноамериканцы инициировали Декларацию ООН об объявлении Южной Атлантики демилитаризованной зоной, что не помешало Великобритании провести здесь военную операцию на Мальвинских островах. Политика импортозамещающей индустриализации региональной интеграции позволила региону добиться высоких темпов экономического развития и коллективно формировать переговорные позиции на международной арене. Однако в последние годы ослабление общемировой экономической динамики ограничило спрос на латиноамериканские «валютные» товары, доступ к дешевым кредитам и возможности прямых иностранных Tercer Foro Internacional | 163 инвестиций. Появились проблемы бюджетных дефицитов и выполнения социальных обязательств. Это привело к политическим изменениям в некоторых странах, в частности в Аргентине, Бразилии, Венесуэле. При этом желательно учитывать следующее. Сегодня прежние понятия о левых и правых политико-экономических моделях не всегда соответствуют нынешним реалиям. Прежде всего, это характерно для Латинской Америки, где давно прошла мода как на импорт «монетаристских» рецептов вроде «Вашингтонского консенсуса», так и на леворадикальный антиамериканизм. Левые тенденции сохраняются, однако в ряде случаев они сводятся скорее к националистическим подходам и социально-экономической и внешней политике. Главное для латиноамериканцев сегодня — это поиск доступа к источникам финансирования, прямым инвестициям и рынкам сбыта. В этом контексте пресловутый «правый поворот» континента отнюдь не носит «контрреволюционного» характера. Это относится, в том числе, и к латиноамериканским границам — Бразилии и Аргентине. Предварительный анализ ситуации в Аргентине в схематическом плане выглядит следующим образом. Победа «правого» М. Макри на президентских выборах 2015 г. в Аргентине не привела пока к резким сдвигам во внутренней и внешней политике. Были осуществлены некоторые шаги по либерализации экономики, в частности отменен контроль над валютными операциями, снят ряд ограничений на экспорт сельскохозяйственной продукции, достигнут компромисс с иностранными заемщиками. Все эти меры позволили отодвинуть угрозу дефолта и несколько оздоровить экономику. Во внешней сфере был предпринят ряд шагов по возвращению Аргентины в «западный мир»5. Состоялись визиты в Аргентину президентов США и Франции, а также премьер-министра Италии6. Практическое значение для экономики страны имело возобновление контактов с МВФ. Ключевым событием в аргентино-американских отношениях при Д. Трампе стал визит М. Макри в США в апреле 2017 г. В совместном заявлении была подтверждена готовность к сотрудничеству в экономической области, обсуждались, в частности, вопросы привлечения американских инвестиций в разработку неконвенциональных углеводородов в Аргентине. Вместе В.Л. Хейфец, Л.С. Хейфец, «Латинская Америка: правый шторм для «левого поворота»» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Международные отношения», 2015, Том 15, № 4, 45–55. 6 Борисов М. М., Андреев А. С., «Новый внешнеполитический вектор Аргентины» // Клио, 2017, № 6 (126), 82–91. 5 164 | Tercer Foro Internacional с тем примечательно, что свои первые внешнеполитические визиты М. Макри совершил в Бразилию и Чили, а также провел встречу с главой Уругвая, тем самым подтвердив приверженность Аргентины своим обязательствам по интеграционным проектам. Крупное значение в Буэнос-Айресе придается проведению в Аргентине встречи «Группы двадцати» в 2018 г. Сохраняется линия и на продолжение сотрудничества с Россией. Была проведена результативная встреча с В. В. Путиным, состоялся визит в Россию нового министра иностранных дел и культа С. Малькорры. Особенно важно, что в ходе этих контактов Аргентина проявила готовность к усилению сотрудничества с Россией в области энергетики, с учетом того, что около 20 % энергетического потенциала Аргентины было создано с привлечением российского оборудования7. Пока преждевременно говорить и о четких параметрах правого поворота в Бразилии. Социальные программы «левых» президентов Л. И. Лулы да Силвы и Д. Руссефф, неконтролируемое разбухание государственного аппарата и коррупционные скандалы привели к широким протестным настроениям и импичменту Д. Руссефф. Однако политическая ситуация в Бразилии вряд ли окончательно определится до президентских выборов 2018 г.8 Пока не просматриваются существенные изменения и во внешней политике. Бразилия претендует на роль одного из ведущих игроков в мировой политике и поэтому полное подключение к одному или другому «клубу» вряд ли отвечает ее интересам. Это же относится и к ее участию в БРИКС. Некоторое снижение ее активности в этом формировании вполне возможно, однако Бразилия будет стремиться не терять позиции на всех международных площадках, в том числе и в БРИКС. Это подтвердилось и в ходе визита президента М. Темера в Москву в июне 2017 г. В подписанном по итогам визита Совместном заявлении о стратегическом внешнеполитическом диалоге было отмечено совпадение позиций двух стран по основным аспектам мировой политики, и, что особенно важно, — в оценках значимости БРИКС. В целом в ЛКА преобладает позитивное отношение к БРИКС. Латиноамериканцам импонирует сама философия БРИКС: стремление сохранить культурно-цивилизационную идентичность стран и самостоятельный путь развития, а также реформировать структуру управления мировой экономикой. Особенно привлекателен тезис, что БРИКС не навязывает Дабагян Э. С., «Политические перемены в Аргентине: причины и последствия» // Иберо­ американские тетради, 2016, № 4 (14), 17–24. 8 Окунева Л. С., «Латиноамериканский «левый дрейф» разворачивается вправо (некоторые штрихи к «портрету» «правого поворота»)» // Ибероамериканские тетради, 2016, № 4 (14), 33–39. 7 Tercer Foro Internacional | 165 ни особую цивилизацию, ни блоковую дисциплину. Это важно для латиноамериканцев, которые исторически склонны к самостоятельному курсу даже внутри региональных интеграционных группировок. Прогнозы относительно отношений между США и Латинской Америкой при новой американской администрации пока представляются преждевременными. В первое время после избрания Д. Трампа на континенте преобладали оценки того рода, что в связи с внутриполитической ситуацией в США в краткосрочной перспективе новому президенту будет не до Латинской Америки, и в целом — не до внешней политики. Вместе с тем предполагалось, что в среднесрочной перспективе Д. Трампу придется вплотную заняться своим «ближним зарубежьем», где усиливаются позиции Китая и Европейского союза. Практика показала, однако, что некоторые направления возможной латиноамериканской политики Д. Трампа просматриваются уже сейчас. Растет озабоченность в связи с его намерениями усилить протекционизм, возвращать в США филиальное производство, отказаться от практики мегапартнерства, подвергнуть ревизии соглашения о свободной торговле и проводить жесткую миграционную политику. Реальные опасения на этот счет характерны прежде всего для Мексики, чья экономика плотно завязана на США и Канаду в рамках Североамериканского общего рынка (НАФТА). В случае пересмотра условий этого соглашения о свободной торговле и реализации антимиграционных планов Д. Трампа Мексике грозит сокращение экспортных доходов и поступлений от семейных переводов мигрантов, увеличение безработицы и рост социальной напряженности. Сходные проблемы предстоят и ряду центральноамериканских и карибских стран, связанных с США соглашениями о преференциальной торговле и миграционными потоками9. Особое внимание США придется уделить и кубинской проблематике. Куба имеет для США стратегическое значение в силу географической близости, сложного фактора кубинской диаспоры, военно-политической и экономической значимости, Панамского канала и планов строительства нового подобного транспортного коридора через Никарагуа. Идеологические аспекты более чем полувекового противостояния уже уступают прагматическим интересам геополитического характера, однако от этого острота кубинской проблемы для США не снижается. Давыдов В. М., Последствия смены караула в Вашингтоне / Латиноамериканский резонанс в общем контексте. М.: ИЛА РАН, 2016, 7. 9 166 | Tercer Foro Internacional Позиция США в отношении Кубы будет зависеть от ряда факторов, в том числе связанных с ситуацией в США. Некоторые шаги Б Обамы по нормализации отношений вызвали в Гаване неоднозначную реакцию. С одной стороны, это было квалифицировано как поражение американской политики, политической и экономической блокады, появились надежды на улучшение экономического положения на острове. С другой — открытие посольства США, перспективы активизации контактов, в том числе с кубинской диаспорой, вызывали в Гаване опасения повторения горбачевской перестройки с соответствующими негативными результатами. В этой связи, как это ни покажется парадоксальным, антикастристское выступление Д. Трампа перед кубинской диаспорой в июне 2017 г. было воспринято спокойно. К тому же враждебная риторика Д. Трампа, как считают в Гаване, скорее адресована американскому конгрессу, а не Кубе. Кубинское руководство, скорее всего, беспокоит не позиция Д. Трампа, которая, как ожидается, останется враждебной, а возможная смена режима в Каракасе. Это приведет к сокращению или даже полному прекращению поставок нефти на Кубу из Венесуэлы. Это будет для острова более тяжелым ударом, чем даже усиление политического противостояния с США10. Такое развитие событий тем более вероятно, что новая американская администрация продолжает линию на информационную дискредитацию правительства М. Мадуро и прямую поддержку оппозиции. Применительно к другим левоориентированным режимам тактика прямого давления, возможно, будет заменена более сдержанной линией, чтобы не плодить лишних проблем. Менее идеологизированной может стать и политика по отношению к «лояльным» странам, в частности Колумбии. При этом будет учитываться развитие процесса мирного урегулирования внутреннего вооруженного конфликта. Пересмотр при Д. Трампе заявленных ранее планов мегапартнеров вызывают беспокойство ряда латиноамериканских стран, в частности в Перу и Чили, которые опасаются определенных экономических издержек. Особенно это характерно для Чили, которая в свое время была одним из инициаторов (наряду с Брунеем, Новой Зеландией и Сингапуром) учреждения тихоокеанского партнерства11. Коррекция курса на мегапартнерство вряд ли существенно затронет интересы «атлантических» стран — Бразилии, Аргентины и Уругвая. Они Хейфец В. Л., Хейфец Л. С., “Куба: переосмысление роли страны в мировом сообществе” // Мировая экономика и международные отношения, 2017, т. 61, № 2, 94–103. 11 Давыдов В.М. Последствия смены караула в Вашингтоне…, 7. 10 Tercer Foro Internacional | 167 сохраняют линию на «латиноамериканскую» интеграцию в рамках МЕРКОСУР (где США не участвуют). Что же касается сотрудничества с США, то упомянутая «тройка» атлантических стран будет делать упор на расширение двустороннего взаимодействия со своим северным соседом. Независимо от тех или иных нюансов своей латиноамериканской политики Вашингтону придется решать в ЛКА задачу устранения конкуренции внерегиональных держав. Это относится прежде всего к Китаю, который в последние годы заметно потеснил в регионе позиции Европейского союза. В среднесрочной перспективе роль Китая и ряда других «восходящих экономик» Азии для Латинской Америки будет еще более возрастать. Это отвечает стремлению ЛКА не ограничиваться преобладавшей ранее «вертикальной» схемы внешних связей по линии «Север — Юг», а шире задействовать «горизонтальное» направление по линии «Юг — Юг». Отдельно следует остановиться на перспективах сотрудничества ЛКА с Россией. Россия пока не может рассчитывать на значимое место во внешнеэкономических связях ЛКА. Однако политическое поле взаимодействия для России остается довольно перспективным. До своего распада СССР играл роль контрбаланса вил в регионе, где традиционно преобладали США. Такая роль отвечала интересам латиноамериканской элиты, которая зачастую успешно шантажировала оба мировых полюса силы в своих интересах. После 1991 г. Россия сменила свои геополитические ориентиры и попыталась встроиться в евроатлантические структуры. В 1990-е гг. России было не до Латинской Америки, и прежний интерес к региону был утрачен. Это привело к обрыву ранее налаженных связей, а в ряде случаев — к безвозвратной утрате вложенных средств. Такая резкая, в «русском духе», смена курса негативно сказалась на политических и экономических позициях России в ЛКА. Но самое главное — был нанесен ощутимый урон престижу России, а в некоторых странах произошло снижение доверия к ней как к надежному партнеру. В последние годы Россия начинает постепенно активизироваться в Латинской Америке. Налажен обмен визитами на высшем уровне, активизируется сотрудничество по линии министерств иностранных дел и других ведомств. Экономические связи получили новую перспективу после введения «коллективным Западом» санкционного режима против России. В 2014–2015 гг. эти «санкции», граничащие с открытой экономической войной, выдвинули ЛКА в число приоритетов российской внешней политики. Регион не только не присоединился к «санкциям», но пытается освоить ниши, оставленные натовским Западом в российской экономике. К тому 168 | Tercer Foro Internacional же ряд латиноамериканских стран занял по многим международным проблемам более близкую России позицию. Это создает благоприятную атмосферу для расширения сотрудничества России с ЛКА. Растет латиноамериканский экспорт в Россию. Наблюдается и встречная активизация российских государственных и бизнес-структур в ЛКА в разных областях, в том числе в атомной энергетике и военно-технических связях. Но в экономической сфере России пока трудно соперничать не только с США и ЕС, но и с Китаем, который активно внедряется в этот регион. Есть разные оценки перспектив значимости ЛКА в мировых делах. Некоторых экспертов не впечатляет доля ВВП ЛКА в мировом ВВП — примерно 8,5 %. Но на Россию приходится менее 3 % мирового ВВП, но никто не сомневается в том, что она является одним из центров силы, и дело тут не только в ядерном оружии. К тому же нельзя мерить геополитику только экономикой. Экономический потенциал Кубы незначителен, однако уже много десятилетий она остается важным фактором мировой политики. В заключение отметим два тезиса, которые имеют и «российскую проекцию». В определенных кругах латиноамериканского «креативного» класса сохраняется ощущение «внешней зависимости и отсталости» региона12. В этой связи предлагается полностью встроиться в «глобальную цивилизацию» без претензии на особое место в мировой политике и экономике. Однако в латиноамериканском обществе есть и другая точка зрения. Растущий экономический потенциал региона укрепляет позиции сторонников самостоятельного пути развития и многовекторной внешней политики. Библиография 1. Борисов М. М., Андреев А. С., «Новый внешнеполитический вектор Аргентины» // Клио, 2017, № 6 (126), 82-91. 2. Дабагян Э. С., «Политические перемены в Аргентине: причины и последствия» // Ибероамериканские тетради, 2016, № 4 (14), 17-24. 3. Давыдов В. М., Детерминация развития Латино-Карибской Америки. Сопряжение глобальной и региональной проблематики. М.: ИЛА РАН, 2016. 4. Давыдов В. М., «Последствия смены караула в Вашингтоне» // Латиноамериканский резонанс в общем контексте. М.: ИЛА РАН, 2016. 5. Окунева Л. С., «Латиноамериканский «левый дрейф» разворачивается вправо (некоторые штрихи к «портрету» «правого поворота»)» // Ибероамериканские тетради, 2016, № 4 (14), 33-39. Давыдов В. М., Детерминация развития Латино-Карибской Америки. Сопряжение глобальной и региональной проблематики. М.: ИЛА РАН, 2016, 64. 12 Tercer Foro Internacional | 169 6. Прогноз развития Латино-Карибской Америки до 2030 г. М.: Институт Латинской Америки РАН, 2010. 7. Хейфец В. Л., Хейфец Л. С., «Куба: переосмысление роли страны в мировом сообществе» // Мировая экономика и международные отношения, 2017, т. 61, № 2, 94-103. 8. Хейфец В.Л., Хейфец Л.С., ««Правый поворот» в Латинской Америке: случайность или тенденция?» // Латинская Америка, 2010, № 6, 8-20. 9. Хейфец В.Л., Хейфец Л.С., “Латинская Америка: правый шторм для «левого поворота»” // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Международные отношения», 2015, т. 15, № 4, 45-55. Я. В. Лексютина1 Межрегиональное взаимодействие Латинской Америки и АТР: основные направления, акторы и их мотивация Interregional cooperation between Latin America and the Asia-Pacific region: forms, actors and motivation Резюме: Некогда крайне ограниченное по своим масштабам, межрегиональное сотрудничество между Латинской Америкой и Азиатско-Тихоокеанским регионом приобретает быстрое развитие с началом XXI в. В статье дается анализ основных форм межрегионального сотрудничества между Латинской Америкой и Азиатско-Тихоокеанским регионом в XXI в. с акцентом на торгово-экономическое сотрудничество, определяются основные акторы и движущие силы интенсификации взаимодействия между двумя регионами. Также в статье подробно рассматриваются неблагоприятные с точки зрения интересов латиноамериканских стран эффекты интенсификации межрегиональной торговли с АТР. Сравниваются инвестиционные стратегии тройки азиатских стран — Китая, Кореи, Японии — в Латинской Америке. Делается вывод о том, что за все возрастающими объемами межрегиональной торговли и капиталовложений АТР в Латинскую Америку стоит стремительно укрепляющаяся зависимость латиноамериканских стран от Китая. Ключевые слова: Латинская Америка; Тихоокеанский регион; межрегиональное сотрудничество; торговля; инвестиции; Китай. Abstract: The beginning of the 21st century has become a major turning point in interregional cooperation between Latin America and the Asia-Pacific region that in the past was very limited in scope. The article analyzes main forms of Latin America — Asia-Pacific interregional cooperation in the 21st century with an emphasis on economic cooperation, identifies main actors and driving forces of this process. It also discusses negative effects of intensification of Latin America — Asia-Pacific interregional cooperation on Latin American economies. It compares investment strategies of the three major Asian actors in Latin America — China, Japan, and South Korea. The article concludes that the major result of the Asia-Pacific region’s ever-increasing trade and investment in Latin America is the deepening of Latin American countries’ dependence on China. Лексютина Яна Валерьевна, РФ, доктор политических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета. Статья подготовлена при поддержке РГНФ, грант № 15-3101016 «От биполярного к многополярному миру: латиноамериканский вектор международных отношений в XXI веке» ([email protected]). 1 Tercer Foro Internacional | 171 Key words: Latin America; Asia-Pacific region; interregional cooperation; trade; investments; China. Вплоть до начала XXI в. межрегиональное взаимодействие Латинской Америки и Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) имело крайне ограниченный масштаб2. Политические контакты носили нерегулярный характер и были развиты весьма слабо. Тесной экономической кооперации препятствовали географическая удаленность двух регионов, неразвитость транспортно-логистических связей между ними и высокие транспортные издержки, сильные культурные различия и языковой барьер, а главное — отсутствие заинтересованности в развитии межрегиональных контактов. Страны АТР были сфокусированы преимущественно на реализации задач социально-экономического развития и взаимодействии со своими ближайшими соседями. В Латинской Америке вплоть до 1990-х гг. АТР позиционировался как бедный, малопривлекательный с экономической точки зрения регион; внешние товарные потоки латиноамериканских стран были ориентированы на Северную Америку. Стремительный экономический рост целого ряда стран АТР и усиление позиций этого региона в мировой экономике, в полной мере проявившиеся на рубеже XX–XXI вв. тенденции, привлекли внимание латиноамериканских государств, в качестве национальных курсов, выдвинувших снижение зависимости от США и диверсификацию своих внешнеторговых и внешнеполитических партнеров. Встречный интерес к развитию межрегионального сотрудничества с Латинской Америкой проявили и многие страны АТР: Китай, Япония, Корея (Республика Корея), Индия и страны Юго-Восточной Азии. В основе вспыхнувшего интереса стран АТР к Латинской Америке лежали преимущественно экономические мотивы, стремление подключиться к динамично протекавшим в регионе хозяйственным процессам, существенно интенсифицировавшимся на фоне появления в регионе различных интеграционных объединений. Латинская Америка привлекала своими богатыми энергетическими, минеральными и сельскохозяйственными ресурсами (нефтью, медью, железной рудой, соей и пр.), а также емкостью своих внутренних рынков. Благоприятные условия для появления и расширения присутствия новых внеполушарных акторов в Латинской Америке создавало снижение активности США в Латинской Америке. Обусловленное встречным интересом, межрегиональное взаимодействие и в особенности торгово-экономическое получило сильный импульс. За неполные полтора десятилетия объем торговли между Латинской Аме2 Редким исключением можно считать японское присутствие в Латинской Америке. 172 | Tercer Foro Internacional рикой и АТР увеличился в семь раз, достигнув в 2013 г. исторического максимума в 522 млрд долл. против 74 млрд долл. в начале XXI в. Ежегодный прирост объема межрегиональной торговли в 2000–2013 гг. достигал в среднем 17 %, в то время как в 1980-х гг. он не превышал 1,5 %, а в 1990-х гг. — 11 %3. С 2000 по 2013 г. доля АТР в латиноамериканском экспорте увеличилась более чем в три раза — с 6 до 20,5 %, а доля в импорте возросла более чем вдвое — с 12 до 29 %4. Обойдя ЕС и став вторым крупнейшим торговым партнером Латинской Америки после США, АТР почти догнал США как крупнейшего источника импорта латиноамериканских стран (в 2015 г. соотношение доли США и доли АТР в латиноамериканском импорте составило 31,4 к 30,9 %5). В 2001–2014 гг. основными экспортными рынками Латинской Америки в АТР были Китай (куда было направлено 46,9 % всего латиноамериканского экспорта в АТР), Япония (16,1 %), Корея (8,8 %), Индия (8,1 %), Тайвань (3,6 %), Сингапур (3,2 %), Гонконг (2, 7%), Таиланд (2,2 %), Индонезия (2,1 %) и Австралия (2 %). На остальные страны АТР пришлось всего лишь 4,3 % латиноамериканского экспорта в АТР. Схожая картина наблюдается в структуре латиноамериканского импорта из АТР: в 2001–2014 гг. — 47,6 % всего латиноамериканского импорта поступило из Китая; 15,3 % — Японии, 12,5 — Кореи; 5,4 — Тайваня; 4,1 — Индии; 3,9 — Малайзии; 3,1 — Таиланда; 1,7 — Сингапура; 1,6 — Индонезии; 1,3 % — Австралии6. Масштаб торговых связей с Латинской Америкой таких стран АТР, как Лаос, Мьянма, Камбоджа, Бруней и Новая Зеландия, минимален. Крупнейшими торговыми партнерами Латинской Америки в АТР по убыванию являются Китай, АСЕАН, Япония, Корея, Индия, Тайвань и Гонконг. Среди стран АСЕАН ведущими торговыми партнерами латиноамериканских стран выступают Малайзия, Таиланд, Сингапур, Вьетнам и Индонезия. Основными латиноамериканскими странами, куда направлялись товары из АТР, в 2001–2014 гг. были Мексика (41 % всего экспорта АТР в Латинскую Америку), Бразилия (32,3 %), Колумбия (8,4 %), Чили (7,3 %), Перу (4,4 %) и Аргентина (3,3 %). Крупнейшими источниками импорта АТР Economic relations between Latin America and the Republic of Korea: advances and opportunities. Santiago: ECLAC, 2015, 23. 4 Ibid., 24. 5 International Trade in Goods in Latin America and the Caribbean, 2016, bulletin No. 22, 5 [Электронный ресурс]. URL: http://repositorio.cepal.org/bitstream/handle/11362/40322/1/Statistical_bulletin_n22_ en.pdf. (дата обращения: 01.10.2017) 6 Latin America — Asia-Pacific Observatory, Commercial–Economic Monitor [Электронный ресурс]. URL: http://www.observatorioasiapacifico.org/OBSExternalUI/pages/public/monitor.jsf. (дата обращения: 01.10.2017) 3 Tercer Foro Internacional | 173 из Латинской Америки в этот период были Бразилия (44,9 %), Аргентина (24,1 %), Чили (12,9 %), Эквадор (5,7 %), Мексика (4,7 %) и Перу (3 %)7. Интенсификации торгово-экономических отношений между Латинской Америкой и АТР в рассматриваемый период способствовали такие факторы, как снятие торговых барьеров вследствие заключения преференциальных торговых соглашений, налаживание транспортно-логистических связей между двумя регионами, развитие информационных технологий. Среди упомянутых факторов особо стоит выделить заключение межрегиональных преференциальных торговых соглашений, предусматривающих либерализацию торгового режима посредством устранения тарифных и иных торговых барьеров. На апрель 2017 г. между странами Латинской Америки и АТР было заключено 31 преференциальное торговое соглашение. Среди латиноамериканских стран рекордсменами по числу действующих соглашений о свободной торговле с АТР являются Чили и Перу. В сеть межрегиональных преференциальных торговых соглашений пока еще не вовлечены такие страны, как Боливия, Куба, Эквадор, Венесуэла, Доминиканская Республика, Филиппины, Индонезия, Камбоджа, Лаос и Мьянма. Помимо положительных сторон, прослеживающаяся с начала XXI в. интенсификация межрегиональной торговли имеет ряд неблагоприятных с точки зрения интересов латиноамериканских стран эффектов. Первый эффект заключается в вытеснении латиноамериканских товаров азиатскими на местных латиноамериканских рынках (равно как и на внешних, например, на рынке США) и в связанном с ним увеличении дефицита Латинской Америки в торговле с АТР. В 2015 г. дефицит Латинской Америки в торговле с АТР составил 131 млрд долл., в то время как дефицит в торговле с миром в целом составил лишь 51 млрд долл.8 Положительный торговый баланс с АТР имеют только три латиноамериканских государства: Бразилия, Чили и Венесуэла. 85 % торгового дефицита Латинской Америки с АТР обусловлено возрастающим торговым дефицитом Мексики, Колумбии и Центральной Америки в торговле с Китаем. По результатам 2014 г. только с пятью экономиками АТР Латинская Америка имела профицит в торговле: с Индией, Австралией, Гонконгом, Сингапуром и Мьянмой. Национальная продукция Мексики, Колумбии и Центральной Америки, а также некоторых других латиноамериканских стран подвергается сильной конкуренции со стороны импортируемых дешевых китайских товаров (в особенности текстиля, обуви, мебели). Ibid. “Statistical Bulletin Latin America” // Asia-Pacific Bulletin, 2015, No. 8. [Электронный ресурс] URL: http://www.observatorioasiapacifico.org/data/OBSERVATORIO.Images/Bulletin/70/2016110104 0320Boletn8AsiaPacfico(OCT16)_ENGLISH.pdf (дата обращения: 01.10.2017). 7 8 174 | Tercer Foro Internacional Эта ситуация неоднократно служила причиной инициирования рядом латиноамериканских стран антидемпинговых расследований в рамках ВТО и введением протекционистских мер, призванных защитить национальную промышленность латиноамериканских стран от конкурентов из АТР (особенно от Китая и стран Юго-Восточной Азии). Так, среди латиноамериканских стран по количеству инициированных антидемпинговых расследований и принятых соответствующих антидемпинговых мер в отношении китайских товаров лидируют Бразилия, Аргентина, Мексика, Колумбия и Перу. Вместе с тем для торговли Латинской Америки с различными странами АТР характерна и своя специфика. Так, если Китай экспортирует в регион по большей части продукцию трудоемких отраслей, представляющую конкуренцию латиноамериканским производителям, Япония, Корея и страны АСЕАН экспортируют в регион преимущественно высокотехнологичную капиталоемкую продукцию, как правило, не вызывающую торговых споров с латиноамериканскими производителями. В целом экономики АТР являются более конкурентоспособными по сравнению с латиноамериканскими ввиду их большей открытости. Уровень экономической интеграции в АТР существенно выше. В отличие от большинства азиатских экономик латиноамериканские страны в основном не инкорпорировались в международные производственные цепочки (за исключением, пожалуй, Мексики и Коста-Рики). Это затрудняет выход латиноамериканских стран на азиатские рынки, создает конкурентные преимущества для стран АТР на внутренних и внешних рынках9. Второй неблагоприятный эффект состоит в возрастающей зависимости латиноамериканских стран от Китая как торгового партнера. За полтора десятилетия, прошедших с начала XXI в., Китаю удалось значительно расширить масштаб своего экономического присутствия в регионе, потеснив таких традиционных экономических акторов в Латинской Америке, как США, ЕС и Японию. За период 2006–2015 гг. доля Китая в латиноамериканском экспорте увеличилась с 3,4 до 9,2 %, а в импорте — с 8,4 до 17,9 %10. Сейчас Китай уже занимает второе место после США в ряду крупнейших торговых партнеров Латинской Америки, недавно потеснив в этом отношении ЕС (в 2014 г. доля США во внешнеторговом обороте Латинской АмеLatin America and Asia Pacific Realities: Defining the Agenda, 2014, No. 6–7 [Электронный ресурс] URL: http://www.isis.org.my/files/IF_2014/IF11/ISIS_Focus_11_-_2014_Index_2.pdf (дата обращения: 01.10.2017). 10 People’s Republic of China and Latin America and the Caribbean. Ushering in a New Era in the Economic and Trade Relationship, ECLAC. 2011. No. 15; Statistical Bulletin Latin America // Asia-Pacific Bulletin, 2015. No. 8. 9 Tercer Foro Internacional | 175 рики составляла 37,2 %, Китая — 12,9 %, а ЕС — 12,6 %). На смену Японии как крупнейшего азиатского торгового партнера Латинской Америки пришел Китай: если в 1990-х гг. доля Японии в торговле Латинской Америки с АТР достигала порядка 80 %11, то сейчас более половины всего латиноамериканского товарооборота с АТР приходится на Китай. В рекордно короткие сроки Китаю удалось занять лидирующие позиции в структуре внешнеторговых связей многих латиноамериканских государств. Так, в 2014 г. он являлся важнейшим экспортным рынком для Бразилии, Чили, Перу и вторым по значимости — для Аргентины и Колумбии. В 2014 г. Китай стал крупнейшим источником импорта для Бразилии, Чили, Перу, Уругвая, Боливии и вторым — для Аргентины, Колумбии, Мексики, Венесуэлы, Парагвая, Эквадора, Гондураса, Никарагуа и Доминиканской Республики12. Период с 2000 по 2014 г. отмечен стремительным ростом товарооборота Китая со странами Латинской Америки: он увеличился в 23,2 раза — с 12,1 до 280,6 млрд долл. Вместе с тем нельзя не отметить высокий динамизм экономического проникновения в Латинскую Америку Индии, АСЕАН и Кореи. Так, Корея уверенно укрепляет свои позиции крупного торгового партнера Латинской Америки: в 1990–2014 гг. среднегодовой прирост торговли Кореи с Латинской Америкой составил 17 %. Для сравнения: прирост торговли Латинской Америки с Японией в этот же период был всего лишь 7 %, а со всей Восточной Азией — 14 %13. С 2000 по 2014 г. товарооборот Индии с Латинской Америкой возрос в 22,7 раза (увеличившись с 2 до 45,4 млрд долл.), АСЕАН — в 7,2 раза (увеличившись с 7,2 до 67,9 млрд долл.), Кореи — в 4,5 раза (увеличившись с 10,3 до 46,1 млрд долл.)14. Третий неблагоприятный эффект состоит в усилении сырьевой направленности латиноамериканского экспорта в АТР и сохраняющемся преобладании промышленных товаров в импортной корзине латиноамериканских стран из АТР. Основными статьями экспорта латиноамериканских стран в АТР в 2001–2012 гг. были минеральные ресурсы (около 30 %), энергоресурсы (14 %), медь и производные (11,9 %), зерновые (10,5 %), отходы пищевой промышленности (4,2 %), чугун и сталь (3,8 %), мясо (3,2 %), Reaching across the Pacific: Latin America and Asia in the new century / Ed. by C. Arnson, J. Heine, Ch. Zaino. Wilson center, 2014, No. 10. 12 UN Comtrade database [Электронный ресурс] URL: http://comtrade.un.org/ (дата обращения: 01.10.2017). 13 Estevadeordal A., Moreira M. M., Kahn T. Korea and Latin America and the Caribbean: striving for a diverse and dynamic relationship, IDB, 2015, No. 3. 14 Рассчитано по: Latin America — Asia-Pacific Observatory, Commercial–Economic Monitor [Электронный ресурс] // URL: http://www.observatorioasiapacifico.org/OBSExternalUI/pages/public/monitor.jsf (дата обращения: 01.10.2017). 11 176 | Tercer Foro Internacional масла и жиры (3 %), древесина (2,5 %)15. В 2010–2013 гг. в торговле с Китаем на углеводороды и минеральные ресурсы приходилось 61,63 % экспорта латиноамериканских стран, сельскохозяйственную продукцию — 22,71 %, а промышленные товары — 15,60 %, в торговле с Кореей это соотношение было 58,72 к 19,96 к 21,3 %, а в торговле с Японией — 54,40 к 28,25 к 16,61 %16. В латиноамериканском экспорте в страны АСЕАН первичная продукция также занимает доминирующие позиции: в 2012 г. на нее пришлось 75 %17. Импортная номенклатура стран Латинской Америки из АТР включает главным образом готовую продукцию (морские суда, автомобили, электронику, оборудование, части и компоненты), в том числе высокотехнологичные товары. Возрастающий спрос тройки азиатских стран — Китая, Кореи, Японии, ведущих торговых партнеров латиноамериканских стран в АТР, — на топливно-энергетические ресурсы, руды металлов и сельскохозяйственную продукцию способствует увеличению доли сырья в экспортной структуре стран Латинской Америки и, соответственно, их деиндустриализации, а также углублению зависимости от динамики мировых цен на сырье. Указанный неблагоприятный эффект проявляется и в том, что основными торговыми партнерами тройки азиатских стран становятся преимущественно богатые природными ресурсами латиноамериканские страны, такие как Бразилия, Чили, Мексика, Перу, Венесуэла и Аргентина. Более того, как указывают некоторые эксперты, основными экспортерами выступает ограниченное число крупных латиноамериканских компаний, в то время как средние и малые предприятия и фирмы практически не участвуют в экспорте в АТР, что создает предпосылки для дисбалансов в распределении прибыли, увеличения волатильности доходов и снижения продуктивности экспортного сектора, что в целом способно отрицательно сказаться на экономическом росте и стабильности латиноамериканских стран18. В качестве меры, способной способствовать исправлению создавшихся дисбалансов в торговле Латинской Америки с АТР, в Латинской Америке нередко называется расширение торговли со странами АСЕАН и Индией. Расширение торговли с АСЕАН и Индией не только снизит зависимость от Bartesaghi I. Latin America and Asia Pacific Realities. Defining the agenda, 2014, No. 21. Estevadeordal. Op. cit., 8. 17 Analysis of the economic relations of Latin America and the Caribbean with the Association of Southeast Asian Nations (ASEAN), 2016, No. 31. [Электронный ресурс] URL: http://www.sela.org/media/2088255/ analysis-of-the-economic-relations-of-latin-america-and-the-caribbean-with-the-association-ofsoutheast-asian-nations-asean.pdf (дата обращения: 01.10.2017). 18 Rising concentration in Asia-Latin American value chains: Can small firms turn the tide? / Ed. by O. Rosales, K. Inoue, N. Mulder, Santiago: ECLAC, 2015, No. 17. 15 16 Tercer Foro Internacional | 177 Китая, но и будет способствовать диверсификации товарной структуры торговли. Как указывает координатор Latin America — Asia-Pacific Observatory И. Бартесаги, эти богатые ресурсами развивающиеся страны АТР могут проявить интерес к производимым латиноамериканскими странами промышленным товарам19. Вместе с тем, в то время как в межрегиональной торговле наблюдается бум, в сфере инвестиционного сотрудничества Латинской Америки и АТР серьезные сдвиги пока не наступили. За последнее десятилетие средний ежегодный поток иностранных инвестиций из Азии в Латинскую Америку достигает всего лишь 14,1 млрд долл., а из Латинской Америки в Азию — 1,2 млрд долл.20 При этом азиатские страны охотнее инвестируют в Латинскую Америку, нежели латиноамериканские страны — в АТР. В 2007–2012 гг. крупнейшими азиатскими инвесторами в Латинскую Америку стали Япония (27 млрд долл. за указанный период), Китай (7,5 млрд долл.) и Австралия (4 млрд долл.). Основными получателями азиатских инвестиций в этот же период стали Бразилия, Мексика и Чили21. Инвестиционные стратегии азиатской тройки в Латинской Америке различаются: в отличие от Китая, Япония и Корея инвестируют преимущественно в производственный сектор. Так, в секторальной структуре китайских инвестиций доминирует сфера освоения нефтегазовых и минеральных ресурсов: за предшествующие годы на нее пришлось от 85 до 90 % всех китайских инвестиций. Они идут как на непосредственное приобретение активов крупных нефтегазовых корпораций и концернов по добыче минеральных ресурсов, создание совместных с латиноамериканскими странами предприятий в области разработки природных ресурсов, так и на развитие соответствующей инфраструктуры. В гораздо меньших объемах китайские инвестиции направляются в агропромышленный сектор латиноамериканских стран, в высокотехнологичные отрасли Латинской Америки, на развитие портовой инфраструктуры и туристической индустрии стран Карибского бассейна. Корейские инвестиции направляются в производственный сектор (в частности, в автомобилестроение, производство высокотехнологичной электроники, промышленного оборудования, текстиля и одежды), а несопоставимо меньшая часть — в сферу добычи и обработки руд металлов, а также в финансовый сектор и сферу страхования (в оффшорных зонах Латинской Америки). Корейские инвестиции в производственный сектор Latin America… Op. cit., 5. Wignaraja G. Asia’s growing ties with Latin America, 2015 [Электронный ресурс] URL: http://www. eastasiaforum.org/2015/01/24/asias-growing-ties-with-latin-america/ (дата обращения: 01.10.2017). 21 Rising concentration… Op. cit. P. 20. 19 20 178 | Tercer Foro Internacional ограничены главным образом Мексикой, Центральной Америкой и Бразилией22. С 2003 по 2014 г. 83 % корейских инвестиций в Латинской Америке было направлено в производственный сектор23. Японские инвестиции в Латинской Америке распределены достаточно равномерно между производственным сектором, первичным сектором и сферой услуг. Так, на июнь 2015 г. на них пришлось 40, 22 и 35 % соответственно24. Вполне закономерно, что динамично развивающееся в XXI в. торгово-экономическое сотрудничество между Латинской Америкой и АТР сопровождается интенсификацией политических контактов между странами двух регионов. Хотя развитие контактов между Латинской Америкой и АТР идет преимущественно на двусторонней основе между отдельными странами, прослеживаются попытки выработки скоординированной политики и усилия по налаживанию многостороннего межрегионального диалога. Например, созданное в декабре 2011 г. с целью стимулирования региональной интеграции и сотрудничества Сообщество латиноамериканских и карибских государств в 2012 г. провело первый Индо-Латиноамериканский диалог и первый Китайско-Латиноамериканский диалог. В июле 2014 г. было принято решение о создании Форума «Китай — СЕЛАК», призванного стать важной площадкой для коллективного диалога по широкому спектру вопросов в политической, торгово-экономической, гуманитарной и иных областях. Созданный в июне 2012 г. Тихоокеанский альянс в составе Мексики, Колумбии, Перу и Чили в качестве одной из своих целей ставит углубление отношений с АТР. В сентябре 2014 г. был дан официальный старт Форуму «АСЕАН — Тихоокеанский альянс». Тихоокеанский альянс нередко рассматривают в качестве потенциального моста между Латинской Америкой и АТР25. На апрель 2017 г. статус наблюдателя в этой организации получили такие страны АТР, как Китай, Япония, Индия, Корея, Австралия, Новая Зеландия, Сингапур, Таиланд, Индонезия. Analysis of Experiences in Trade and Investment between LAC and Korea: Lessons Learned in Development. IDB, 2015, 30. 23 Kahn T. Latin America’s trade with Korea: moving beyond commodities, 2015 [Электронный ресурс] URL: http://blogs.iadb.org/ideasmatter/2015/03/19/latin-americas-trade-korea-moving-beyond-commodities/ (дата обращения: 01.10.2017). 24 Kahn T. A virtuous cycle of integration: the past, present, and future of Japan-Latin America and the Caribbean relations, IDB, 2016, 12 [Электронный ресурс] URL: https://publications.iadb.org/bitstream/ handle/11319/7901/A-Virtuous-Cycle-of-Integration-The-Past-Present-and-Future-of-Japan-LatinAmerica-and-the-Caribbean-Relations.pdf?sequence=1&isAllowed=y (дата обращения: 01.10.2017). 25 Herreros S. The Pacific Alliance: a bridge between Latin America and the Asia-Pacific? [Электронный ресурс] URL: http://www.observatorioasiapacifico.org/data/OBSERVATORIO.Images/News/temp/20160412100017PacificAllianceSHerrerosISEASbookAsianRegionalism.pdf (дата обращения: 01.10.2017).. 22 Tercer Foro Internacional | 179 Многостороннее взаимодействие между странами Латинской Америки и АТР идет также в русле таких межрегиональных форумов и объединений, как АТЭС (куда входят Мексика, Чили, Перу и 14 экономик АТР), Форум сотрудничества Восточной Азии и Латинской Америки, ИБСА, БРИКС (входят Бразилия, Китай и Индия), ТТП (входят Чили, Сингапур, Новая Зеландия, Бруней, Австралия, Вьетнам, Малайзия, Мексика, Япония). Действуют и такие межрегиональные площадки, как саммиты «Республика Корея — Центральноамериканская интеграционная система», Форум корейско-карибского партнерства, Форум корейско-латиноамериканского партнерства, МИКТА, Форум торгово-экономического сотрудничества Китая и стран Карибского бассейна. Современный этап развития межрегионального взаимодействия Латинской Америки и АТР отмечен активизацией дипломатических контактов. Взаимные визиты глав государств и обмен делегациями высокопоставленных официальных лиц сейчас осуществляются на регулярной основе и весьма интенсивно. Между отдельными странами двух регионов быстрое развитие получили не только торгово-экономическое сотрудничество, представляющее собой основу межрегионального взаимодействия, но и военное, научно-техническое, гуманитарное и иные формы сотрудничества. В целом в XXI в. Латинская Америка и АТР вышли на новый уровень межрегионального взаимодействия, характеризующийся созданием устойчивого политического и экономического диалога, разнообразных форматов многосторонней коммуникации, стремительным расширением торговли и оживлением инвестиционной активности (преимущественно, стран АТР в Латинской Америке). Основным содержанием межрегионального взаимодействия выступает торгово-экономическое сотрудничество. Стратегические, военно-политические, идеологические и иные мотивы этого же порядка не играют значимой роли в интенсификации межрегионального взаимодействия. Нельзя не отметить и то, что межрегиональное взаимодействие Латинской Америки идет преимущественно с четырьмя наиболее экономически мощными странами АТР — Китаем, Японией, Кореей и Индией. Более того, за все возрастающими объемами межрегиональной торговли и капиталовложений АТР в Латинскую Америку стоит стремительно укрепляющаяся зависимость латиноамериканских стран от Китая — второй мировой экономики и крупнейшей в мире торговой державы, уверенно наращивающей масштабы своего экономического присутствия во всех уголках планеты. 180 | Tercer Foro Internacional Библиография 1. Analysis of Experiences in Trade and Investment between LAC and Korea: Lessons Learned in Development. IDB, 2015. No. 30. 2. Antoni Estevadeordal, Mauricio Mesquita Moreira, Theodore Kahn. Korea and Latin America and the Caribbean: striving for a diverse and dynamic relationship. IDB, 2015. No. 3. 3. Economic relations between Latin America and the Republic of Korea: advances and opportunities. Santiago: ECLAC, 2015. 4. Herreros S. The Pacific Alliance: a bridge between Latin America and the AsiaPacific? [Электронный ресурс] URL: http://www.observatorioasiapacifico.org/ data/OBSERVATORIO.Images/News/temp/20160412100017PacificAllianceSHer rerosISEASbookAsianRegionalism.pdf (дата обращения: 01.10.2017).. 5. Ignacio Bartesaghi. Latin America and Asia Pacific Realities. Defining the agenda, 2014. No. 21. 6. International Trade in Goods in Latin America and the Caribbean, 2016, Bulletin No. 22. P. 5 [Электронный ресурс] URL: http://repositorio.cepal.org/bitstream/ handle/11362/40322/1/Statistical_bulletin_n22_en.pdf (дата обращения: 01.10.2017). 7. Kahn T. A virtuous cycle of integration: the past, present, and future of Japan-Latin America and the Caribbean relations, IDB, 2016. No. 12. [Электронный ресурс] URL: https://publications.iadb.org/bitstream/handle/11319/7901/A-VirtuousCycle-of-Integration-The-Past-Present-and-Future-of-Japan-Latin-Americaand-the-Caribbean-Relations.pdf?sequence=1&isAllowed=y (дата обращения: 01.10.2017). 8. Kahn T. Latin America’s trade with Korea: moving beyond commodities, 2015 [Электронный ресурс] URL: http://blogs.iadb.org/ideasmatter/2015/03/19/ latin-americas-trade-korea-moving-beyond-commodities/ (дата обращения: 01.10.2017). 9. Latin America — Asia-Pacific Observatory, Commercial-Economic Monitor [Электронный ресурс] URL: http://www.observatorioasiapacifico.org/ OBSExternalUI/pages/public/monitor.jsf (дата обращения: 01.10.2017). 10. Latin America and Asia Pacific Realities: Defining the Agenda, 2014. P. 6–7 [Электронный ресурс] URL: http://www.isis.org.my/files/IF_2014/IF11/ISIS_ Focus_11_-_2014_Index_2.pdf (дата обращения: 01.10.2017). 11. Of Southeast Asian Nations (ASEAN), 2016, No. 31 [Электронный ресурс] URL: http://www.sela.org/media/2088255/analysis-of-the-economic-relationsof-latin-america-and-the-caribbean-with-the-association-of-southeast-asiannations-asean.pdf (дата обращения: 01.10.2017). 12. People’s Republic of China and Latin America and the Caribbean. Ushering in a New Era in the Economic and Trade Relationship, ECLAC. 2011. No. 15; 13. Statistical Bulletin Latin America — Asia-Pacific. 2015. No. 8. [Электронный ресурс] URL: http://www.observatorioasiapacifico.org/data/OBSERVATORIO. Tercer Foro Internacional | 181 Images/Bulletin/70/20161101040320Boletn8AsiaPacfico(OCT16)_ENGLISH.pdf (дата обращения: 01.10.2017). 14. Reaching across the Pacific: Latin America and Asia in the new century / Ed. by C. Arnson, J. Heine, Ch. Zaino. Wilson center, 2014. No. 10. 15. Rising concentration in Asia-Latin American value chains: Can small firms turn the tide? / Ed. by O. Rosales, K. Inoue, N. Mulder. Santiago: ECLAC, 2015. No. 17. 16. Wignaraja G. Asia’s growing ties with Latin America, 2015 [Электронный ресурс] URL: http://www.eastasiaforum.org/2015/01/24/asias-growing-ties-withlatin-america/ (дата обращения: 01.10.2017). Политическая панорама стран Латинской Америки Л. В. Дьякова1 Итоги второго президентства М. Бачелет и особенности современного политического процесса в Чили The results of the activity of the second government of M. Bachelet and new political trends Resumen: El articulo analiza los planes y resultados principales de la actividad del segundo gobierno de M. Bachelet (2014-2018) y las nuevas tendencias políticas. La atención esencial se fija en el proceso de realización de las reformas innovadoras declaradas en el programa electoral de la Nueva Mayoría (en particular se estudian los problemas y desafíos de la reforma educativa y las protestas juveniles). Asimismo se destaca el reforzamiento de los riesgos sociales y la aparición de los nuevos fenómenos políticos en vísperas de las elecciones presidenciales. Se trata del surgimiento del Frente Amplio como el nuevo movimiento de izquierda, del debilitamiento del sistema de los compromisos partidarios, de la desintegración de la Nueva Mayoría. Palabras clave: Chile; M. Machelet; nueva mayoría; reformas; ciclo electoral. Abstract: This paper analyzes the plans and main results of the activity of the second government of M. Bachelet (2014-2018) and new political trends. The essential attention is fixed on the process of realization of the innovative reforms declared in the election program of the New Majority (in particular the article explores the problems and challenges of educational reform and the youth protests). It also highlights the strengthening of social risks and the emergence of new political phenomena on the eve of the presidential elections. It is the emergence of the Broad Front as the new left movement, the weakening of the system of the party compromises, the disintegration of the New Majority. Key words: Chile; M. Bachelet; New Majority; the reforms; the new electoral cycle. Подошел к концу второй президентский срок социалиста Мишель Бачелет (2014–2018), триумфально победившей в декабре 2013 г. 19 ноября Дьякова Людмила Владимировна, РФ, кандидат политических наук, ведущий научный сотрудник Института Латинской Америки РАН ([email protected]). 1 Tercer Foro Internacional | 183 2017-го в Чили состоятся очередные президентские и парламентские выборы, а период работы правительства М. Бачелет станет законченным этапом политической жизни страны — со всеми его надеждами, достижениями и неудачами. В начале 2014 г. с личностью М. Бачелет и правительством левоцентристской коалиции «Новое большинство»2 ассоциировалась реализация новаторских реформ, которые поддержала значительная часть общества (в первую очередь — молодежь). Программа нового правительства предполагала: разработку новой конституции; изменение устаревшей «биноминальной» системы выборов в конгресс; кардинальную реформу системы образования, призванную гарантировать его бесплатность и доступность на всех уровнях — от школьного до университетского. Это была программа мер по дальнейшему развитию политических институтов демократии и совершенствованию социального курса, направленного на достижение большей социальной справедливости и равенства. Реализация заявленных планов оказалась сопряжена с усилением внутриполитических рисков и ростом разногласий — как между правительством и правой оппозицией, так и внутри самой правящей коалиции. Совершенствование политических институтов демократии Важнейшей политической инициативой 2015 г. стало объявление о начале конституционного процесса процедуры разработки новой конституции страны, поскольку действующая Конституция 1980 г., несмотря на серьезную реформу 2005-го, значительной частью общества продолжает считаться «пиночетовской» по происхождению. Дискуссия о необходимости принятия новой конституции, соответствующей этапу развитой демократии, интенсивно ведется в чилийском обществе на протяжении последних 10 лет. Другим значительным моментом, связанным с процессом трансформации устаревших политических институтов, созданных для реализации давно выполненных политических задач, явилась одобренная в январе 2015 г. реформа «биноминальной» системы выборов в конгресс3. Разработанная в последние годы военного режима как элемент «управляемого демократического перехода», эта система структурировала политическую жизнь Создана в 2013 г. на основе коалиции «Консертасьон» (Concertación) за счет включения в ее ряды, помимо социалистов (PS, PPD) и христианских демократов (PDC), Коммунистической партии Чили (PCCh). 3 Cámara aprobó en tercer trámite el fin del sistema binominal [Электронный ресурс]. URL: http://www. gob.cl/2015/01/20/ (дата обращения: 21.03.2015). 2 184 | Tercer Foro Internacional страны вокруг двух крупнейших коалиций — левоцентристской «Консертасьон» (предшественницы «Нового большинства»), и правоцентристского «Альянса» (Alianza por Chile), объединившего партии «Независимый демократический союз» (UDI) и «Национальное обновление» (RN)4. Жесткий дизайн ограничивал возможности небольших партий полноценно участвовать в парламентских выборах. Принятие конгрессом законопроекта о переходе к пропорциональной электоральной модели означало конец целого периода, связанного с процессом становления и консолидации чилийской демократии, но усилило разногласия между правительством и правой оппозицией. Правые считали, что это решение носит исключительно популистский характер, а его реализация, предполагающая увеличение числа мест в нижней (со 120 до 155) и верхней (с 38 до 50) палатах парламента, приведет к возникновению множества мелких партий и затруднит работу конгресса. Важнейшим и давно обсуждаемым решением стало предоставление права голоса на общенациональных выборах чилийцам, проживающим в других странах. (Их, по самым общим подсчетам, 850 тыс. чел., среди них много потомков политических эмигрантов, уехавших в годы военного режима.) Для осуществления этого права к моменту парламентских и президентских выборов 2017 г. будут подготовлены все консульские отделы Чили за рубежом. Выборы будут проходить по местному времени, а подсчет голосов — только после закрытия избирательных участков в Чили. Социальные реформы Реформа образования Одним из самых сложных и противоречивых направлений в работе правительства стала реформа образования, нацеленная на введение бесплатного школьного и бесплатного высшего образования. Предложения в этой сфере были связаны с надеждами и разочарованиями самой экспрессивной социальной группы — молодежи, а их реализация, помимо объективных трудностей, сопровождалась большой эмоциональной нагрузкой. Чилийская система образования, сложившаяся в результате неолиберальных реформ, проведенных военным режимом, и окончательно закрепленная Законом об образовании 1990 г., являлась объектом ожесточенных споров на протяжении последних 20 лет. На базовом уровне в этой системе сосуществовали школы разных типов — бесплатные государственные (муниципальные), полностью частные, и смешанные — финансируемые государством (с помощью образовательной субсидии, выплачиваемой на кажДьякова Л. В., Чилийская демократия: преемственность и перемены, М.: Институт Латинской Америки РАН, 2013. 4 Tercer Foro Internacional | 185 дого ученика) и семьей5. Противники этой формы обучения неоднократно критиковали ее за многочисленные взносы и доплаты, собираемые с родителей. Сторонники же указывали, что ликвидация «субсидируемых» школ, которые стали доступны «новому среднему классу», уничтожив положительный опыт, не приведет автоматически к повышению уровня муниципального образования. Все высшее образование, представленное как частными, так и государственными университетами, является платным; для его получения молодежи из бедных семей предоставляются дифференцированные стипендии и льготные кредиты, срок погашения которых составляет в среднем 15 лет. Недостатки образовательной модели (ее рыночный дискриминационный характер на всех уровнях и низкое качество обучения в муниципальных школах, закрепляющее социальное неравенство) неоднократно вызывали молодежные волнения, пик которых пришелся на президентство Себастьяна Пиньеры (2010–2014). Проект реформы образования, предложенный правительством М. Бачелет, включал несколько этапов. Первоначально — обеспечить принцип бесплатности и доступности на школьном уровне: прекратить «конкурсный отбор», родительские доплаты и понятие прибыли в «субсидируемых» школах, повысить качество преподавания в муниципальных школах, находящихся в бедных городских и сельских районах. Несмотря на то, что сторонники правительства и оппозиция вели яростные споры по поводу школьного образования, особенно по поводу судьбы «субсидируемых» школ, законопроект уже в январе 2015 г. был одобрен конгрессом. Реализация новой модели началась с 2016 г. Существенным моментом, вызвавшим очередные молодежные протесты, стал проект «демуниципализации» государственных школ, обсуждаемый в конгрессе на протяжении 2017 г. и предполагающий передачу этих школ из ведения муниципалитетов в специальные структуры — Servicios Locales de Educación, подчиненные Министерству образования, с прямым финансированием из бюджета. Этот шаг должен повысить степень финансовой и управленческой самостоятельности образовательных центров, подключить структуры гражданского общества (в форме школьных советов), улучшить качество обучения. Однако в августе 2017 г. студенты и старшеклассники вновь вышли на улицы, опасаясь, что при возможном приходе правого правительства в результате предстоящих выборов демуниципализация обернется Ермольева Э. Г., Образование в Латинской Америке: адаптация к вызовам времени. М.: ИЛА РАН, 2014, 142. 5 186 | Tercer Foro Internacional только ослаблением независимости школ и закреплением дискриминации в школьном образовании6. Не меньшие трудности были связаны с высшим образованием. Законопроект о введении принципа бесплатности в университетское образование был одобрен обеими палатами конгресса 23 декабря 2015 г. — после напряженного обсуждения конкретных механизмов реализации и категорий молодежи, которые первыми получат это право. Противники данного шага — в оппозиции, среди союзников по коалиции — христианских демократов — и в рядах более радикальных левых сразу отметили недостаточную продуманность и неопределенность новых правил обучения в высших учебных заведениях. Прежде всего в условиях ухудшения экономической ситуации в стране принцип бесплатности на первом этапе предполагалось распространить не на всех, а только на 70 % поступающих на учебу студентов из наименее обеспеченных слоев общества (в 2016 г. их число составило 138 тыс. чел., в 2017 г. — 257 тыс.)7. Для финансирования этой программы государство пообещало выделять университетам 2,5 млрд долл. в год. (Еще в сентябре 2014 г. конгресс одобрил проект новой налоговой реформы, предусматривающий увеличение налога на крупные предприятия с 20 до 27 %, а также на алкогольную и табачную продукцию). Первоначально приоритет отдавался крупным государственным университетам (Университету Чили, Университету Сантьяго), затем в список участников вошли и частные, подавшие соответствующую заявку до 27 декабря 2015 г. (в том числе католические университеты в разных городах), имеющие высокий уровень преподавания и уважения в обществе8. В итоге в программу бесплатного образования были включены все университеты, входящие в состав так называемого Совета чилийских ректоров — организации, объединяющей 25 государственных и частных университетов. Отмечалось, что впоследствии в список будут включены и другие вузы, соответствующие необходимым требованиям. Настаивая на поэтапности проводимой реформы, правительство выступило за сохранение существующей дифференцированной системы стипендий и образовательных кредитов (условия получения и выплаты которых стали максимально льготными). Однако отсутствие принципа униDesmunicipalización: así será el nuevo Sistema de Educación Pública [Электронный ресурс]. URL: http://www.biobiochile.cl/noticias/nacional/educacion/2016/07/28/desmunicipalizacion-asi-sera-elnuevo-sistema-de-educacion-publica.shtml (дата обращения: 25.08.2017). 7 Mensaje presidencial 1de junio de 2017. Ministerio de Educación [Электронный ресурс]. URL: http:// mensajepresidencial.gob.cl/ (дата обращения: 10.08.2017). 8 Universidades que han manifestado su intención de adscribir al proceso de Gratuidad 2016 [Электронный ресурс]. URL: http://www.gob.cl/2015/12/27/ (дата обращения: 09.01.2016). 6 Tercer Foro Internacional | 187 версальности в вопросе доступа к бесплатному образованию, неясность и незавершенность проекта, с которым было связано столько надежд, вызвало жесткую критику и левых, и правых, разочарование молодежи, и массовые протестные выступления студентов в 2016–2017 гг. в Сантьяго и других крупных городах. В итоге важнейшее политическое решение стало серьезным вызовом — правительству, всей левоцентристской коалиции и лично М. Бачелет. Чтобы оправдать этот шаг, новая модель образования должна будет в ближайшие годы продемонстрировать всему обществу явные преимущества, совместить принцип социальной справедливости (который пока введен лишь частично) с принципами высокого качества и эффективности профессиональной подготовки, необходимыми экономике страны. Легализация абортов и защита социальных прав граждан Социальные шаги правительства были направлены на улучшение условий жизни и защиту прав наименее защищенных групп общества. Важнейшей мерой стал закон о частичной легализации абортов. Законопроект, отправленный на обсуждение в конгресс в начале 2015 г., был одобрен сенатом в августе 2017 г. — фактически в последние месяцы работы команды М. Бачелет. Закон предусматривает разрешение аборта в трех особых случаях: при опасности рождения ребенка с серьезными генетическими заболеваниями; при угрозе для жизни матери; если женщина стала жертвой насилия. (Полный запрет абортов был узаконен в Чили только в 1989 г., при А. Пиночете; до этого момента с 1931 г. аборт по медицинским показаниям был разрешен.) Еще в ходе обсуждения законопроект вызвал бурные дискуссии в обществе, обострил принципиальные этические расхождения между представителями различных партий. Несмотря на то, что в его поддержку выступила часть профессионального сообщества, целый ряд влиятельных политических и общественных организаций консервативного толка встретили эту инициативу крайне негативно. С критикой проекта выступили правые партии, а также часть христианских демократов. Социалисты же отмечали, что все пункты избирательной программы, в том числе и тема абортов, разрабатывались совместно, и христианские демократы должны выполнять свои обещания перед правительственной коалицией. После голосования в сенате группа политиков и общественных деятелей (из числа правых и христианских демократов), обратилась к обществу и конгрессу с воззванием, в котором отстаивала свою точку зрения на аборт как на преступление против самих основ человеческой жизни9. В сфере здравоохранения были расширены виды страховой медицинской помощи для бедных слоев населения, в том числе в перечень страхо9 El Mercurio, 16.08.2017. 188 | Tercer Foro Internacional вых услуг включен ряд дорогостоящих высокотехнологичных операций. Был принят закон о защите прав домработниц и помощников по хозяйству, предусматривающий сокращение рабочих часов, соблюдение выходных и праздничных дней10. Разработан законопроект, направленный на поэтапное изменение пенсионной системы: к индивидуальным пенсионным накоплениям будет добавляться «солидарная» прибавка из специального Фонда коллективных сбережений, в который предприятия должны будут ежемесячно отчислять 2 % от заработной платы работников. Эти деньги позволят гарантировать всем работающим минимальное «солидарное» пенсионное обеспечение и увеличить пенсии в будущем. При этом еще 3 % от заработной платы будет направляться работодателем на индивидуальный пенсионный счет работника11. Законопроекту еще предстоит пройти обсуждение в конгрессе, однако, учитывая массовые настроения недовольства существующей пенсионной системой в обществе, а также включение этой темы в предвыборные программы всех кандидатов, можно предположить, что он будет принят. Усиление рисков и новые политические тенденции накануне президентских выборов Подводя итоги, необходимо отметить, что самое реформистки настроенное правительство Чили за последние 27 лет (с момента перехода страны к демократии) в конце своей работы оказалось в ситуации растущих политических разногласий внутри правящей коалиции и роста общественного разочарования результатами проведенных реформ. Рейтинг президента на протяжении 2016–2017 гг. не превышал 20 %, в отдельные моменты опускаясь до 15 %12. Противоречивую реакцию в обществе вызывали все серьезные инициативы правительства — от реформы образования до начала обсуждения новой конституции. Помимо жесткой критики со стороны правой оппозиции и в СМИ, недовольство выражалось в непрекращающихся уличных протестах молодежи, раздраженной кажущейся постепенностью введения изменений в систему образования. Эти крайности — чередующиеся стадии Guίa de Oportunidades. Capacitación, Trabajo y Emprendimiento [Электронный ресурс]. URL: http:// www.guiadeoportunidades.gob.cl/ (дата обращения: 21.10.2016). 11 Nuevo Sistema de Ahorro Colectivo mejorará las pensiones de los chilenos [Электронный ресурс]. URL: http://www.gob.cl/ (дата обращения: 24.08.2017). 12 El apoyo a Bachelet llega sólo al 15 %, el más bajo desde el retorno de la democracia en Chile [Электронный ресурс]. URL: http://www.elmundo.es/internacional/2016/08/19/57b75841268e3ed10a8b45ae.html (дата обращения: 24.08.2017). 10 Tercer Foro Internacional | 189 полной поддержки и безапелляционного неприятия — затрудняли работу правительства и президента. Негативную роль сыграли и громкие коррупционные разоблачения, в которых оказались замешаны члены семьи самой М. Бачелет (сын Себастьян Давалос и невестка). В 2015 г. С. Давалосу было предъявлено обвинение в том, что он, используя инсайдерскую информацию в корыстных целях, в 2013 г., после первого тура президентских выборов, лоббировал выдачу кредита Банком Чили своей жене — совладелице компании, занимающейся недвижимостью. Скандал нанес жестокий удар по имиджу М. Бачелет и правящей коалиции в целом, а С. Давалос стал одним из обвиняемых по делу о коррупции. Несмотря на то, что коррупционные разоблачения коснулись затем и правой оппозиции, видные деятели которой обвинялись в уходе от налогов в особо крупных размерах, подкупах должностных лиц и незаконном финансировании избирательных кампаний, вовлеченность именно семьи Бачелет в коррупционную историю повлияла на падение показателей доверия президенту. Экономические возможности страны в период 2014–2017 гг. также перестали отвечать завышенным социальным ожиданиям общества. Экономический рост, по данным Всемирного банка, оставался на уровне 1,6– 2 %13, что было связано с общим ухудшением экономической ситуации не только в Чили, но и во всем регионе, с завершением этапа «золотого десятилетия» 2003–2013 гг. и наступлением более сложного кризисного периода. Для политического ландшафта накануне новых выборов характерно нарастание многочисленных изменений, многие из которых, назревая давно, были ускорены реформами Бачелет. Начался процесс дезинтеграции двух крупнейших коалиций — левоцентристского Нового большинства и правоцентристского «Альянса». На протяжении всего постпиночетовского развития страны эти объединения представляли собой «власть» и «оппозицию», структурировали политическое поле, являлись определенными ориентирами для всех политических игроков. Сегодня их время истекло, и отказ от «биноминальной» системы только усилил этот процесс. Левоцентристская коалиция вступила в период глубокого внутреннего кризиса. Серьезной угрозой единству оказалась жестко-протестная позиция недавно включенных в ряды коалиции коммунистов, особенно популярных студенческих лидеров. Став депутатами парламента, многие из них упрекали М. Бачелет в излишней осторожности, нерешительности, дефиците лидерских качеств и нежелании проводить серьезные реформы, прежде всего — в сфере образования. В условиях, когда практически каждое из важнейших предвыборных обещаний требовало продуманности и постепенности, моChile: Panorama general [Электронный ресурс]. URL: http://www.bancomundial.org/es/country/ chile/overview (дата обращения: 23.08.2017). 13 190 | Tercer Foro Internacional лодые левые политики требовали от президента и правительства быстроты и напора, что вызывало жесткое неприятие со стороны христианских демократов. Принципиальные идеологические расхождения между христианскими демократами и левым крылом Нового большинства привели к тому, что по ряду важнейших вопросов PDC открыто поддерживала правых, критикуя президента за уступки «левому радикализму». Это касалось: неподготовленного введения принципа бесплатности образования, экономических последствий налоговой реформы, законопроекта об аборте. В такой позиции христианских демократов некоторые аналитики (например, Карлос Унееус) видят сознательный отход от сохранения коалиции и возвращение к собственной партийной идентичности, во многом утраченной в процессе 30-летнего союза с социалистами. На новых выборах левоцентристскую коалицию будут представлять два кандидата в президенты. Партия христианских демократов отказалась от участия в праймериз и выдвинула в кандидаты своего лидера Каролину Гоич. Остальные партии «Нового большинства» поддержали Алехандро Гильера — известного теле— и радиожурналиста. Экс-президент Рикардо Лагос, участие которого в президентских выборах всерьез обсуждалось еще в конце 2016 г., в итоге снял свою кандидатуру. Новым политическим моментом стало появление на левом фланге объединения под названием «Широкий фронт» (Frente Amplio) — аналогия с уругвайской коалицией была сознательно выбрана чилийскими организаторами. В него вошли левые партии и движения (в том числе гуманисты, экологисты), не находящие отражения своих идей и ценностей в программе «Нового большинства», критикующие его устаревшие принципы. Их кандидатом на выборах после победы в ходе праймериз стала Беатрис Санчес — известная журналистка и ведущая популярных программ, делающая акцент на большей социальной солидарности, реальных (а не декларируемых) правах женщин, изменении неолиберальной пенсионной системы. Правоцентристская оппозиция сформировала предвыборный блок «Вперед, Чили» (Chile Vamos), в состав которого, помимо традиционных RN и UDI, вошли две новые партии — Evópoli (Evolución Política) и PRI (Partido Regionalista Independiente). Кандидатом в президенты стал Себастьян Пиньера, победивший на праймериз двух других претендентов. Его программа сосредоточена на идеях экономического роста, социального развития, дальнейшем совершенствовании системы образования (с сохранением начинаний Бачелет). Включение новых партий, созданных независимыми политиками правоцентристской ориентации, и выдвижение, помимо С. Пиньеры, других кандидатов явилось признаком стремления к обновлению, Tercer Foro Internacional | 191 поиску новых политических фигур, которое наметилось в среде чилийских правых. В заключение необходимо отметить, что накануне первого тура выборов достаточно сильными позициями обладает экс-президент С. Пиньера, однако ни у кого из претендентов нет явных преимуществ, никто не предлагает программу, сравнимую по яркости и решительности с программой М. Бачелет образца 2013 г., и никого нельзя назвать исключительно популярной политической фигурой. Все эти обстоятельства, практически неизбежно должны привести к проведению второго тура голосования. Библиография 1. Cámara aprobó en tercer trámite el fin del sistema binominal [Электронный ресурс]. URL: http://www.gob.cl/2015/01/20/ (дата обращения: 21.03.2015). 2. Chile: Panorama general [Электронный ресурс]. URL: http://www. bancomundial.org/es/country/chile/overview (дата обращения: 23.08.2017). 3. Desmunicipalización: así será el nuevo Sistema de Educación Pública [Электронный ресурс]. URL: http://www.biobiochile.cl/noticias/nacional/ educacion/2016/07/28/desmunicipalizacion-asi-sera-el-nuevo-sistema-deeducacion-publica.shtml (дата обращения: 25.08.2017). 4. El apoyo a Bachelet llega sólo al 15 %, el más bajo desde el retorno de la democracia en Chile [Электронный ресурс]. URL: http://www.elmundo.es/internacional/20 16/08/19/57b75841268e3ed10a8b45ae.html (дата обращения: 24.08.2017). 5. El Mercurio. 16.08.2017. 6. Guίa de Oportunidades. Capacitación, Trabajo y Emprendimiento [Электронный ресурс]. URL: http://www.guiadeoportunidades.gob.cl/ (дата обращения: 21.10.2016). 7. Mensaje presidencial 1de junio de 2017. Ministerio de Educación [Электронный ресурс]. URL: http://mensajepresidencial.gob.cl/ (дата обращения: 10.08.2017). 8. Nuevo Sistema de Ahorro Colectivo mejorará las pensiones de los chilenos [Электронный ресурс]. URL: http://www.gob.cl/ (дата обращения: 24.08.2017). 9. Universidades que han manifestado su intención de adscribir al proceso de Gratuidad 2016 [Электронный ресурс]. URL: http://www.gob.cl/2015/12/27/ (дата обращения: 09.01.2016). 10. Ермольева Э. Г. Образование в Латинской Америке: адаптация к вызовам времени. М.: ИЛА РАН, 2014. 11. Дьякова Л. В. Чилийская демократия: преемственность и перемены, М.: Институт Латинской Америки РАН, 2013. Н. С. Аниськевич1 Трансформация правоориентированных политических сил Чили после становления демократии Transformation of Chile’s right-wing political forces in the period after the establishment of democracy Abstract: The article analyzes development and transformation of Chile’s right-wing political forces in the period after the establishment of democracy. The assessment is given of the current party coalitions of the country and their representatives. Particular attention is paid to Sebastián Piñera as a candidate for right-wing political forces. The author comes to conclusion that stage-by-stage development of the right forces, which is interconnected with the difficult period of democratic transit, and that they increase their influence both in political and in public contexts. Moreover, the article gives a brief analysis of the preelection programs of the most prominent representatives of presidential candidates. Key words: Latin America; Chile; party coalitions; Sebastián Piñera; center-right government. Resumen: El artículo analiza el desarrollo y la transformación de las fuerzas políticas derechistas de Chile en el período posterior al establecimiento de la democracia. La evaluación se da de las coaliciones de partidos actuales del país y sus representantes. Se presta especial atención a Sebastián Piñera como candidato a las fuerzas políticas derechistas. El autor llega a la conclusión de que el desarrollo etapa por etapa de las fuerzas correctas, que está interconectado con el difícil período del tránsito democrático, y que aumentan su influencia tanto en el contexto político como en el público. Además, el artículo ofrece un breve análisis de los programas preelectorales de los representantes más destacados de los candidatos presidenciales. Palabras clave: América Latina; Chile; coaliciones partidarias; Sebastián Piñera; gobierno de centro derecha. Латинская Америка имеет свои отличительные черты, связанные с политическими процессами, происходящими внутри региона. Они опираются на исторические и культурные особенности развития континента. За небольшой промежуток времени — с середины XX в. и до настоящего момента — латиноамериканские государства прошли через правление военно-диктаторских режимов, становление обновленных демократических Аниськевич Наталья Сергеевна — РФ, аспирант Института Латинской Америки РАН. ([email protected]). 1 Tercer Foro Internacional | 193 систем, внутреннюю борьбу между так называемыми правыми и левыми представителями власти, стремительный экономический подъем и следующую за ним стагнацию. В качестве одной из наиболее успешно развивающихся стран региона можно выделить Чили, которая отличается относительно высокими макроэкономическими показателями, достаточно эффективной социальной политикой и активной внешнеполитической деятельностью в латиноамериканском регионе и за его пределами. В период демократического транзита в государстве произошли радикальные структурные преобразования: в 1988 г. режим Пиночета уступил свои позиции в результате проведенного референдума, организованного им же самим. В результате 55 % избирателей проголосовали против авторитарного режима, и только 43 % отдали свои голоса в его поддержку2. Это стало новым этапом развития для Чили, на котором начиналась гонка за лидерские позиции между двумя идеологическими соперниками: лево— и правоцентристами. Формальный процесс избавления от наследия прошлого стартовал в 1990 г. Первому и последующему демократическому правительствам в лице Патрисио Эйлвина (1990–1994) и Эдуардо Фрея — младшего (1994–2000) досталась сложная работа в данном направлении, которая требовала предельной осторожности3. Бывший президент-диктатор все еще пользовался большим влиянием в общественных и армейских кругах и имел пожизненный мандат сенатора. В то же время процесс демократизации не стоял на месте, и в итоге чилийцы смогли преодолеть все имевшиеся риски: «особую роль» военных и влияние А. Пиночета как знаковой политической фигуры, проблему бедности, а главное, избежали новой конфронтации и гражданского конфликта на почве расхождений в оценке предшествующего диктаторского режима. Знаковыми событиями, ознаменовавшими окончательный закат эры генерала, явились передача полномочий главнокомандующего сухопутными войсками в 1998 г. и его уход с пожизненного поста сенатора в 2002 г.4 Процесс демократического транзита занял долгие 15 лет, а его финальной точкой можно считать 26 августа 2005 г., когда на совместном заседании обеих палат парламента были приняты фундаментальные поправки в Основной закон (за проголосовало 150 сенаторов и депутатов, против — 3, Дьякова Л. В., Чилийская демократия: преемственность и перемены. М.: Институт Латинской Америки РАН, 2013. 3 Hira A., Sanghera A., Chilean Democracy: At a Historical Crossroads, Centre for Global Political Economy, Working Papers, 2004. 4 Siavelis P. M., “Book Review: The Politics of Memory in Chile. From Pinochet to Bachelet” // Journal of Latin American Studies, 2015, Vol. 47, No. 1, 192–194. 2 194 | Tercer Foro Internacional воздержался — 1). В результате фактически перестала существовать Конституция 1980 г., были расширены полномочия самого парламента. К этому можно добавить избрание М. Бачелет (2006–2010) в качестве женщины-президента, что также подтвердило зримый успех демократии5. Многопартийные коалиции в Чили имеют решающее значение в вопросах управления страной, но стоит отметить, что до этапа становления демократии они носили временный характер и были менее прочными. В то же время как объединение представителей власти в единый союз позволяет завоевывать большее доверие избирателей и увереннее отстаивать общие идеи развития государства. С конца XX и до начала XXI в. конфронтация между сформировавшимися коалициями основывалась на опыте репрессий и преследования сторон в период нахождения у власти военной диктатуры, т. е. партийные идеи имели только одно связующее звено — это позиция, выражающая отношение к режиму А. Пиночета6. В новом столетии новые коалиции партий, объединенных схожей идеологией, стали сосредоточивать свое внимание на большем количестве вопросов, связанных со структурной организацией государственного порядка, политикой снижения уровня безработицы, здравоохранением, образованием и пенсионным обеспечением7. Начало нового тысячелетия стало переломным для Чили: страна избавилась от наследия прошлого, преодолела путь становления демократии и встала на путь экономического и социального развития. Это также отразилось и на политических партиях, теперь они начинают бороться за свои выдвигаемые принципы и убеждения, отходя от модели общей цели и общего развития в последнее десятилетие прошлого века, когда находившиеся у власти центристские правительства выступали своеобразным буфером и тянущим буксиром, который помог стране преодолеть влияние военного правительства и стал стартовой точкой на пути восстановления демократии. На данном этапе четко прослеживается влияние исторического опыта и памяти, выраженных в трагических событиях прошлого, так как сдвиги в политических событиях, имевших место в Чили, нашли свое начало внутри общества, которое подавлялось долгое время. В настоящее время в Чили осуществляет свою деятельность 31 активная политическая партия, большинство из которых представляет левую или левоцентристскую идеологию. Фактически реальное влияние имеДьякова Л. В. «Деятельность правительств «Консертасьон» в Чили в постпиночетовский период (1990–2010)» // Латиноамериканский исторический альманах, 2014, Vol. 1, No. 14, 191–218. 6 Дьякова Л. В. Указ. соч. 7 Gamboa R., Lopez M., Baeza J. “The Programmatic Evolution of Chilean Political Parties 1970–2009: From Polarization to Consensus” // Revista de Ciencia Politica, 2013, Vol. 33, No. 2, 443–467. 5 Tercer Foro Internacional | 195 ют всего 5 из них, которые входят в коалиции «Новое большинство» (исп. Nueva Mayoría) и «Вперед Чили» (исп. Chile Vamos)8. Правоориентированные партии находятся в меньшинстве, и самым ярким и успешным представителем является коалиция Chile Vamos, где наибольшее влияние имеют «Национальное обновление» (исп. Renovación Nacional, RN) и «Независимый демократический союз» (исп. Unión Democrática Independiente, UDI). До 2015 года данное объединение существовало под названием «Альянс за Чили» (исп. Alianza por Chile). Отличительной чертой партий, входящих в правую коалицию, является то, что они имеют тесные связи в бизнес-сообществах, так как многие представители начали свою карьеру именно в деловом мире9. Два основополагающих принципа «Независимого демократического союза»: политика и бизнес. Chile Vamos в качестве новой политической коалиции сформировала 18 общих принципов. Государству отводится роль вспомогательная и солидарная правам граждан, которые должны уважаться и поощряться. Также коалиция декларирует веру в представительную демократию как политическую систему и планирует укреплять политические институты для восстановления доверия гражданского общества и его участия в жизни страны за счет заключения крупных национальных соглашений, которые будут носить долговечный характер. «Chile Vamos» утверждает, что выступает за социальную рыночную экономику, которая уважает свободу людей и создает больше возможностей для всех10. В 2010 г. к власти в Чили пришел Себастьян Пиньера, ставший первым после восстановления демократического режима президентом, исповедующим подобные идеологические взгляды. Причиной сосредоточения власти в руках представителя «Альянса за Чили», стало недовольство большой части населения политикой левоцентристского кабинета, не оправдавшего ожидания чилийцев11. Правоцентристам, однако, также не удалось исправить сложившееся положение, что привело их к поражению на очередных президентских выборах. В то же время правоцентристская коалиция укрепила в 2013 г. свое положение в Национальном конгрессе Чили (рис. 1 и 2). Perfil y evolucion del sistema de partidos en Chile — Paulo Hidalgo [Электронный ресурс]. URL: file:/// Users/nataliaaniskevic/Downloads/2108-5383-1-PB.PDF (дата обращения 31.10.2017). 9 Periodo 1990 // Reconstrucción democrática / Chile Vamos [Электронный ресурс]. URL: https:// www.bcn.cl/historiapolitica/hitos_periodo/detalle_periodo.html?per=1990-2022 (дата обращения: 31.10.2017). 10 Partidos, movimientos y coaliciones / Chile Vamos [Электронный ресур]. URL: https://www.bcn.cl/ historiapolitica/partidos_politicos/wiki/Chile_Vamos (дата обращения: 31.10.2017). 11 Piñera se desvincula del legado de Pinochet y busca un gobierno de unidad / UH Noticias [Электронный ресурс]. URL: https://ultimahora.es/noticias/internacional/2010/01/19/1257/pinera-se-desvincula-dellegado-de-pinochet-y-busca-un-gobierno-de-unidad.html (дата обращения: 31.10.2017). 8 196 | Tercer Foro Internacional Рис. 1. Распределение мест в Палате депутатов за период 2014–2018 гг. (Источник: http:// www.ipu.org/parline-e/reports/2063_E.htm) Рис. 2. Распределение мест в Сенате за период 2014–2022 гг. (Источник: http://www.ipu. org/parline-e/reports/2064_E.htm) Период правления С. Пиньеры можно трактовать по-разному. В основном его характеризуют с негативной стороны12, указывая на неспособность к согласованию и представлению разнородных и противоречивых общественных интересов, предупреждению и разрешению конфликтов. Ему не удалось реорганизовать систему образования. Правительственные мероприятия в этой области спровоцировали массовые протесты, возникла ситуация тотального взаимного непонимания со стороны власти и общества. Произошла активизация регионализма и рост социальных протестов в удаленных от центра областях с требованиями привлечения адресного внимания к каждой конкретной ситуации и более справедливого распределения государственной поддержки, а также перенесения преимуществ распределения государственной поддержки на всю территорию страны. Но нельзя не признать, что срок президентства С. Пиньеры привнес и положительные моменты в развитие страны13: Чили удалось достаточно успешно справиться с последствиями финансово-экономического кризиса Guerrero N., Vega A., José M. “Reflexiones teóricas sobre discurso político e ideología: un análisis preliminar de las políticas de emprendimiento del gobierno de Piñera (Chile 2010–2014)”, Revista Uruguaya de Ciencia Política, 2015, Vol. 24, No. SPE, 105–120. 13 González C. F., “El discurso político de resistencia en las redes sociales: el caso de los memes desde una perspectiva crítica y multimodal”, Contextos, 2016, No. 30, 37–48. 12 Tercer Foro Internacional | 197 2009–2011 гг. и сдержать рост инфляции, безработица оставалась на уровне 6,5 %, что по сравнению со средними по Латинской Америке показателями выглядело неплохо. Прослеживалась нацеленность властей на продолжение и эффективную реализацию социальных реформ и стремление к повышению уровня развития страны. Была воплощена в жизнь идея проекта Тихоокеанского альянса, развитие которого до сих пор остается приоритетным направлением в рамках реализации внешней политики Чили и поддерживается как лево-, так и правоцентристской коалициями. Данная интеграционная группировака выступает в качестве торговой платформы для коллективного сотрудничества стран Латинской Америки с Азиатско-Тихоокеанским регионом. В целом итоги правления правоориентированных чилийских сил стали причиной того, что страна вступила в состояние глубокого общественного кризиса и разочарования достигнутыми результатами14. Как отмечает Л. В. Дьякова, Пиньера, возможно, «оказался несвоевременной фигурой или слишком рано, когда общество еще не почувствовало губительных последствий недостаточного развития, отставания в принципиальных областях, или слишком поздно. Можно сказать, что основной упрек именно к Пиньере состоит в том, что он — не М. Бачелет, популярность которой в конце ее президентского срока [первого — прим. составителей] достигала 80 %, а своеобразный имидж, обаяние и стиль сформировали слишком высокую „человеческую“ планку власти»15. В 2014 г. М. Бачелет вернула себе президентское кресло, но результаты ее нынешнего мандата не оправдали всех ожиданий ее сограждан16. В конце 2017 г. в Чили состоялись президентские выборы, основными кандидатами на которых выступили С. Пиньера (альянс «Вперед, Чили»), Алехандро Гильер («Новое большинство») и Беатрис Санчес («Широкий фронт»). Накануне первого тура голосования Пиньера и Гильер подробно представили свои стратегические программы, значительно пересекающиеся в рамках планов дальнейшего развития внешнеполитического вектора страны и имеющие лишь незначительные отличия. А. Гильер также, как и М. Бачелет, является представителем Социалистической партии Чили и планирует продолжить политику, выстроенную его предшественницей, заявляя о важности интеграционных объединений и поддержании контактов с региональными партнерами. Он также предлаХейфец В. Л., Хейфец Л. С., ««Правый поворот» в Латинской Америке: случайность или тенденция?» Латинская Америка, 2010, No. 6, 8–20. 15 Дьякова Л. В. Указ. соч. 16 Nuevo “ciclo” en política exterior en Chile? / Chile vienti uno. [Электронный ресурс]. URL: http://www. chile21.cl/19288/ (дата обращения: 31.10.2017). 14 198 | Tercer Foro Internacional гает принимать активное участие во внерегиональных инициативах: ООН, ВТО, ЮНЕСКО, ЮНИСЕФ и др. В дополнение укрепления отношений с Азиатско-Тихоокеанским регионом он предлагает не забывать и о США, которые были и остаются одним из основных торговых партнеров Чили и которые обладают большим влиянием на мировую политику в целом. А. Гильер также ставит перед собой задачу решить проблему демаркации границ Чили и вопросы, связанные с морским правом и подтверждением суверенитета страны на острове Пасхи17. Правоцентрист С. Пиньера в дополнение к схожим с его программой вышеперечисленным задачам включает обязательное разрешение боливийского вопроса в ближайшей перспективе и предлагает отказаться от идеологических принципов при поиске торгово-экономических партнеров18. В рамках интеграционных объединений им выделяется значимость развития и укрепления отношений с Тихоокеанским альянсом и УНАСУР19. Стоит отметить, что оба кандидата, вышедшие во второй тру голосования, показывают большую заинтересованность в проведение в Чили в 2019 г. саммита Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (англ. Asia-Pacific Economic Cooperation, АТЭС). По их мнению, форум с большой вероятностью предоставит новые возможности для развития торгово-экономической кооперации страны с ключевыми игроками на международной арене и даст толчок развитию на более высоком уровне инвестиционного, инновационного и технологического партнерства20. Также саммит может стать площадкой для перезапуска отношений между Чили и Россией. *** В целом влияние правоориентированных сил в Чили на данный момент возрастает. Тенденции развития современных политических движений показывают, что в большинстве своем вес имеют те из них, кто выстуBases Programaticas. Cuillier 2018-2022 [Электронный ресурс]. URL: http://www.guillier.cl/images/ Bases_Programaticas_Guillier.pdf (дата обращения: 31.10.2017). 18 Relaciones Internacionales / Piñera [Электронный ресурс]. URL: http://sebastianpinera.cl/tus-ideascuentan/relaciones-internacionales/ (дата обращения: 31.10.2017). 19 “Piñera crea comisión de Relaciones Exteroires que evaluará permanencia de Chile en el Pacto de Bogotá” // El Mercurio [Электронный ресурс]. URL: http://www.elmercurio.com/blogs/2017/04/29/50701/ Pinera-crea-comision-de-Relaciones-Exteriores-que-evaluara-permanencia-de-Chile-en-el-Pacto-deBogota.aspx (дата обращения: 31.10.2017). 20 APEC y Chile — Dirección General de Relaciones Económicas Internacionales [Электронный ресурс]. URL: https://www.direcon.gob.cl/apec-y-chile/ (дата обращения: 31.10.2017). 17 Tercer Foro Internacional | 199 пает за успешную модернизацию государства, разрабатывают альтернативные линии развития и показывают видимые результаты. Факты последнего времени и формирующиеся ключевые макротенденции в латиноамериканском регионе свидетельствуют о том, что ближайшие годы станут переломными в развитии политических процессов и направленности их ориентации для многих стран. Начавшиеся глубокие трансформации, судя по всему, будут тяжелыми для ряда государств, и Чили не окажется исключением. Общим латиноамериканским трендом является приход к власти правых и правоцентристских правительств, расширение кризиса левой идеологии. В обществе сложился запрос на обновление модели государственного устройства и механизмов социально-экономического развития. Предпосылками и условиями перехода на новую модель роста, за которую выступают чилийские правые, являются относительно низкий уровень коррупции, инфляции и государственного долга; достигнутая макроэкономическая стабильность. Библиография 1. APEC y Chile — Dirección General de Relaciones Económicas Internacionales [Электронный ресурс]. URL: https://www.direcon.gob.cl/apec-y-chile/ (дата обращения: 31.10.2017). 2. Bases Programaticas. Cuillier 2018–2022 [Электронный ресурс]. URL: http:// www.guillier.cl/images/Bases_Programaticas_Guillier.pdf (дата обращения: 31.10.2017). 3. Gamboa R., Lopez M., Baeza J. “The Programmatic Evolution of Chilean Political Parties 1970–2009. From Polarization to Consensus” // Revista de Ciencia Politica, 2013, Vol. 33, No. 2, 443–467. 4. González C. F. “El discurso político de resistencia en las redes sociales: el caso de los memes desde una perspectiva crítica y multimodal” // Contextos, 2016, No. 30, 37–48. 5. Guerrero N., Vega A., José M. “Reflexiones teóricas sobre discurso político e ideología: un análisis preliminar de las políticas de emprendimiento del gobierno de Piñera (Chile 2010–2014)” // Revista Uruguaya de Ciencia Política, 2015, Vol. 24, No. SPE, 105–120. 6. Hira A., Sanghera A. Chilean Democracy. At a Historical Crossroads, Centre for Global Political Economy. Working Papers, 2004. 7. Nuevo “ciclo” en política exterior en Chile? / Chile vienti uno [Электронный ресурс]. URL: http://www.chile21.cl/19288/ (дата обращения: 31.10.2017). 8. Partidos, movimientos y coaliciones — Chile Vamos [Электронный ресурс]. URL: https://www.bcn.cl/historiapolitica/partidos_politicos/wiki/Chile_Vamos (дата обращения: 31.10.2017). 200 | Tercer Foro Internacional 9. Perfil y evolucion del sistema de partidos en Chile — Paulo Hidalgo [Электронный ресурс]. URL: file:///Users/nataliaaniskevic/Downloads/2108-5383-1-PB.PDF (дата обращения: 31.10.2017). 10. Periodo 1990 — Reconstrucción democrática — Chile Vamos [Электронный ресурс]. URL: https://www.bcn.cl/historiapolitica/hitos_periodo/detalle_periodo. html?per=1990-2022 (дата обращения: 31.10.2017). 11. “Piñera crea comisión de Relaciones Exteroires que evaluará permanencia de Chile en el Pacto de Bogotá” // El Mercurio [Электронный ресурс]. URL: http://www.elmercurio.com/blogs/2017/04/29/50701/Pinera-crea-comision-deRelaciones-Exteriores-que-evaluara-permanencia-de-Chile-en-el-Pacto-deBogota.aspx (дата обращения: 31.10.2017). 12. “Piñera se desvincula del legado de Pinochet y busca un gobierno de unidad” // UH Noticias [Электронный ресурс]. URL: https://ultimahora.es/noticias/ internacional/2010/01/19/1257/pinera-se-desvincula-del-legado-de-pinochet-ybusca-un-gobierno-de-unidad.html (дата обращения: 31.10.2017). 13. Relaciones Internacionales — Piñera [Электронный ресурс]. URL: http:// sebastianpinera.cl/tus-ideas-cuentan/relaciones-internacionales/ (дата обращения: 31.10.2017). 14. Siavelis P. M. “Book Review: The Politics of Memory in Chile: From Pinochet to Bachelet” // Journal of Latin American Studies, 2015, Vol. 47, No. 1, 192–194. 15. Дьякова Л. В. «Деятельность правительств «Консертасьон в Чили» в постпиночетовский период (1990–2010)» // Латиноамериканский исторический альманах, 2014, т. 14, № 14, 191–218. 16. Дьякова Л. В. Чилийская демократия: преемственность и перемены. М.: Институт Латинской Америки РАН, 2013. 17. Хейфец В. Л., Хейфец Л.С. ««Правый поворот» в Латинской Америке: случайность или тенденция?» // Латинская Америка, 2010, № 6, 8–20. К. А. Неверов1 Аргентина после Киршнеров: Маурисио Макри и новый политический курс страны Argentina after Kirshners: Mauricio Macri and new political course of country Resumen: En el contexto de la crisis económica que acentuó a las principales democracias y economías del mundo durante varios años, el cambio en el paradigma político e ideológico en la política interna afecta mucho a los estados democráticos. Los derechistas, liderados por Mauricio Macri, quien reemplazó a los centristas de izquierda, realizando una serie de reformas liberales en la economía del país, declararon su disposición a emprender una reforma social y política. En el contexto del “giro a la derecha”, parece interesante rastrear cómo la política del estado cambia de izquierda a derecha debido a la reforma liberal de Macri. Palabras clave: Mauricio Macri; giro a la derecha; reforma liberal; nuevo curso político. Abstract: In the context of the world economic crisis stressing leading democracies and economies of the world for several past years, change in political and ideological paradigm in domestic policy effects democratical states much. The right-wingers, led by Mauricio Macri, who replaced left-centrists, which, in turn were taken off the bat, striking a series of liberal reforms on the country’s economy, declared their readiness to embark on social and political reform. In the context of the “right turn” it seems interesting to trace how the state’s policy changes from the left to the right due to the liberal reform of Macri. Key words: Mauricio Macri; right turn; liberal reform; new political course. Почти два года прошло с того момента, как Маурисио Макри занял пост президента Аргентины. Сменив «династию» Киршнер, на протяжении 12 лет возглавлявшую одну из крупнейших латиноамериканских демократий, оппозиция во главе с Макри получила шанс изменить историю страны2. Однако, на пути у правых реформаторов возможны затруднения в публичной политике — почти половина аргентинцев на президентских выборах отдала свои голоса за киршнеристского кандидата Даниэля Сциоли: Неверов Кирилл Алексеевич, Российская Федерация, ассистент кафедры политического управления Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат политических наук, Санкт-Петербургский государственный университет ([email protected]). 2 В.Л. Хейфец, Л.С. Хейфец, «Латинская Америка: правый шторм для «левого поворота»» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Международные отношения», 2015, Том 15, № 4, 45–55. 1 202 | Tercer Foro Internacional Макри получил голоса 51,34 % сограждан, а его оппонента — 48,66 %. Показательно, что на их готовность голосовать на Сциоли не повлияла череда социальных протестов, коррупционных скандалов и обвинений в причастности к терроризму, связанных с четой Киршнер. Нестор Киршнер являлся первым президентом страны, надолго пришедшим к власти после президентской чехарды рубежа веков. На раннем этапе он заслужил поддержку аргентинцев благодаря критике своего предшественника Карлоса Сауля Менема и его преобразований. Однако сам новоизбранный президент был объектом обвинений в совершении финансовых махинаций в ходе парламентских выборов 2005 г., когда пропрезидентский «Фронт за победу» прошел в конгресс. У общественности нашлись претензии и к самой процедуре голосования, в частности, к закрытым партийным спискам, что резко ограничивало возможность выбора. В экономической сфере Нестор Киршнер за первые годы пребывания у власти решил ряд экономические проблемы: сократил внешнюю задолженность, повысил экономические показатели, сумел добиться уровня безработицы, нищеты и инфляции, повысил пенсии и заработную плату. В то же время он злоупотреблял чрезвычайными декретами (225 декретов за первые три года президентства), большинство из которых относилось к неконтролируемому расходу бюджетных средств и были связаны с манипуляциями с бюджетом. Стоит отметить, что сторонники президента располагали большинством в парламенте, а экономическая ситуация была благоприятной для Аргентины. Супруга президента, сенатор Кристина Фернандес де Киршнер лоббировала в Конгрессе предложение о наделении главы государства постоянными и чрезвычайными полномочиями в вопросах распределения бюджета и необходимости изменить правила утверждения чрезвычайных декретов, отменив обязательное одобрение в конгрессе. Правление Нестора Киршнера в целом характеризовалось стремлением к увеличению полномочий исполнительной власти в ущерб самостоятельности других ветвей власти через ограничение влияния губернаторов провинций, посредством изменения налогового законодательства и вмешательства в выборность членов Верховного суда. Президентство Кристины Фернандес де Киршнер стало продолжением политики мужа. При этом сохранились основные проблемы прошлого: рост преступности, размах коррупции и вызванные мировым экономическим кризисом неурядицы в хозяйственной деятельности. Нынешний глава государства Маурисио Макри, крупный бизнесмен, экс-мэр Буэнос-Айреса и бывший президент футбольного клуба «Бока Хуниорс», происходит из семьи итальянских иммигрантов, он — сын владельца строительного и автомобилестроительного конгломерата SOCMA Фран- Tercer Foro Internacional | 203 ческо Франко Макри, состояние которого на 1998 г., оценивалось в 730 млн. долл. Окончив Аргентинский Католический университет по специальности «гражданское строительство», будущий президент начал работать в компании отца. Однако, после почти 10 лет работы, Маурисио по личным причинам отошел от отцовского бизнеса и в 1995 г. занялся управлением футбольным клубом «Бока Хуниорс», к тому моменту находившемуся в упадке. Выведя клуб в топ мирового футбола, Макри переключился на политическую деятельность, и создал в 2003 г. правоцентристскую партию «Компромисс ради перемен» (Compromiso para el cambio), через 2 года трансформировавшуюся в «Реcпубликанское предложение» (Propuesta Republicana). 2007 г. ознаменовался для партии альянсом с рядом правоцентристских партий Аргентины, получившим название «Союз-ПРО» (Uniòn-PRO). Электоральным дебютом партии стала кампания 2007 г., на которых альянс получил 15 % на выборах губернатора провинции Буэнос-Айрес и 9,5 % на парламентских выборах. В 2010 г. Союз-ПРО получил статус общенациональной партии. Через 5 лет альянс объединился с социал-демократами из Гражданского Радикального Союза (Uniòn Cìvica Radical, UCR) и левоориентированной Гражданской коалиции (Coaliciòn Cìvica, CC), в составе коалиции «Изменимся» (Cambiemos). В этом составе альянс и одержал победу на президентских выборах. Политическая карьера Макри не ограничивалась участием в партийной и коалиционной деятельности. Еще в 2003 г. он выдвигался в качестве кандидата на должность мэра Буэнос-Айрес, уступив всего 2 % голосов киршнеристам3. В 2005 г. удача улыбнулась Макри — он прошел в законодательное собрание аргентинской столицы. Через 4 года после первой неудачи на выборах мэра, Макри занял этот пост, и, впоследствии, был переизбран на второй срок. В ходе президентской кампании 2015 г. основными обещаниями Маурисио Макри в ходе предвыборной кампании и приоритетами его первых дней на посту главы государства являлись борьба с бедностью и распространение социальной защиты, прекращение наркотрафика, победа над коррупцией, расширение и инклюзивность образования, повышение престижа работников образования, создание рабочих мест и привлечение инвестиций в экономику. После вступления в должность 10 декабря 2015 г., Маурисио Макри инициировал министерскую реформу и поставил на ключевые посты в правительстве членов своей команды. Была преобразована структура министерства экономики: вместо одного суперминистерства появилось семь профильных. Изменения коснулись министерства федерального плани3 Яковлева Н. М. «Аргентина: переход к “старой норме”» // Латинская Америка, 2016, №2, 43. 204 | Tercer Foro Internacional рования, инфраструктуры и услуг: вместо него были образованы три профильных — энергетики, транспорта и коммуникаций. К ним примкнуло отдельное ведомство, занимающееся реализацией проекта по развитию инфраструктуры севера Аргентины — «Плана Бельграно»4. В середине декабря 2015 г. правительство Макри произвело девальвацию аргентинского песо с целью оживления слабой экономики. Идя на данный шаг, президент стремился к созданию условий для роста экономики, что позволило бы бороться с бедностью. Девальвация, наряду со снижением экспортных пошлин, также была благоприятна для крупных фермеров. Во внешней политике Маурисио Макри перестроил взаимоотношения с США, Европой и Японией, модифицировал связи как в субрегионе Южный конус, так и в Латинской Америке в целом: на саммите Меркосур в декабре 2015 г. он призвал к освобождению политических заключенных в Венесуэле, включил Фолкленды (они же Мальвины) в повестку дня, что интенсифицировало диалог с Великобританией. В августе 2017 г. в Буэнос-Айресе состоялась историческая встреча президента с канцлером казначейства Великобритании Филиппом Хэммондом, в ходе которой обсуждались вопросы возобновления торговых отношений между двумя странами, которые были утрачены в 1982 г. Последним официальным лицом Великобритании, ступавшим на аргентинскую землю, был Тони Блэр, побывавший в 2001 г. на водопаде Игуасу. Повестка дня встречи 2017 года включала вопросы возобновления экономических связей и предстоящей встрече G20. Аргентина, являющаяся одной из ключевых и влиятельных стран на континенте, в последние 30 лет прошла два крупных периода во внешнеполитическом плане. В 1990-е гг. страна находилась в струе концепции «периферийного развития», которая предполагала зависимость от США. Во время правления Киршнеров страна переключилась на мультиреализм, предполагавший разносторонние связи и активное участие в международных организациях. С этого момента Аргентина прочно вошла в Меркосур, где соперничает с Бразилией за звание ключевого игрока на континенте. Отношения с Бразилией в целом носят противоречивый характер: с одной стороны, страны заинтересованы в тесном сотрудничестве в рамках Меркосур, с другой — стремятся упрочить собственное положение и выйти вперед. Киршнер выступал за создание Межамериканской зоны свободной торговли, а его супруга отметилась участием в саммите в Форталезе (2014 г.), проводившемся странами БРИКС. Gabinete de Mauricio Macri: jefaturas, ministerios y secretarías // La Nacion, 25 de noviembre de 2015, [Электронный ресурс]. URL: http://www.lanacion.com.ar/1848781-gabinete-de-mauricio-macri 4 Tercer Foro Internacional | 205 Одним из направлений южноамериканского вектора внешней политики Макри является стремление объединить Тихоокеанский альянс и Меркосур5. В сферу внешнеполитического интереса Буэнос-Айреса попали Индия, Китай, арабские страны, Иран. Маурисио Макри стремится сохранить накопленный до него потенциал внешнеполитического взаимодействия Аргентины, но при этом расширить отношения с Европейским союзом, связи с которым оказались ослаблены при Кристины Фернандес де Киршнер. В целом внешняя политика Аргентины приобрела характер политики «открытых дверей»6, стремясь к максимальной интеграции в современную международную политику через участие в интеграционных проектах, возобновление двусторонних связей с Великобританией и США, активную внутрирегиональную политику. Впервые за 20 лет Аргентину посетил президент США. Маурисио Макри и Барак Обама обсудили сближение двух стран после заморозки отношений в киршнеристский период. Глава Аргентины нацелен на выстраивание позитивных отношений и с администрацией Дональда Трампа, несмотря на прежние высказывания в поддержку Хиллари Клинтон и противоречивую характеристику, данную им американскому президенту7.В апреле 2017 г. состоялась первая встреча Маурисио Макри и Дональда Трампа в Овальном кабинете Белого дома. Трамп определил отношения с правительством Макри как «дружеские»8, также прямо указав на давнюю личную дружбу с аргентинским президентом. Одним из пунктов встречи двух президентов являлось развитие торговых отношений между двумя государствами, в частности, касающееся разрешение на ввоз аргентинских лимонов в США. В октябре 2017 г. состоялся телефонный разговор между двумя лидерами государств, в ходе которого обсуждались вопросы, связанные с разрешением кризиса в Венесуэле. В экономической сфере поначалу произошел подъем акций аргентинских предприятий. Некоторый прогресс в экономике стал возможен благодаря присутствию в команде Макри директоров фирм и бизнес-консультантов, до этого не принимавших участия в большой политике. ВлаБорисов М. М., Андреев А. С., «Новый внешнеполитический вектор Аргентины» // Клио, 2017, № 6 (126), 82–91. 6 Яковлева Н. М. «Политика "открытых дверей" по-аргентински» // Латинская Америка, 2017, №3, 15. 7 Sylvia Colombo. Macri e Trump, entre a amizade e uma saia-justa [Электронный ресурс]. URL: http:// sylviacolombo.blogfolha.uol.com.br/2016/11/13/macri-e-trump-entre-a-amizade-e-uma-saia-justa/ (дата обращения: 1.10.2017). 8 Remarks by President Trump in Meeting with President Macri of Argentina [Электронный ресурс]. URL: https://www.whitehouse.gov/the-press-office/2017/04/27/remarks-president-trump-meeting-presidentmacri-argentina (дата обращения: 1.10.2017). 5 206 | Tercer Foro Internacional сти сократили налоговый пресс на село: пшеница, соя, маис и мясо были освобождены от налогового обложения, регионы и горняки также получили ряд налоговых преференций. Правительство унифицировало обменный курс доллара, что привело к девальвации аргентинского песо на 42 %. Доллар подскочил до 16 песо, затем стабилизировался на цифре 14,2 песо9. При этом власти, оправдываясь, педалировали следующий тезис: если бы победу на выборах одержал киршнерист Сциоли, было бы хуже. В стране наблюдался рост цен на электроэнергию и коммунальные услуги. Инфляция составила 25 %, цены начали идти вверх с января 2016 г., в мае рост составлял 4 %; снижение темпов развития промышленности составило 2,4 %. Во внутренней политике сохраняется проблема взаимодействия новой власти с перонистами, занимающими посты как на общенациональном уровне, так и являющимися губернаторами некоторых провинций. В декабре 2015 г., сразу после своего избрания, Макри встретился с лидерами оппозиции, губернаторами и министрами. Последний раз президент Аргентины проводил подобную встречу 10 лет назад. Новый глава Аргентины совершил поездку на экономический форум в Давосе; до Маурисио Макри за последние 13 лет данное мероприятие посещал только Эдуардо Дуальде (в 2003 г.). Примечательно, что в Давос он поехал вместе с представителем одной из оппозиционных партий, лидером оппозиционного Frente Renovador Серхио Масса. Была провалена политика общественной безопасности. В то же время Макри расширил пакет социальных мер: были увеличены пособия на ребенка, власти отменили взимание НДС для лиц, получающих низкую зарплату, разработали план сохранения рабочих мест. В стране увеличилась на треть минимальная зарплата, на 650 % было увеличено пособие по безработице10. Макри призвал к легализации капиталов и приступил к оплате социальных издержек пенсионеров. В то же время внимание кабинета к социальному сектору оценивается экспертами как недостаточное: проект по возвращению 15 % НДС на базовые продукты питания для уязвимых секто- Carolina M., “With Argentina's Decade in Financial Wilderness Over, Macri Must Turn to Growth” // Bloomberg, January 19, 2017, New York, [Электронный ресурс]. URL: https://www.bloomberg. com/news/articles/2017-01-19/macri-s-argentina-returns-to-bond-market-amid-hurdles-snapshot (дата обращения: 1.10.2017). 10 Raquel G., “Decretan aumento de 33 % del salario mínimo en Argentina” // PanAm Post, May 20, 2016, Miami, [Электронный ресурс]. URL: https://es.panampost.com/raquel-garcia/2016/05/20/aumentan33-el-salario-minimo-en-argentina/ (дата обращения: 1.10.2017). 9 Tercer Foro Internacional | 207 ров занял целый семестр.11 По сути, социальная сфера была придана в угоду экономической эффективности. В начале сентября 2016 г. Маурисио Макри заявил о необходимости смены курса,12 обозначив в качестве приоритетных целей борьбу с наркотрафиком и диалог со всеми секторами экономики и общества, политической жизни. Власти декларируют борьбу с коррупцией, однако она, главным образом, касается представителей «старого режима». Намерение экс-главы государства Кристины Фернандес де Киршнер участвовать в выборах объясняется отчасти желанием сохранить иммунитет, дабы противостоять обвинениям в коррупции. Имя самого Макри фигурирует в т.н. Панамских документах, он подозревается в связях с компанией, замешанной в даче взятки в 35 млн. долларов за победу в тендерах, проводившихся в период с 2007 по 2014 г13. Подводя итог, можно заметить, что в целом Маурисио Макри следует в фарватере намеченных в предвыборный период шагов по развитию Аргентины. Он сконцентрировал основные силы на экономических проблемах, порожденных провальным периодом президентства Кристины Фернандес де Киршнер. В ближайшие 6 месяцев Макри собирается пожинать то, что посеял за первые девять. В его приоритете — Аргентина без бедности, что подразумевает создание новых рабочих мест, обеспечение заботы и сопровождения для нуждающихся слоев населения. Стремление нового правительства решать также насущные социальные проблемы, в первую очередь, бороться с бедностью и преступностью, а также намерение активно участвовать в международной жизни и мировой политике позволяет говорить о качественно новом этапе в истории Аргентины. Работа с аграрным сектором и рабочими, которые составляли основной электорат перонистов, составляет важный фактор для сохранения позиций Макри на президентском кресле. Однако, учитывая в целом «левый» характер Латинской Америки, для успешной и продолжительной президентской карьеры Маурисио Макри необходимо привнести в свою политику элементы «левизны», в первую очередь — уделить особое внимание социальным и трудовым вопросам, меньше ориентироваться на Соединенные Штаты и больше сотрудничать со своими географическими соседями. Rosendo F., “Primeros seis meses de Mauricio Macri” // Los Andes, 13 de junio de 2016, Mendoza, [Электронный ресурс]. URL: http://www.losandes.com.ar/article/primeros-seis-meses-de-mauriciomacri (дата обращения: 1.10.2017). 12 Macri afirmó que en sus primeros 9 meses se logró “corregir el rumbo”, http://www.sitioandino.com. ar/n/210809/ 13 Benedict M.. “Mauricio Macri paves road to victory with transparency promise” // Financial Times, July 31, 2017, Buenos Aires, https://www.ft.com/content/909a7864-6577-11e7-8526-7b38dcaef614 (дата обращения: 1.10.2017). 11 208 | Tercer Foro Internacional Библиография 1. Benedict Mander, “Mauricio Macri paves road to victory with transparency promise” // Financial Times, July 31, 2017, Buenos Aires, [Электронный ресурс]. URL: https://www.ft.com/content/909a7864-6577-11e7-8526-7b38dcaef614 (дата обращения: 1.10.2017) 2. Elecciones Generales — Segunda vuelta — 22 de novimebre de 2015 Resultados — Categoría Presidente Y Vicepresidente De La Nación, [Электронный ресурс]. URL: https://www.electoral.gov.ar/pdf/escrutinio_definitivo_2da_vuelta.pdf (дата обращения: 1.10.2017) 3. “Gabinete de Mauricio Macri: jefaturas, ministerios y secretarías” // La Nación, 25 de noviembre de 2015, Buenos Aires, [Электронный ресурс]. URL: http:// www.lanacion.com.ar/1848781-gabinete-de-mauricio-macri (дата обращения: 1.10.2017) 4. “Hammond and Macri agree to expand trade, investment and building closer links” // MercoPress, August 3rd 2017, Montevideo, [Электронный ресурс]. URL: http://en.mercopress.com/2017/08/03/hammond-and-macri-agree-to-expandtrade-investment-and-building-closer-links (дата обращения: 1.10.2017 5. “Macri, tras reunirse con gobernadores en Olivos: “Estamos todos entusiasmados por esta nueva etapa que comienza”” // La Nación, 12 de diciembre de 2015, Buenos Aires, [Электронный ресурс]. URL: http://www.lanacion.com.ar/1853668mauricio-macri-almuerzo-gobernadores-residencia-olivos (дата обращения: 1.10.2017 6. Remarks by President Trump in Meeting with President Macri of Argentina https:// www.whitehouse.gov/the-press-office/2017/04/27/remarks-president-trumpmeeting-president-macri-argentina (дата обращения: 1.10.2017 7. Rosendo Fraga, “Primeros seis meses de Mauricio Macri” // Los Andes, 13 de junio de 2016, Mendoza, [Электронный ресурс]. URL: http://www.losandes. com.ar/article/primeros-seis-meses-de-mauricio-macri (дата обращения: 1.10.2017 8. Macri afirmó que en sus primeros 9 meses se logró „corregir el rumbo // [Электронный ресурс]. URL: http://www.sitioandino.com.ar/n/210809/ (дата обращения: 1.10.2017 9. Sylvia Colombo, “Macri e Trump, entre a amizade e uma saia-justa” // Folha de S.Paulo, 13 de novembro de 2016, São Paulo, [Электронный ресурс]. URL: http:// sylviacolombo.blogfolha.uol.com.br/2016/11/13/macri-e-trump-entre-a-amizadee-uma-saia-justa/ (дата обращения: 1.10.2017 10. Борисов М. М., Андреев А. С., «Новый внешнеполитический вектор Аргентины» // Клио, 2017, № 6 (126), 82 — 91. 11. Гриценко И. А., «Куда повернет новый президент?» // Латинская Америка, 2016, № 4, 58 — 67. 12. Яковлева Н. М., «Аргентина: переход к «старой норме»» // Латинская Америка, 2016, № 2, 35 — 49. Tercer Foro Internacional | 209 13. Яковлева Н. М., «Аргентинские выборы общерегионального значения» // Перспективы. Электронный журнал // [Электронный ресурс]. URL: http://www.perspektivy.info/oykumena/amerika/argentinskije_vybory_ obshheregionalnogo_znachenija_2015-12-10.htm (дата обращения: 1.10.2017 14. Яковлева Н. М., «Политика «открытых дверей» по-аргентински» // Латинская Америка, 2017, №3, 15 — 28. З. В. Ивановский1 Conflicts between the branches of power in Latin America: reasons and effects Конфликты между ветвями власти в Латинской Америке: причины и последствия Resumen: El artículo analiza las causas, el desarrollo y las variantes de una solución posible de los conflictos entre el poder legislativo y ejecutivo. Especial atención se presta a los factores que provocan la conflictividad, tales como las particularidades de los sistemas políticos en la región, la inestabilidad del presidencialismo de la coalición, la infidelidad partidaria, etc., igual que a los catalizadores de la desestabilización, a las posibilidades de disminuir la tirantez y lograr la estabilidad. Como resultados de la contraposición se mencionan el impeachment de los jefes de Estado, “tira y afloja” entre las partes en contradicción y la búsqueda del compromiso. El autor examina también el papel que puedan interpretar la sociedad civil y la comunidad internacional en la solución de los conflictos. Palabras clave: América Latina; conflictos políticos; poder dividido; superpresidencialismo; presidencia de coalición; impeachment; desestabilización; sociedad civil; comunidad internacional. Abstract: The article analyzes the causes, the development and the variants of a possible solution of the conflicts between the legislative and executive power. Special attention is given to the factors that provoke conflict, such as the particularities of political systems in the region, the instability of coalition presidentialism, party infidelity, etc., as well as to the catalysts of destabilization, to the possibilities of reducing tension and achieving stability. As a result of the confrontation, the impeachment of the heads of state, “tug of war” between the parties in contradiction and the search for compromise, are mentioned. The author underlines special role of the civil society and international community in conflict solution. Key words: Latin America; political conflicts; divided government; hiperpresidentialism; coalition presidency; impeachment; destabilization; civil society; international community. Одним из источников политической турбулентности в большинстве стран Латинской Америки стали обострившиеся противоречия между законодательной и исполнительной ветвями власти. Определенная конфликИвановский Збигнев Владиславович, Россия, доктор политических наук, профессор, руководитель Центра политических исследований Института Латинской Америки РАН, профессор факультета глобальных процессов МГУ им. М. В. Ломоносова (z.w.iwanowski@gmail. com). 1 Tercer Foro Internacional | 211 тогенность заложена в самой конструкции политических систем региона, где по образцу конституции США сложились различные варианты президентских республик, основанные на разделении властей и системе сдержек и противовесов. Ряд политических режимов в силу предоставленных главе государства конституционных полномочий (Мексика), политической практики (Боливия) или обоих факторов (Венесуэла) можно отнести к гиперпрезидентским республикам, однако во всех странах главы государств обладают сильными полномочиями. Подобная конструкция достаточно устойчива при двухпартийной системе с близкими по идеологии центристскими партиями либо при наличии сильной пропрезидентской партии, опирающейся на парламентское большинство. Ситуация радикально меняется при фрагментированной партийно-политической системе, когда президентская партия не располагает абсолютным, а иногда и относительным большинством (так называемый феномен разделенной власти — poder dividido). Для выхода из сложившегося положения часто используется так называемое коалиционное президентство, при котором глава государства выдвигается на свой пост вместе с представителем другой партии в качестве вице-президента либо добивается формирования проправительственного большинства в парламенте на основе коалиции. Подобная модель затруднительна при поляризации политических сил, когда ветви власти представлены партиями, придерживающимися разных моделей развития. Крайне неустойчива и коалиция, основанная на личных договоренностях, а не на идеологической близости. При отсутствии партийной дисциплины и подвижных партийных и парламентских фракциях, когда каждый депутат и сенатор голосует по своему усмотрению, позиции президента значительно ослаблены, он легко может утратить большинство. Возникновению конфликтов способствует и политическая культура населения, для которой характерна вера в харизматического лидера при низкой степени доверия к государственным институтам. В условиях противостояния президента и парламента политический конфликт часто завершается победой одной из сторон (zero-sum game) либо более сложным поиском компромисса и взаимных уступок на основе системы сдержек и противовесов. Менее склонны к диалогу лидеры леворадикальных режимов, часто возглавляемые харизматическими лидерами, которые считают себя подлинными выразителями интересов народа, а своих оппонентов — не соперниками в равной и честной борьбе, а огромной угрозой. В этом случае для сохранения власти реформируются конституции и электоральное законодательство, ограничивается политический плюрализм, меняется состав Верховного суда и избирательных институ- 212 | Tercer Foro Internacional тов, распускается или переизбирается конгресс и т. д. Как справедливо отмечает российский исследователь О. Б. Варенцова, эти действия чреваты возникновением институционального кризиса, нарушением баланса равных возможностей и сдвигом в сторону соревновательного авторитаризма2. Очевидно, что подобные намерения вызывают сопротивление оппозиции, которая стремится взять реванш, в результате острая политическая борьба может выходить за институционные рамки и порождает насилие и дестабилизацию. При острых разногласиях между президентом и парламентом в Латинской Америке все чаще используется импичмент главы государства, при этом конституционные нормы соблюдаются далеко не в полной мере, а сам механизм временами приобретает форму государственного переворота. Как показывают case studies, существенно различаются мотивы, процедура осуществления и политические последствия импичмента. Как правило, чаще смещаются президенты с низким рейтингом, изначально победившие с минимальным преимуществом голосов и не располагающие парламентским большинством. (Так, в 2005 г. в Гондурасе Мануэль Селайя получил 49,9 % голосов, в Парагвае в 2008 г. за Фернандо Луго проголосовали 40,8 % избирателей, гватемалец Отто Перес Молина в 2011 г. набрал в первом туре 36,01 % и 53,74 % — во втором, в Бразилии в 2014 г. Дилма Руссефф получила соответственно 41,59 и 51,64 % голосов3.) В Гондурасе пропрезидентская Либеральная партия (PLH) занимала 62 из 128 мест в однопалатном парламенте, в Гватемале Патриотическая партия (PP) — 57 из 158 мест, а в Бразилии Партия трудящихся (РТ) — 70 из 513 мест в нижней и 12 из 81 в верхней палате. Созданный в рамках коалиционного президентства альянс с центристской Партией бразильского демократического движения (PMDB) и другими умеренными силами вскоре распался, а вице-президент Мишел Темер стал одним из инициаторов импичмента главы государства. В Парагвае первоначальное парламентское большинство (25 из 45 сенаторов и 44 из 80 депутатов) было весьма условным, поскольку Фернандо Луго, левоцентристского сторонника теологии освобождения, поддерживал крайне разнородный Патриотический альянс за изменения (АРС), ядро которого составляла правоцентристская Подлинная либерально-радикальная партия (PLRA). После распада коалиции относительное большинство в обеих палатах (30 мест в нижней и 15 в верхней) занимала оппозиционная консервативная Национальная республиканская ассоциация — Партия Колорадо Варенцова О. Б., Современные политические режимы в Венесуэле и Боливии. М.: Аспект Пресс, 2017, 25–26. 3 См. подробнее: Латинская Америка: избирательные процессы и политическая панорама / отв. ред. З. В. Ивановский, М.: ИЛА РАН, 2015. 2 Tercer Foro Internacional | 213 (ANR-PC), против главы государства выступил и представитель либералов вице-президент Федерико Франко4. В Гондурасе, Парагвае и Бразилии главы государств занимали более левые позиции по сравнению с правыми парламентами, что дало основание сторонникам отправленных в отставку президентов говорить о «конституционных переворотах» и искать их корни в США. Тем не менее на практике мотивы импичмента (реальные и декларированные) существенно отличались в каждом отдельном случае. В Гондурасе сближение М. Селайи с леворадикальными режимами и официальное вступление страны в Боливарианский альянс для народов нашей Америки (ALBA) вызвали озабоченность у предпринимательских кругов и традиционных элит, однако формальным поводом для смещения президента стала его идея созвать учредительное собрание для изменения конституции, что позволило бы главе государства переизбираться на второй срок. В Парагвае в июне 2012 г. Ф. Луго обвинили в ненадлежащем исполнении своих обязанностей, формальным поводом стала его ответственность за человеческие жертвы во время выселения безземельных крестьян с захваченных ими земель, сопровождавшегося человеческими жертвами. В Гватемале смещение президента и вице-президента (сентябрь 2015 г.) было вызвано коррупционными скандалами, созданием криминальной сети и незаконным финансированием избирательной кампании. Косвенно коррупционные скандалы стали причиной смещения в августе 2016 г. и президента Бразилии Д. Руссефф, хотя основанием для ее отстранения стали нарушения финансовой дисциплины при распределении бюджетных средств и госзаказов, квалифицируемые п. VI 85 ст. Конституции 1988 г. как преступление в бюджетной сфере5. Неоднозначным было и отношение к событиям в самих странах и за рубежом. В Гондурасе против президента выступили законодательная и судебная ветви власти, генпрокуратура, Верховный избирательный трибунал, все политические партии, включая и президентскую, вооруженные силы и полиция, предпринимательские круги, католическая церковь и средства массовой информации, на стороне главы государства — социальные организации и движения. В Парагвае ставшего главой государства Ф. Франко единодушно поддержали законодательная и судебная власть, основные политические партии, все губернаторы, силовые структуры, предпринимательские круги и высшая церковная иерархия. Хотя после импичмента и имели место немногочисленные акции протеста, в целом в парагвайском обществе сохранялся консенсус относительно принятого решения. В ГваVéase: Iwanowski Z. W.,“Poder dividido coma causa de la turbulencia política” // Iberoamérica, 2. Moscú, 2017, 107, 108, 111. 5 Constituição da República Federativa do Brasil, Brasília, 2012. Art. 85. 4 214 | Tercer Foro Internacional темале по всей стране проходили акции протеста с требованием наказания виновных, активизации расследования способствовала Международная комиссия по борьбе с безнаказанностью в Гватемале (CICIG). Напротив, бразильское общество оказалось достаточно расколотым, хотя, по данным соцопросов, 63 % респондентов выступали за отставку президента, 33 % — против и 4 % воздерживались. В марте–апреле 2015 г. в массовых акциях протеста участвовали более 2 млн чел., а география протестных акций охватила 150 городов6. События в Гондурасе резко осудили члены АLBA, Организация американских государств единогласно приостановила членство страны в объединении, Европейский союз квалифицировал смещение М. Селайи как неприемлемое нарушение конституционного порядка, а президент США Барак Обама призвал к восстановлению демократических норм7. С резкой критикой молниеносного импичмента в Парагвае выступили ALBA и левоцентристские правительства, в то время как более умеренные руководители ограничились критикой процессуальных нарушений, аналогичную позицию заняли ОАГ, ЕС и США. Южноамериканский общий рынок (МЕRCOSUR) и Союз южноамериканских наций (UNASUR) приостановили членство Парагвая вплоть до очередных выборов. После отставки Д. Руссефф леворадикальные президенты отозвали своих послов, остальные государства сочли смену правительства внутренним делом Бразилии и признали легитимность М. Темера как главы государства. В политологическом сообществе единодушие в оценках наблюдается только в связи с арестом О. Переса Молины. Очевидно, что смещение и высылка из страны М. Селайи имели все признаки государственного переворота, не лишены основания и доводы о молниеносности импичмента Ф. Луго и нехватке времени у стороны защиты для подготовки к процессу. При отставке Д. Руссефф бросается в глаза несоответствие юридических и моральных факторов: процесс импичмента продолжался несколько месяцев, все предусмотренные законодательством этапы были неукоснительно соблюдены, при этом важную роль сыграла независимость Федерального верховного суда8. Тем не менее нельзя не учитывать, что в условиях кризиса El 63 % de los brasileños a favor de la destitución política de Rousseff [Электронный ресурс]. URL: www. infolatam.com/2015/04/12/el-63-de-los-brasilenos-a-favor-de-la-destutucion-de-rousseff (дата обращения: 19.04.2015); El Gobierno brasileño dice que menor número de manifestantes no reduce alerta [Электронный ресурс]. URL: www.infolatam.com/2015/04/13/el-gobierno-brasileno-dice-que-menor-numero-de-manifestantes-no-reduce-alerta (дата обращения: 20. 04. 2015). 7 Хейфец В. Л., Хейфец Л. С., «Латинская Америка: правый шторм для «левого поворота»» // Вестник РУДН, Серия: Международные отношения, т. 15, № 4, 45–55. 8 Окунева Л. С., «Импичмент президента Бразилии: как это было» // Латинская Америка, 2016, №. 8, 28–42; Окунева Л. С., «Импичмент президента Бразилии: размышления и выводы» // 6 Tercer Foro Internacional | 215 финансовые нарушения часто были вынужденными, именно Д. Руссефф активно боролась с коррупцией, в то время как против большинства парламентариев и вице-президента выдвигались обвинения в злоупотреблениях. По-разному сложилась и судьба смещенных глав государств: О. Перес Молина отбывает длительное тюремное заключение, М. Селайя вернулся в страну и активно занимается политической деятельностью, Ф. Луго избран сенатором, а в июне 2017 г. даже занял пост председателя верхней палаты и конгресса в целом, не лишена политических прав и Д. Руссефф. Политическая ситуация в Гондурасе и Парагвае нормализовалась после избрания новых глав государств, Гватемалу и Бразилию продолжают сотрясать новые разоблачения и коррупционные скандалы, однако есть надежда на стабилизацию после очередных всеобщих выборов. В Венесуэле происходит «перетягивание каната» между сторонниками и противниками боливарианского «социализма XXI в.», при этом соотношение сил постоянно меняется: в апреле 2013 г. за представителя Единой социалистической партии Венесуэлы (PSUV) Николаса Мадуро проголосовали 50,61 % чел., а за Энрике Каприлеса, кандидата оппозиционного «Круглого стола демократического единства» (MUD), — 49,12 % избирателей, по итогам же парламентских выборов в декабре 2015 г. MUD набрал 66,27 % голосов, в то время как PSUV и ее союзники — только 32,93 %9. Предвидя противодействие законодателей, Н. Мадуро при поддержке старого парламента изменил состав Верховного суда, исполнительная власть контролирует также Национальный избирательный совет (CNE). На фоне катастрофической экономической ситуации противоборствующие ветви власти отказались от какого-либо сотрудничества и взяли курс на уничтожение друг друга. После завершения половины президентского мандата оппозиция запустила механизм предусмотренного конституцией досрочного прекращения полномочий главы государства, однако из-за обвинений в нарушениях при сборе подписей эта процедура была заблокирована. В ноябре 2016 г. президент в пятый раз продлил свои чрезвычайные полномочия, заручившись поддержкой Верховного суда без одобрения Национальной ассамблеи, одновременно им было принято решение о прекращении политического процесса против Н. Мадуро и запрещены демонстрации протеста. В январе 2017 г. Национальная ассамблея объявила президента недееспособным, в качестве ответного удара была предпринята попытка лишить аккредитации значительное число оппозиционных партий. В конце марта 2017 г. Конституционная палата Верховного суда лишиЛатинская Америка, 2016, № 10, 5–22. 9 Consejo Nacional Electoral [Электронный ресурс]. URL: www.cne.gob.ve/web/ estadisticas/ index_ resultados_elecciones.php (дата обращения: 27.06.2016). 216 | Tercer Foro Internacional ла полномочий Национальную ассамблею и аннулировала парламентский иммунитет депутатов, однако массовые акции протеста и негативная реакция большинства латиноамериканских правительств привели к отмене принятого решения. В ходе протестов в течение нескольких месяцев погибли более 120 чел., получили ранения 15 тыс. граждан10. Новый виток противостояния вызвала идея президента созвать Национальную конституционную ассамблею (ANC) без предварительного референдума, при этом часть депутатов избиралась по территориальному принципу, а часть — на корпоративной основе, что исключало партийное представительство. Оппозиция сразу же квалифицировала это решение как очередную попытку государственного переворота, часть сторонников боливарианского проекта тоже не видела необходимости реформирования конституции, принятой по инициативе и под непосредственным руководством У. Чавеса. Выборы в учредительное собрание в очередной раз подтвердили раскол общества: во всенародном опросе, проведенном по инициативе оппозиции в июле 2017 г., приняли участие 7,2 млн чел., свыше 98 % из них отвергли идею созыва ANC11. Поскольку референдум проводился без участия СNE, Н. Мадуро и его сторонники отказались признавать юридические последствия итогов голосования. В свою очередь, в выборах в Конституционную ассамблею, по официальным данным, приняли участие 41,53 %, т. е. около 8 из 19,4 млн зарегистрированных избирателей, из-за бойкота оппозиции все депутаты представлены исключительно сторонниками боливарианского проекта12. ANC объявлена верховным органом власти и намерена принять новый Основной закон, который должен быть одобрен на всенародном референдуме. Учредительное собрание подтвердило полномочия Н. Мадуро в качестве главы государства, правительства и верховного главнокомандующего вооруженными силами, при этом лишило полномочий избранный в 2015 г. парламент и изменило состав Генеральной прокуратуры. Созданная по решению ANC Общественная комиссия по установлению истины, правосудию и общественному спокойствию обвинила оппозиционных политиков в подрывных действиях и измене Родине. Lissardy G., Maduro tiene que entregarse para que la justicia pueda juzgarlo: habla Isaías Medina, el diplomático de Venezuela que renunció a la ONU [Электронный ресурс]. URL: www.bbc.com/mundo/ noticias-america-latina-40689521 (дата обращения: 23.07.2017). 11 Meza A., “La oposición venezolana mide el rechazo al proceso constituyente de Maduro” // El País, Madrid. 17.07.2017; “Participación masiva y violenta en una Venezuela dividida por el referendum” // La Vanguardia, Barcelona, 17.07.2017. 12 Meza A. Francesco Manetto, “Maduro consuma un aotogolpe en Venezuela en la jornada electoral más violenta”, El País, 31.07.2017. 10 Tercer Foro Internacional | 217 Попытки международного сообщества урегулировать внутриполитический конфликт не увенчались успехом: переговоры, проходившие с сентября 2016-го по январь 2017 г. при посредничестве Ватикана, бывшего председателя правительства Испании Хосе Луиса Родригеса Сапатеро и экс-президентов Леонеля Фернандеса (Доминиканская Республика) и Мартина Торрихоса (Панама), были сорваны, пока не принесла результатов предпринятая в сентябре 2017 г. попытка возобновить диалог между властью и оппозицией по инициативе президента Доминиканской Республики Данило Медины13. Пока сценарии развития ситуации просматриваются недостаточно четко, при этом ни один из них не способствует преодолению острого экономического кризиса и стабилизации страны. Выход из тупика возможен только на основе компромисса и взаимного уважения позиций противоборствующих сторон, переизбрания всех ветвей власти в предусмотренные конституцией сроки под авторитетным международным контролем и признания результатов выборов. Сложные отношения складываются между законодательной и исполнительной властью и в других странах региона, где президенты не располагают парламентским большинством (Коста-Рика, Гватемала, Аргентина, Перу и др.), однако пока ветвям власти удается достичь компромисса. Регулярно возникающие конфликты между ветвями власти в очередной раз усилили в академической среде позиции сторонников парламентской формы правления, при которой глава правительства всегда должен опираться на парламентское большинство при более устойчивой партийно-политической структуре. Тем не менее радикальная реструктуризация латиноамериканских политических систем вряд ли найдет поддержку среди правящих элит, поддержка харизматических лидеров в ущерб государственным институтам характерна и для политической культуры региона. В сложившихся условиях преодолению политической нестабильности и ликвидации поляризованной и фрагментированной партийной системы могли бы способствовать ужесточение регистрации партий и повышение заградительного барьера. Представляется также конструктивным положение нынешней конституции Венесуэлы о возможности досрочного прекращения полномочий главы государства, которое, в отличие от импичмента, не связано с допущенными должностными преступлениями. (Другое дело, что практическая реализация этой меры возможна только при беспристрастном Верховном суде и независимых электоральных институтах.) Как показывает латиноамериканский опыт, вопреки ожиданиям дестабилизирующую роль может играть и переизбрание глав государств неХейфец В. Л., Хадорич Л. В., «Кризис в Венесуэле и региональная интеграция» // Мировая экономика и международные отношения, 2017, № 5, 79–87. 13 218 | Tercer Foro Internacional ограниченное число раз. Стабилизация ситуации невозможно и без снижения уровня насилия и последовательной борьбы с организованной преступностью, насилием и коррупцией. (В то же время нельзя не отметить, что в ряде случаев коррупционные скандалы используются в политических целях для сведения счетов с оппонентами и изменения расстановки политических сил.) Ни в коей мере не отрицая роли личности в истории, важно обратить внимание как на подготовку преемников, так и на укрепление государственных институтов. В противном случае смена руководства приводит к политическому вакууму и социальным потрясениям. Особое значение приобретает позиция гражданского общества, которое либо готово стабилизировать ситуацию, либо организует массовые акции протеста, подогревая и без того раскаленную обстановку. Наконец, очевидно, что резкое снижение популярности президентов, завершившееся их импичментом, в значительной мере вызвано негативными последствиями экономического кризиса. В случае успешной экономической политики правительства и повышения жизненного уровня граждане готовы простить руководителям своих стран некоторые нарушения и даже переизбрать их на новый срок. Важную роль в урегулировании политических конфликтов может сыграть международное сообщество, однако для этого необходимо, чтобы посредник был беспристрастным и признавался таковым обеими конфликтующими сторонами. В последние годы это условие практически невыполнимо из-за невозможности выработать единую политическую линию в рамках ОАГ, UNASUR и CELAC. Более активную роль могли бы играть и внерегиональные субъекты политики, оказывая давление на своих стратегических партнеров. Тем не менее нельзя не отметить, что, несмотря на турбулентность, продолжается своего рода европеизация Латинской Америки, которая перестала быть «пылающим континентом», в большинстве случаев при всех издержках конфликты решаются в рамках конституционного поля, вооруженные силы непосредственно не вмешиваются (во всяком случае, пока) в политику, а политические системы проявляют относительную устойчивость. Библиография 1. Consejo Nacional Electoral [Электронный ресурс]. URL: www.cne.gob.ve/web/ estadisticas/ index_resultados_elecciones.php (дата обращения: 27.06.2016). 2. Constituição da República Federativa do Brasil. Brasília. 2012. Art. 85. 3. El 63 % de los brasileños a favor de la destitución política de Rousseff [Электронный ресурс]. URL: www.infolatam.com/2015/04/12/el-63-de-los-brasilenos-afavor-de-la-destutucion-de-rousseff (дата обращения: 19.04.2015); Tercer Foro Internacional | 219 4. El Gobierno brasileño dice que menor número de manifestantes no reduce alerta [Электронный ресурс]. URL: www.infolatam.com/2015/04/13/el-gobiernobrasileno-dice-que-menor-numero-de-manifestantes-no-reduce-alerta (дата обращения: 20. 04. 2015). 5. Iwanowski Z. W., “Poder dividido coma causa de la turbulencia política” // Iberoamérica, 2017, № 2, Moscú, 2017, 107-111. 6. Lissardy G., Maduro tiene que entregarse para que la justicia pueda juzgarlo: habla Isaías Medina, el diplomático de Venezuela que renunció a la ONU [Электронный ресурс]. URL: www.bbc.com/mundo/noticias-america-latina-40689521 (дата обращения: 23.07.2017). 7. Meza A, “Francesco Manetto: Maduro consuma un aotogolpe en Venezuela en la jornada electoral más violenta” // El País, 31.07.2017. 8. Meza A, “La oposición venezolana mide el rechazo al proceso constituyente de Maduro” // El País, Madrid. 17.07.2017; 9. “Participación masiva y violenta en una Venezuela dividida por el referendum” // La Vanguardia, Barcelona. 17.07.2017. 10. Варенцова О. Б., Современные политические режимы в Венесуэле и Боливии, М.: Аспект Пресс, 2017. С. 25–26. 11. Латинская Америка: избирательные процессы и политическая панорама: отв. ред. З. В. Ивановский. М.: ИЛА РАН, 2015. 12. Окунева Л. С., «Импичмент президента Бразилии: как это было» // Латинская Америка, 2016, № 8, 28–42; 13. Окунева Л. С., Импичмент президента Бразилии: размышления и выводы // Латинская Америка, 2016, № 10, 5–22. 14. Хейфец В. Л., Хадорич Л. В., «Кризис в Венесуэле и региональная интеграция» // Мировая экономика и международные отношения, 2017, № 5, 79-87. 15. Хейфец В. Л., Хейфец Л. С., «Латинская Америка: правый шторм для «левого поворота»» // Вестник РУДН, Серия: Международные отношения, т. 15, № 4, 45-55. Е. С. Галибина-Лебедева1 Идеологические основы сближения христианства и сторонников левой идеологии. История и современность Ideological bases for the convergence of Christianity and supporters of the left ideology. History and modernity Abstract: The report aim is to analyze and generalize people historical experience in implementing the idea of freedom, ​​ equality and fraternity in its various interpretations, including the synthesis of Christian ideas and left ideology. On historical analysis basis, it will be concluded that the just society idea is not utopian and is a natural and highest stage in human society evolution. And the foundations for Christianity and left ideology ideological convergence are laid in the history itself, for the common Greek cradle brings together Christians and other Abrahamic religions representatives and leftist people in the pursuit of just society high ideals. Key words: just society; Christianity and left-wing ideology ideological convergence; Sparta society of equals; Christianity ideals; Jesuits; theology of liberation; USSR. Resumen: El propósito del informe es analizar y generalizar la experiencia histórica de la gente para poner en práctica las ideas de la libertad, igualdad y fraternidad en sus diversas interpretaciones, in c luyendo la síntesis de las ideas cristianas y ideología de izquierda. Basado en un análisis histórico, se concluye que la idea de una sociedad justa no es utópica y es un estadio natural y más alto en la evolución de la sociedad humana. Y la base para la convergencia ideológica del cristianismo y de las ideologías de izquierda tienen sus raices generales en la misma historia, en la cuna griega. Palabras clave: una sociedad j usta; la convergencia ideológica del cristianismo y la ideología de la izquierda; Esparta sociedad de igualdad; los ideales del cristianismo; Jesuitas; teología de la liberación; La URSS. Победа Октябрьской революции 1 917 г. коренным образом отразилась не только на истории нашей страны, но и оказала влияние на весь мир, в том числе и на страны Латинской Америки. Пример Революции 1917 г. и последовавший за ним проект создания СССР наглядно продемонстрировали всему человечеству возмож ность воплощения в жизнь великих идей не только свободы, но равенства и братства, тесно переплетающихся с христианским идеалом Царствия Божиего на земле. Галибина-Лебедева Елена Сергеевна, Россия, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра политических исследований ИЛА РАН ([email protected]). 1 Tercer Foro Internacional | 221 Одним из интереснейших вопрос о в, который, может быть переосмыслен в контексте событий, — это идеологические основы для возможного исторического сближения х ристианства и коммунизма. Распространенная мысль о невозможности интеграции этих идеологий должна быть, по нашему мнению, квалифицирована как заблуждение, во многом спровоцированное буржуазией. Это противостояние отразилось на возможности проведения диалога между х ристианами и сторонниками левых идей. Возможно, именно в этом идеологическом конфликте можно увидеть трагедию крушения СССР, когда советский социализм так и не смог получить свое христианское осмысление. На наш взгляд, случились как проигрыш СССР в холодной войн», так и п оражение всех прогрессивных сил общества, включая христианство, стремящееся к победе общества справедливости, равенства и братства. Целями данного доклада являются анализ и обобщение исторического опыта людей по претворению в жизнь идеи свободы, равенства и братства в различных ее интерпретациях, включая синтез христианских идей и левой идеологии. На основе сравнительного исторического анализа мы попытаемся доказать, что идея о справедливом обществе не утопична и является естественным и высшим этапом в эволюции человеческого общества. Как известно, на заре человеческой цивилизации взаимопомощь первобытнообщинного строя сменилась в Древнем мире рабовладельческой системой, отрицавшей не только свободу раба, но и его человеческую сущность, видевшей в нем говорящее средство производства, жизнь которого принадлежала господину. Таково было устройство большой части государств, в том числе греческих городов-государств и Римской империи. Однако осознание недопущения уничижения человеческой личности, лишения ее свободы, а также четкое понимание, что праздная жизнь одной группы людей не может осуществляться за счет каторжной работы других, стали мощным катализатором развития идеи справедливости в ее античном понимании. Это привело к попытке воплотить идеологию, основанную на высоких моральных принципах и системе самоограничения в государственном устройстве Спарты. Общественное устройство этого города-государства вошло в историю как «общество равных» и надолго опередило свое время, став идеалом для многих античных мыслителей и философов, например, Платона2. Не будет преувеличением сказать, что именно в Спарте созрел прообраз будущих христианских идей. Мы делаем этот вывод, основываясь на том факте, что Спарта стала первым в античном мире государством, где не стало места рабовладению. Зависимое население в этом городе-государстве обладало значительными правами: самостоятельно вступать в брак, иметь 2 Платон. Государство. М.: Азбука, 2015. 222 | Tercer Foro Internacional имена, участвовать в военных походах, владеть землей и даже копить материальные блага, что под страхом смертной казни запрещалось делать самим спартиатам. Как отмечает профессор кафедры истории Древней Греции и Рима СПбГУ Л. Г. Печатнова: «Правовое, а отчасти и экономическое равенство всех граждан (в Спарте. — Примеч. автора) отразилось в появлении нового неформального термина — „равные“, или в греческом варианте — „гомеи“. Это слово возникло в среде самих спартиатов...»3 и заключает: «Эгалитаризм, хотя отчасти и формальный, проник во все сферы жизни спартанцев. Он стал основой идеологии Спарты и главной национальной идеей»4. Отметим, также, что в Спарте земля принадлежала всем членам общества, здесь не существовало частной собственности, стяжательство высмеивалось, а за накопительство предметов роскоши, золота и серебра полагалась смертная казнь. «Именно здесь, а не в Афинах, был проведен в жизнь важнейший лозунг греческого демократического движения — „всеобщий передел земли“»5. И что принципиально важно, в Спарте благо государства, т. е. благо всей общины, было поставлено верховным законом, а все личные интересы были подчинены государственной пользе. Итак, мы полагаем, что Спарта явилась пионером социального равенства между людьми, идеей равенства и братства. Это подрывало идеологическую основу рабовладения, поэтому так резки и неистовы были нападки рабовладельческих Афин, а затем и Рима против Спарты, распространяющих про нее самые нелепые мифы. И после насильственного включения Греции в состав Римской империи эллинистические идеи продолжили свое развитие, и их культурное влияние было весомо. Опыт Спарты по построению «общества равных» и свободных был осмыслен греческими философами и стал доступен для всех народов, входивших в состав Римской империи, в том числе и для Древней Иудеи, где, столкнувшись с монотеистической религией и глубокой религиозностью иудеев, произошел синтез указанных идей, в результате чего, по нашему мнению, появилось христианство. Мы полагаем, что в новой религии с самого начала был заложен мощный революционный принцип, так как в понимании христиан Бог сотворил человека по образу и подобию Своему и наделил человека свободой воли (Книга Бытия 1:26-27), тем самым приравняв его себе, то есть Творец и Его Творение стали равны. А значит, свобода является естеством человека, и он не может и не должен быть рабом. Таким образом, мы полагаем, что само появление идей христианства стало следующим шагом в развитии именПечатнова Л. Г.,Спарта. Миф и реальность. М.: Вече, 2013, 254–255. Там же. 258. 5 Андреев Ю. В., Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. СПб., 1998, 94. 3 4 Tercer Foro Internacional | 223 но греческой цивилизацией и явилось главным итогом развития античной цивилизации. Идеи христианства, отражавшие революционное несогласие против рабовладельческой системы, против власти господ, стали пользоваться большой популярностью прежде всего у зависимой части населения, и быстро распространились в рамках всей Римской империи. Отрицание рабства угрожало существованию системы рабовладения античного мира вообще и римской истории в частности, поэтому христиане столь жестоко преследовались. И только во времена императора Константина христианство стало официальной религией империи. После разделения Римской империи в ее восточной части, Византии, произошло, по сути, возрождение Древней Греции, приведшее к продуктивному синтезу религии с государственной властью. Так, во времена императора Юстиниана I была достигнута так называемая симфония властей, получившая символическое выражение в виде двуглавого орла. Эту символику, как в целом и эллинистическую идею «общества равных», через Византию унаследовала Россия. Что касается развития христианства в Западной Европе, то здесь оно пустило сильные корни в странах так называемого католического юга, это прежде всего Италия, Испания, Португалия и во многом Франция. Однако, унаследовав от Афин «родовое пятно» в виде стремления к личной свободе за чужой счет и к индивидуализму, оно стало родительницей новой формы религии — протестантизма. Еще раз подчеркнем, что идеи Реформации и их воплощение стали возможны именно в рамках западного христианства. Возможно, поэтому идеи православного мира близки идеям католического, так как имеют общий греческий корень, но совершенно далеки от протестантизма, а тем более от его радикальных современных форм, основанных на кальвинизме, так же, как и весь русский мир далек от идеи буржуазной свободы, понимаемую как право сильного на реализацию своей силы по отношению к слабому; индивидуализма и стремления к личному обогащению. Католичеству, так же, как и православию, близки высокие идеалы самопожертвования, равенства и братства. Вот почему, отстаивая свои идейные принципы в недрах западного католического христианства, появилось и мощное контрреформистское движение, возглавляемое орденом иезуитов. Основателем этого ордена стал баск по происхождению Игнасио Лойола, чье имя наряду с прочими выдающимися испанцами, такими как Мигель де Сервантес, прочно вошло в историю борьбы человечества за высокие идеалы справедливости. Заметим, что гениально созданный Сервантесом образ Дон Кихота превратился в синоним рыцарского служения, отваги и доблести во благо всего человечества. Другой видный испанский общественный деятель Мигель де Унамуно верно подметил исключительное 224 | Tercer Foro Internacional сходство в портрете и идейных стремлениях сервантевского Дон Кихота и Игнасио Лойолы6. А поскольку нас в нашем исследовании интересует синтез левых идей и христианства на всем протяжении человеческой истории, остановимся более детально на деятельности последователей Лойолы в их заморских миссиях, прежде всего в Латинской Америке. Основываясь на исторических документах, можно сделать вывод, что в Латинской Америке в XVI–XVIII вв. иезуиты попытались создать собственное государство — империю, основанную на христианских идеалах и принципах справедливой экономики. На наш взгляд, иезуитам частично удалось осуществить свой проект, поставив экономику на службу идеологии. Мы полагаем, что успех в реализации этой идеи стал возможным благодаря применению иезуитами опыта хозяйственного устройства империи инков, которые от первобытнообщинных отношений сразу шагнули к огромной империи, крупнейшей в Америке к тому времени. Отметим, что инки впервые на континенте создали четкую систему распределения товаров по всей своей империи, благодаря чему добивались добровольной интеграции вновь завоеванных племен в общую экономическую систему, предлагая им в обмен на продукты и товары, которые эти племена традиционно производили, товары и продовольствие из других частей империи. Другим важным отличием инкской цивилизации от прочих индейских (например, майя и ацтеков) было отсутствие рабства, «а главными заветами были не воруй, не бездельничай, не лги»7. Естественная эволюция индейской общины была замедлена приходом испанских колонизаторов, но не остановлена, так как наследниками опыта инков по строительству своей империи объективно стали иезуиты — они воспроизвели основные ее принципы: коллективное владение землей, общественное разделение труда между отдельными провинциями, отсутствие денежного обращения; веротерпимость, общину и единый язык. Итак, на основе данных источников можно попытаться предложить характеристику христианской империи иезуитов: в области идеологии — высокие христианские идеалы, которые они пытались применить и в области экономики (основным стимулом к экономической деятельности является не получение максимального блага для себя, а принесение максимальной пользы другим людям). Это вместе с элементами использования инкского опыта обусловило наличие черт социалистических и даже коммунистических начал, а именно: 1) общественное владение средствами производства и четкая система распределения продуктов и товаров между всеми членами общества; 2) реализация принципа кооперации и специа6 7 Унамуно М. де., Житие Дон Кихота и Санчо. М.: Азбука, 2010. Ларин Е. А., Всеобщая история: латиноамериканская цивилизация. М.: Высшая школа, 2007, 78. Tercer Foro Internacional | 225 лизации предприятий, что обеспечило предприятиям иезуитов работу в атмосфере взаимной поддержки и взаимовыручки. При этом эффективность производства и качество продукции вместо конкуренции обеспечивала идеология государства; 3) денежный оборот внутри миссий был заменен на натуральный (деньги иезуиты использовали только для общения с внешним миром, например, для внешней торговли и уплаты налогов испанской казне). Качество продукции, производимой на иезуитских предприятиях, подтверждается ее конкурентоспособностью на внешнем рынке, благодаря чему иезуиты, добившись больших успехов во внешней торговле, стали серьезными конкурентами Англии8. Эффективная политика иезуитов на местах мешала стремлению крупного европейского капитала, прежде всего английского, проникнуть в страны Южной и Центральной Америки. Видимо это и послужило причиной для протестантских сил начать борьбу за закрытие ордена, что и произошло в 1773 г. Гонимых по всему миру иезуитов, что показательно, приняла у себя православная Россия — такое решение приняла императрица Екатерина II. Орден иезуитов был восстановлен в своих правах только в 1814 г. Это было время эпохи Просвещения, которая несла в себе стремление к буржуазной свободе любым путем, и для этого сторонники просветительского рационализма всячески боролись с феодальными пережитками, в том числе католической церковью. Так, например, Вольтер был не только ярым критиком ордена иезуитов, но и прославился своим призывом «Раздавите гадину!», то есть церкви, мешавшей осуществлению мечты буржуазии об обществе свободы сильного. Другой энциклопедист Дени Дидро в своем творчестве также дал критическую оценку иезуитам, уподобив их «жестким спартанцам в черных рясах, обращавшихся со своими рабами и индейцами так, как лакедемоняне с илотами, обрекая их на непрерывный труд... не оставив им совершенно права собственности...»9. Вывод Дидро, по нашему мнению, ошибочен (в частности, как ни парадоксально, илоты не только не были собственностью, но и «вполне могли иметь некоторый достаток... часть илотов имела средства, чтобы выкупить себя на волю... илоты, как и земля, не были объектами купли-продажи...»10, а значит, в отличие от афинских рабов, скорее могут быть отнесены к зависимым крестьянам), но само объединение спартанцев и иезуитов как приверженцев одной идеи — верно. Однако развитие французской общественной мысли после Галибина-Лебедева Е. С., Орден иезуитов в Латинской Америке XVII—–XIX веков: на примере Эквадора. М.: Наука, 2014. 9 Дидро Д., Избранные атеистические произведения. Добавление к «Путешествию» Бугенвилля. М.: АН СССР, 1956, 180–181. 10 Печатнова Л. Г., «Реформы спартанского царя Клеомена III» // Мнемон, 2012, № 11, 94–95. 8 226 | Tercer Foro Internacional Великой французской буржуазной революции 1789 г. благодаря якобинцам и их лидеру Робеспьеру смогло возвыситься над буржуазным лозунгом свободы и 100 лет спустя реализовать уже социалистические принципы равенства и братства в Парижской коммуне. Коммуна просуществовала лишь 72 дня и была жестоко подавлена силами французской буржуазии, прибегшей к помощи прусской армии. Вернёмся в Латинскую Америку, где несмотря на то, что проект иезуитов в XVIII в. потерпел поражение перед объединёнными протестантскими силами, он наглядно доказал, что и христианство, и коммунизм, имея в своей основе идею создания справедливого общества, могут не только сосуществовать, но и идти вместе. А среди главных итогов деятельности иезуитов в Латинской Америке до их изгнания в 1767 г. можно назвать синтез католической и инкской идей о создании справедливого государства, перекликающийся с социалистическими и коммунистическими идеалами. Отметим, что русский коммунизм и социализм точно так же базировался на русской общине, корни которой также лежали в первобытнообщинном строе и сохранились при феодализме благодаря отсутствию в истории России этапа рабовладения. Уже в современном мире, в ХХI в., синтез индейской и христианской идей о справедливом обществе воплотились в «Теологии освобождения».11 Если говорить очень коротко, то «теология освобождения» –это христианская идеология, соответствующая социалистическому способу производства. Основоположники «теологии освобождения» -латиноамериканцы Густаво Гутьеррес, Камило Торрес Леонардо Бофф, Игнасио Эльякурия и другие — не только не видели существенных идеологических противоречий между марксизмом и христианством, но и подчёркивали, что «обязанность католика — быть революционером»12, а также полагали, что естественным продолжением жизни согласно заповедям станет построение на земле «Царства Божьего», то есть коммунистического общества. Суть новой теологии заключается в том, что Христос воспринимается не только как «Утешитель угнетённых», но, прежде всего, как «Освободитель угнетённых». Впервые идеи «теологии освобождения» одержали политическую победу в Никарагуа с триумфом в 1979 г. Сандинистской революции и приходом к власти президента Даниэля Ортеги. Пик популярности новой теологии пришёлся на 1960-1970-е гг., однако она не теряет своей актуальности и поныне. Ярким сторонником «теологии освобождения» был ныне покойный президент Венесуэлы Уго Чавес: «Теология освобождения» возникла в XX в. — Прим. Составителей. Revolutionary Priest. Цит. по: В.П. Андронова, Политическая роль католической церкви и религии в Латинской Америке /середина 60—80—х гг. Дисс. Докт. ист. наук, М., 1988, 87. 11 12 Tercer Foro Internacional | 227 в своей рождественской речи в 2005 г. он заявил: «Для меня Рождество — это Христос. Христос —бунтарь, Христос —революционер, Христос —социалист»13. С избранием в 2013 г. нового Папы Римского, латиноамериканца по происхождению, и впервые из числа Ордена иезуитов –Франциска, в политике Ватикана наметились качественные сдвиги в отношении диалога со сторонниками левых идей. Так, сегодня Папа Франциск наряду с призывом к братскому диалогу и экуменизму с православными и представителями других традиционных религий, заявляет, что «и среди марксистов много прекрасных людей»14. В связи с этим особый смысл приобретает историческая встреча двух иерархов христианства — Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла и Папы Римского Франциска, прошедшее в столице Кубы — Гаване в феврале 2016 г. На наш взгляд, это символическая встреча ведущих гуманистических идеологий. Что касается России, то ещё во время Октябрьской революции 1917 г. наиболее прозорливые деятели русской культуры осознали неразрывную связь христианства с идеалами социализма и коммунизма. Так, Александр Блок в своей поэме «Двенадцать», написанной в январе 1918 г., поставил Христа впереди отряда революционных рабочих и солдат, уподобляя их двена­ дцати апостолам — великий поэт заканчивает свою поэму словами: «В белом венчике из роз — Впереди — Иисус Христос»15. Необходимость поиска конструктивного диалога понимали и видные деятели Русской Православной церкви, среди которых можно выделить председателя Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии в 1960-1972 гг. митрополита Никодима Ротова. Так, например, говоря о «коммунистическом атеизме» он заметил: «Мы знаем, что атеизм коммунистический представляет собой определённую систему убеждений, включающую в себя моральные принципы, не противоречащие христианским нормам. Другой атеизм —кощунственный, аморальный, возникающий из желания жить «свободно» от божественного закона Правды, существовал преимущественно в недрах старого общества и чаще всего возникал на почве праздной и развращённой жизни имущих классов. Христианство действительно считает смертным грехом атеизм второго типа, но по-иному смотрит на атеизм коммунистический»16. Итак, рассмотрев генезис идеи справедливого общества, мы попытались доказать, что это не утопичный, а реальный проект, реализовавшийAvailable at: http://www.psuv.org.ve/temas/noticias/este-es-mensaje-navidad-que-nos-dejocomandante-a-traves-anos/ (accessed date: 13.09.2017). 14 Available at: http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=53801 (accessed 12.09.2017). 15 А. Блок, Двенадцать, М.: Прогресс-Плеяда, 2010. 16 Архиепископ Никодим, «Доклад на региональной конференции в Голландии» // Журнал Московской Патриархии, 1963, № 1, 42. 13 228 | Tercer Foro Internacional ся сначала в «обществе равных» в Спарте и получивший своё осмысление у греческих философов, а через связи эллинского мира с Древней Иудеей привел к синтезу идеи справедливости и монотеистической религии иудеев. Этот симбиоз породил христианство, в основе которого лежат революционные идеи борьбы против рабства, не только за свободу, но и братство и равенства между людьми. Унаследовав от Византийской империи христианство, а через него и античный спартанский опыт, Россия стала наследницей идеи построения справедливого общества, результатом чего явилось создание СССР. А в своём западном продолжении греческий опыт, осмысленный в католицизме, через иезуитов оказался в Латинской Америке. Здесь идея построения «Царства Божьего» на земле синтезировалась с инкской идеей справедливого устройства общества. Вот почему столь сильны на латиноамериканском континенте левые убеждения, отважна революционная борьба и так глубоко здесь переосмысление Библии и коммунизма, что привело к появлению «теологии освобождения». Таким образом, мы заключаем, что основы для идеологического сближения христианства и левой идеологии заложены в самой истории. Именно общая греческая колыбель сближает и христиан, и представителей других авраамических религий и людей левых взглядов в стремлении к высоким идеалам справедливого общества, основанного на идеях кооперации, свободы, равенства и братства. Библиография 1. Revolutionary Priest. Цит. по: В.П. Андронова, Политическая роль католической церкви и религии в Латинской Америке /середина 60—80—х гг. Дисс. докт. ист. наук, М.: 1988. 2. Андреев Ю. В., Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации, СПб.: Алетейя, 1998. 3. Галибина–Лебедева Е. С., Орден иезуитов в Латинской Америке, XVII— XIX веков: на примере Эквадора, М.: Наука, 2014. 4. Дидро Д., Избранные атеистические произведения. Добавление к Путешествию Бугенвилля, М.: АН СССР, 1956. 5. Ларин Е. А., Всеобщая история: латиноамериканская цивилизация, М.: Высшая школа, 2007. 6. Мигель де Унамуно, Житие Дон Кихота и Санчо, М.: Азбука, 2010. 7. Печатнова Л. Г., «Реформы спартанского царя Клеомена III» // Мнемон, Спб., 2012, №11, 94-95. 8. Печатнова Л. Г., Спарта. Миф и реальность, М.: Вече, 2013, 254-255. 9. Платон, Государство, М.: Азбука, 2015. Миграции на современном ибероамериканском пространстве: тенденции и проблемы А. Ю. Борзова, Е. М. Савичева1 Арабская диаспора в Латинской Америке Arab diaspora in Latin America Abstract: The study of migration processes had become an integral part of the modern world development. A special attention is paid to the study of migration from the Middle Eastern Arab countries to Latin America. The article shows that the mass migration of Lebanese, Syrians, and later Palestinians was caused by a number of factors related to the structural crisis of the Ottoman Empire in the second half of the XIX-th century, later with the collapse of this empire after the First World War, and then with the creation of the State of Israel. The authors noted that political instability, religious tensions and discrimination against the Arab population stimulated its outflow, and the attractive migration policy of Latin American countries contributed to the emergence of a significant Arab diaspora, or so called “los turkos”. The Arab flows to the countries of the region became the third largest migration after the Spaniards and Italians, and the modern Arab diaspora in Latin America ranges from 15 to 20 million, including migrants and their descendants. The article examines the process of Arab migrants adaptation, reveals their significant contribution to the economic and financial development of countries, their important role in the political life of Argentina, Chile, Brazil, and other states. The authors note that solidarity, mutual assistance and support contributed to the consolidation and survival of the diaspora, the rapid assimilation of migrants and integration into local society, while maintaining ties with their historical homeland and a certain cultural identity. Key words: Latin America; Arab countries; migration; Diaspora; displaced persons; donor country; recipient country; immigration policy; adaptation; integration. Алла Юрьевна Борзова, РФ, доктор исторических наук, доцент кафедры теории и истории международных отношений РУДН ([email protected]). Елена Михайловна Савичева, РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории международных отношений РУДН ([email protected]). 1 230 | Tercer Foro Internacional Resumen: El estudio de los procesos de migración se había convertido en una parte integral del desarrollo del mundo moderno. El articulo se presta la atención especial al estudio de la migración desde los países árabes del Medio Oriente hacia América Latina. El artículo examina sus causas, características, destaca las fases de la intensificación de la migración árabe, los factores que estimularon este proceso, y analiza el proceso de formación de la diáspora y la integración de los migrantes en la comunidad local. La migración masiva de los libaneses, sirios y más tarde de los palestinos fue causada por una serie de factores relacionados con la crisis estructural del Imperio Otomano en la segunda mitad del siglo XIX, su colapso después de la Primera Guerra Mundial, y despues con la creación del Estado de Israel. La inestabilidad política, las tensiones religiosas y la discriminación contra la población árabe estimulan su salida. La política atractiva migratoria de los paises latinoamericanos llega a la aparición de un gran diáspora árabe, o «los turkos”. La migración árabe hacia la región es la tercera después de los flujos migratorios de los españoles y los italianosl, y la moderna diáspora árabe en América Latina esta entre 15 y 20 millones, incluiendo a los migrantes y sus descendientes. El artículo muestra el proceso de la adaptación de los árabes, analiza su contribución al desarrollo económico y financiero de los países latinoamericanos, y el papel importante de los inmigrantes de países árabes en la vida política de los Estados.. Los autores señalan que la solidaridad y el apoyo mutuo contribuieron mucho a la consolidación y la supervivencia de la diáspora, su rápida asimilación y la integración en la comunidad local, manteniendo al mismo tiempo los lazos con su patria histórica, y su identidad cultural. Palabras clave: América Latina; países árabes; migración; diáspora; personas desplazadas; país donante; país receptor; política de inmigración; adaptación e integración. Первые сведения о лицах с арабскими корнями, появившихся в Латинской Америке еще в колониальную эпоху, можно найти в работах ряда перуанских историков, где отмечено, что в XVI в. в Перу было привезено от 400 до 500 «морискас», крещеных рабынь-арабок родом из Северной Африки и с Канарских островов. Примечательно, что они стоили гораздо дороже, чем лошадь2. В начале XVII в. практически все «мориски», как женщины, так и мужчины, были изгнаны из Испании в Латинскую Америку, прежде всего в Перу и Аргентину. Привлечение трудовых мигрантов становится важным фактором в развитии молодых латиноамериканских республик после получения независимости. Регулирование миграции осуществлялось принимающей стороной, которая либо содействовала миграции, либо вводила ограничительные меры. Так, в Аргентине в 1812 г. был принят декрет о содействии иммиграции, в 1869 г. в Буэнос-Айресе создается Центральная иммиграционная комиссия, а в 1872-м — Национальное ведомство труда, занимавшееся трудоустройством иммигрантов. В Бразилии после провозглашения независи2 Huertas L., Espinoza W., Vega J. J., Peruanidad e identidad. UNE. 1997, 290. Tercer Foro Internacional | 231 мости в 1822 г. также изменилась иммиграционная политика, и наиболее многочисленную часть мигрантов составили уже не португальцы, а итальянцы, которые легко интегрировались в новой социальной среде. В страну также приехало значительное число испанцев, сирийцев, ливанцев, которые внесли значительный вклад в развитие промышленности, банковских структур, культуры. Можно выделить определенные этапы активизации арабской миграции: 1860-1890-е гг., когда Османскую империю охватил серьезный структурный кризис; следующий этап наступил после первой мировой войны и распада Османской империи. Создание государства Израиль в 1948 г. привело к массовой миграции палестинцев. События «арабской весны» также вынудили многих арабов, особенно сирийцев, покидать свои родные дома. В странах Латинской Америки первые ближневосточные мигранты появились в последней четверти XIX в. Император Бразилии Педру II в 1876–1877 гг. посетил территории Ливана, Палестины и Сирии, тогда входившие в состав Османской империи, для стимулирования оттуда миграции за океан. Наиболее массовый поток переселенцев из арабских стран в Латинскую Америку наблюдался в период между 1900–1910 гг. и позднее, между 1920–1929 гг.3 Первая волна была вызвана сложной социально-экономической ситуацией и политической нестабильностью в Османской империи, где арабское население подвергалось сильному угнетению и дискриминации, в том числе и на религиозной почве. Пик второй волны пришелся на финансовые кризисы 1921 и 1929 гг., а ужесточение миграционного законодательства в США переориентировало миграционные потоки в Латинскую Америку, куда в поисках работы и лучшей жизни направлялись и выходцы из Ближнего Востока. К другим факторам, стимулировавшим арабскую миграцию именно в Латинскую Америку, можно отнести стремление избежать службы в армии США во время Первой и Второй мировых войн, рост интереса латиноамериканских католиков к артефактам со Святой земли, которые привозили для продажи палестинцы. Значительную часть мигрантов составляли члены семей и родственники осевших в странах региона арабских переселенцев, это была так называемая цепная миграция (migración de cadenas). Почти во всех латиноамериканских странах арабских мигрантов называли «турками», независимо от национальности, культурных и религиозных различий, поскольку все они являлись выходцами из Османской имCamila Pastor, Lo Árabe y su Doble. Imaginarios de principios de siglo en Honduras y México. Martin Muñoz, Gema (ed.) / Contribuciones Árabes a las Identidades Latinoamericanas. Madrid: Casa Árabe,SEGIB-BibliASPA, 2009. 3 232 | Tercer Foro Internacional перии. Сирийцы отправлялись в долгий путь из Триполи, ливанцы — из Бейрута, а палестинцы — из Хайфы, и почти все они следовали в порт Марселя на кораблях, по большей части принадлежавших Французской трансатлантической компании (la Compagnie Generale Transatlantique Française)4. На кораблях мигранты добирались до основного пункта назначения — Буэнос-Айреса. Оттуда часть мигрантов направлялась в Рио-де-Жанейро, а другие пересекали Анды, предпринимая сложное и опасное путешествие, чтобы оказаться в Чили5. Тем мигрантам-христианам, которые оказывались на территории Италии, католическая церковь помогала добраться до Мексики, Колумбии и Карибских островов. С 1880 по 1960 г. в Бразилию прибыло с Ближнего Востока 140 464 чел. (3 % от общего числа мигрантов, появившихся в этой стране). За период 1884–1939 гг., по данным бразильской статистики, в стране нашли приют 20 507 сирийцев, 5174 ливанца, 677 палестинцев, 826 армян, 645 египтян, 328 марокканцев, 129 иранцев, а также 78 455 чел., которых бразильские власти, не вдаваясь в детали, просто называли «турками»6. С 1960 по 1995 г. в Бразилию переехали из Ливана, Палестины и Иордании более 12 тыс. чел., которые осели в штатах Парана и Рио-Гранде-ду-Сул, формируя арабскую диаспору. В отличие от прежних волн арабской миграции, здесь были уже не только христиане, но и мусульмане. Они были задействованы в торговле и импорте продовольствия в приграничных зонах трех стран — Бразилии, Аргентины и Парагвая7. В Аргентине на конец ХIХ в. насчитывалось 876 выходцев из Османской империи («турок»), а по данным третьей Национальной переписи населения Аргентины 1914 г. там проживало уже 64 369 «турок», из которых большинство были выходцами с территории Сирии и Ливана. В 1947 г. в Аргентине насчитывалось 46 239 ближневосточных мигрантов, а в 1960 г. — 36 362 чел., что показывает снижение их численности на 43,51 %. Во многом это было связано со стабилизацией ситуации на Ближнем Востоке. Большинство из прибывавших в Аргентину сирийцев и ливанцев оседали в стоMejía I. R., Encuentro entre dos Mundos: La Migración Árabe en Colombia [Электронный ресурс]. URL: http://revistas.uexternado.edu.co/index.php/oasis/article/view/2352/4589 (дата обращения: 02.02.2017). 5 Agar L., Saffie N., “Chilenos de origen árabe: la fuerza de los raices” // Revista Miscelánea de Estudios Árabes y Hebráicos. Sección Árabe — Islam, Vol. 54, Año 2005, Universidad de Granada [Электронный ресурс]. URL: http://www.memoriachilena.cl/archivos2/pdfs/MC0043169.pdf (дата обращения: 02.02.2017). 6 Toro J. C., “Los árabes en Brasil” // Inmigración Iberoamericana, No. 8 [Электронный ресурс]. URL: http://iberoamericasocial.com/los-arabes-en-brasil-inmigracion-iberoamericana-no8 (дата обращения: 02.02.2017). 7 Ibid. 4 Tercer Foro Internacional | 233 лице, а позже, с развитием железнодорожной сети, они расселялись по другим крупным городам8. В 1890–1980 гг. от 5 до 10 тыс. арабов прибыло на территорию Колум9 бии . В Мексику, по данным регистрационных записей, с конца XIX до середины ХХ в. приехало 7533 ливанца и сирийца. Численность арабских мигрантов росла достаточно быстрыми темпами. Так, если с 1915 по 1919 г. в стране появилось всего 157 арабских переселенцев, то в следующее десятилетие сюда приехало 3862 человека. Ливанское сообщество насчитывало 1365 семей в 1942 г., а в 1982-м — уже 5627 семей10. Выходцы с территории британской Палестины до 1948 г. оседали в основном на территории Чили и Гондураса11. В Чили рост мигрантов из зоны Леванта был связан с расширением добычи селитры в стране и ростом потребности в рабочей силе, а в 1940-е гг. — с развитием импортозамещающего производства. К 1940 г., по данным исследователя Ахмада Хассана Маттара, в Чили проживало 1226 семей палестинцев, 706 семей сирийцев и 448 семей ливанцев12. После Второй мировой войны поток арабских мигрантов уменьшился, что было связано с получением рядом стран независимости, а также улучшением положения христиан на территории Палестины. В течение ХХ в. Бразилия приняла почти 400 тыс. выходцев с Ближнего Востока, Аргентина — около 350 тыс., Гаити — почти 35 тыс., Венесуэла — 15 тыс. чел. Для сравнения: США в этот период приняли около 400 тыс. ближневосточных мигрантов. Как отмечает испанский исследователь Абделуахед Акмир, арабская миграция в страны Латинской Америки была третьей по численности после испанцев и итальянцев13. Toro J. C., “Los árabes en Argentina” // Inmigración Iberoamericana, No. 5 [Электронный ресурс]. URL: http://iberoamericasocial.com/los-arabes-en-argentina-inmigracion-iberoamericana-no5/ (дата обращения: 02.02.2017). 9 Isabel Restrepo Mejía. Ibid. 10 Zidane Z., “La inmigración árabe en México: integración nacional e identidad comunitaria” // Contra Relatos desde el Sur. Apuntes sobre Africa y Medio Oriente, Año II. No. 3/ CEA-UNC, CLACSO, Córdoba, Argentina. Diciembre, 2006 [Электронный ресурс]. URL: http://bibliotecavirtual.clacso.org.ar/ar/libros/argentina/cea/contra/3/zeraoui.pdf (дата обращения: 02.02.2017). 11 Anna Ayuso and Santiago Villar (CIDOB), Camila Pastor and Miguel Fuentes (CIDE). Actors and opportunities: interregional processes in the Arab region and Latin America and the Caribbean // Atlantic Future Working Paper. 2015, No. 25, 25–26 [Электронный ресурс]. URL: http://www.atlanticfuture.eu/ files/1531-Arab%20c%20-%20LAC.pdf (дата обращения: 02.02.2017). 12 Mattar A. H., Guía social de la Colonia Arabe en Chile (Siria, Palestina, Libanesa). Santiago: Impr. Ahues Hnos, 1941. 380 p. [Электронный ресурс]. URL: http://www.memoriachilena.cl/602/w3-article-92245. htm l (дата обращения: 02.02.2017). 13 Akmir A., Los árabes en América Latina. Historia de una emigración (En coedición con Casa Árabe e Instituto Internacional de Estudios Árabes y del Mundo Musulmán): editores, SA. Madrid, 2009, 10–11. 8 234 | Tercer Foro Internacional На сегодняшний день ряд исследователей оценивают численность арабской диаспоры в странах Латинской Америки от 15 до 20 млн чел., включая мигрантов и их потомков. Для сравнения: в США насчитывается около 3,5 млн выходцев из арабских стран14. Наибольшее количество выходцев из арабских стран проживают в Бразилии, где численность бразильцев арабского происхождения достигает 10 млн чел., что составляет 5 % от населения страны. Из этих 10 млн почти 7 млн чел. имеют ливанские корни, что делает эту диаспору более многочисленной, чем население самого Ливана (4,3 млн чел.)15. Следует отметить также, что более 1,5 млн выходцев из арабских стран в Бразилии являются мусульманами, а остальные — христианами. В последние десятилетия поток ливанских мигрантов в Латинскую Америку ослаб, а предыдущие поколения ассимилировались в бразильское общество. Этот факт отметил и экс-президент страны Луис Игнасио Лула да Силва в ходе организованных в 2005 г. торжеств по случаю 125-летия с начала массовой ливанской миграции в Бразилию. По словам да Силвы, ливанцы смогли внести значительный вклад в создание бразильской нации и интегрировались во все сферы жизни местного общества, привнеся в них свою энергию и талант16. Арабскую диаспору в Бразилии составили также выходцы из Сирии, Иордании, Ирака и других ближневосточнфх стран. Арабская культура оказала влияние на многие аспекты бразильской культуры. Наличие значительной арабской диаспоры в Бразилии содействовало развитию интереса страны к проведению саммитов Южная Америка — Арабские страны, расширению связей со странами Ближнего Востока.17 В Аргентине проживает от 3 до 4 млн арабов (в основном из Сирии и Ливана), являющихся по конфессиональной принадлежности православными, маронитами и католиками. За столетие миграции они стали играть важную роль в социально-экономической и политической системе новой родины.18 В Колумбии — около 200 тыс. граждан страны имеют арабские The Arabs of Brazil / Saudi Aramco World [Электронный ресурс]. URL: http://archive.aramcoworld. com/issue/200505/the.arabs.of.brazil.htm Retrieved 2011-09-17 (дата обращения: 02.02.2017). 15 Савичева Е. М., «Ливан и его диаспора: прямая и обратная связь» // Вестник РУДН. Сер. «Международные отношения», № 2, 2010, 90. 16 Sarruf M., Daniel I., A Saga dos Libaneses no Brasil. Começou Há 125 anos. 20 April 2005. [Электронный ресурс]. URL: http://www.brazil-brasil.com/content/view/366/78/ (дата обращения: 02.02.2017). 17 А.Ю. Борзова, Дипломатическая служба Бразилии как инструмент реализации внешней политики cтраны (1902-2014 гг.), М.:Изд-во РУДН, 2016, 313-314. 18 Abdelnahed Akmir, Los árabes en Argentina, Rosario, UNR Editor, 2011, 273 p. Available at: http://www. unr.edu.ar/noticia/3529/se-presento-el-libro-quotlos-arabes-en-argentinaquot (accessed 02.02.2017) 14 Tercer Foro Internacional | 235 корни, чуть меньше — в Венесуэле и Эквадоре.19 В Чили сегодня проживает самая большая палестинская диаспора (более 450 тыс. чел.) вне Ближнего Востока (после Израиля, Ливана и Иордании). В Гондурасе насчитывается около 250 тыс. выходцев с территории Палестины, в Гватемале — 200 тыс., в Мексике — 120 тыс., Сальвадоре — 70 тыс., в Бразилии -59 тыс. 20 Все эти мигранты компактно проживают в столице и других крупных городах. В Чили, например, 2994 семей с арабскими корнями проживают в восточной части Сантьяго, из них — 51% — палестинцы, 30% — сирийцы, 19% — ливанцы.21 При этом 85% имеющих арабское происхождение жителей составляют мигранты, а 15 % — потомки мигрантов, которые представляют средний класс.22 В Мексике ливанская диаспора насчитывает более 300 тыс. чел. Ее представители занимают важные позиции в бизнесе, торгово-финансовой, политической и культурной областях. Ливанцы в Мексике — это, как правило, христиане маронито-католического или православного толка. Мексиканская исследовательница Клаудиа Давила Вальдес23 на основе архивных документов выявила особенности процесса адаптации выходцев из Ливана на территории штата Юкатан в Мексике, проследив историю нескольких семей. Между 1878 и 1992 гг. в Юкатан прибыло 777 ливанцев, мигрантов первого поколения, а наибольшее количество арабских переселенцев появилось здесь в 1919–1929 гг., т. е. в годы после Первой мировой войны и до начала Великой депрессии. Во второй половине ХХ в. отмечается спорадическое появление ливанцев, в основном связанное с воссоединением семей24. Ливанское сообщество в Юкатане характеризуется солидарностью, взаимопомощью и поддержкой, что содействует консолидации и выживанию диаспоры, накоплению экономического потенциала, сохранению некоторых культурных особенностей и традиций. Стремление к быстрой ассимиляции в обществе, к тесным контактам с местными представителями средних слоев и элиты проявлялось в том, что представители ливанской Cuantos Árabes hay en América Latina? Available at: http://francocedillo.wordpress.com/2012/10/01/ cuantos-arabes-hay-en-america-latina/ (accessed 02.02.2017). 20 Palestinian Central Bureau of Statistics, October, 2005. Retrieved 2007-09-05. Available at: https:// www.revolvy.com/topic/Palestinian%20diaspora&uid=1575 (accessed 02.02.2017). 21 Lorenzo Agar, Nicole Saffie, “Chilenos de origen árabe: la fuerza de los raíces”, Revista Miscelánea de Estudios Árabes y Hebráicos Sección Árabe — Islam ,Vol. 54, año 2005, Universidad de Granada, Available at: http://www.memoriachilena.cl/archivos2/pdfs/MC0043169.pdf (accessed 02.02.2017) 22 Árabes en Chile (4 parte): integración y pérdida de identidad, Available at: http://paginasarabes. com/2014/09/26/arabes-en-chile-4oparteintegracion-y-perdida-de-identidad/ (accessed 02.02.2017). 23 Valdes C. D., Socio-economic tendency and geographical mobility of Lebanese and Coreans. From Motul to Merida. Migraciones Internacionales [online]. 2015. Vol. 8. No. 2. 24 Ibid, 108–110. 19 236 | Tercer Foro Internacional диаспоры давали детям традиционное для Мексики образование. Ливанцы создавали сообщества, предназначенные для взаимопомощи и укрепления связей с вновь прибывшими. В целом арабские мигранты в Латинской Америке достаточно быстро адаптировались к условиям принявших их стран, интегрировались в местное общество, компактно расселяясь в столицах и других крупных городах. Именно промышленные центры давали возможность мигрантам найти достойную работу, которая служила обязательным условием для их интегрирования в общество, развития личности, накопления первоначального капитала и образования для детей. Культурно-религиозные связи внутри арабских диаспор усилились с созданием школ арабского языка в некоторых латиноамериканских странах, строительством мечетей и культурных центров. Мигранты из Ближнего Востока и их потомки стараются поддерживать связи со своей исторической родиной, финансируют публикацию региональных изданий на арабском языке и создают глобальные институты, как, например, Всемирный ливанский союз (The Union Libanesa Mundial). В Чили и Аргентине существуют федерации арабских обществ (FEARAB — Chile, FEARAB — Argentina), Сирийско-ливанский клуб в Буэнос-Айресе, Культурный союз ливанцев Аргентины (UCAL), Социальный клуб сирийцев Аргентины в г. Росарио. В Университете Чили действует Центр арабских исследований25. Более 150 газет на арабском языке выходят в Аргентине, Чили, Бразилии и других странах региона. В Бразилии открыто около 100 мечетей и молельных домов, в Аргентине — 9 мечетей и Исламский культурный центр, в Колумбии — 3 мечети, а мечеть в Каракасе считается самой большой в регионе26. Представители арабской диаспоры играют важную роль в развитии экономики принявших их стран. Склонность к предпринимательству, трудолюбие, система взаимовыручки внутри диаспор, стремление оседать в крупных городах содействовали тому, что мигранты проявили активность в торговой сфере, открывая собственные магазины и лавки. Так, в первые десятилетия ХХ в. в Сан-Паулу более 320 лавочек принадлежало арабским торговцам, больше половины магазинчиков в г. Арекипа (Перу) держали арабские предприниматели, аналогичная ситуация сложилась в Эквадоре, Коста-Рике, Гондурасе, Чили и т. д. Мастера-арабы занимались производством текстильных товаров, шелка, скобяных изделий, одежды и обуви, украшений, сладостей и других продуктов питания. Они открывали гостиCentro de Estudios Árabes [Электронный ресурс]. URL: http://www.filosofia.uchile.cl/investigacion/ centros-y-programas/centros-de-estudio/6889/centro-de-estudios-arabes (дата обращения: 02.02.2017). 26 Cuantos Arabes hay en America Latina? Ibid. 25 Tercer Foro Internacional | 237 ницы, рестораны, аптеки, постепенно добиваясь большого экономического влияния и получая контроль над значительной частью розничной торговли в Латинской Америке. Так, в Чили в конце ХХ в. арабам принадлежали 25 % предприятий по пошиву и продаже одежды и 40 % — по производству текстильных товаров. В странах Центральной Америки, особенно в Гондурасе, в первой половине ХХ в. предприниматели арабского происхождения контролировали 40 % инвестиций. В Боливии и Чили получили известность предприятия семья Саора (Sahora), семья Хирмас (Hirmas) открывает текстильные фабрики. В 1910 г. братья Шайн (Schain Hermanos) основывают парфюмерную фабрику, а Абдала Мансур создает производство по изготовлению кожаных изделий. В Бразилии 75 % товаров из шелка, а в Чили — 90 % вырабатывались на фабриках, открытых арабскими предпринимателями. Эти предприятия процветали после Второй мировой войны, экспортируя в Европу не только текстиль, одежду, обувь, но и аграрную продукцию27. Позднее потомки выходцев из арабских стран начинают диверсифицировать экономическую деятельность и создают банки, торговые палаты, страховые компании. Первый банк с арабским капиталом был открыт в Аргентине в 1925 г. под названием «Сирийско-ливанский банк Рио-де-лаПлата». Впоследствии аналогичные банки открываются в Мексике, Чили, Бразилии и других странах. Наряду с банками потомки арабских мигрантов открывают торговые палаты в Сантьяго-де-Чили, Буэнос-Айресе, Сан-Паулу. В Эквадоре выходцы из арабских стран содействовали расширению экспорта какао, развитию сельского хозяйства и торговли, пополняя класс средней буржуазии28. Именно в среде второго и последующих поколений мигрантов размывалась граница «мы — чужие», что позволило некоторым гражданам достичь высших ступенек в бизнесе и государственном управлении. Так, большое влияние в бизнес-сообществе латиноамериканских стран имеют сальвадорец Иса Мигель, которому принадлежит 40 % Жилищного банка (Banco de la Vivienda) в Гватемале, Моисес Хосе Азиз, основатель уже упомянутого банка в Аргентине, Карлос Слим, мексиканец ливанского происхождения, создавший телекоммуникационную империю, которая подняла его в число самых богатых людей планеты29. Потомки арабских мигрантов активно участвуют в политической жизни стран региона. Так, Карлос Сауль Менем, родившийся в семье эмигранMolina P., “Por qué Chile es el país con más palestinos fuera del mundo árabe e Israel?” // Mundo, 14 agosto 2014 [Электронный ресурс]. URL: http://www.bbc.com/mundo/noticias/2014/08/140813_ chile_palestinos_comunidad_jp (дата обращения: 02.02.2017). 28 Ingrid Escanilla B., La emigración árabe al El Ecuador [Электронный ресурс]. URL: https://revistas. ucm.es/index.php/ANQE/article/viewFile/ANQE9797110057A/3864 (дата обращения: 02.02.2017). 29 Akmir A., Los árabes en América Latina. Historia de una emigración, 501–503. 27 238 | Tercer Foro Internacional тов из Сирии, стал президентом Аргентины в 1989–1999 гг. Сын ливанских эмигрантов Абдала Хайме Букарам Ортис, лидер Рольдосистской партии Эквадора, сложная и противоречивая личность, занимал пост президента Эквадора в 1996–1997 гг., Хорхе Хамиль Мауад Витт, потомок эмигрантов из Ливана, избирался президентом Эквадора в 1998–2000 гг. Хакобо Майлута Азар, видный политический деятель Доминиканской Республики, который имеет ливанские корни, был вице-президентом страны в1978–1982 гг. и 42 дня исполнял обязанности президента, а пришедший ему на смену президент страны Хосе Сальвадор Омар Хорхе Бланко (1982–1986) являлся потомком палестинских мигрантов. Ливанские корни имеет Эдвард Филипп Джордж Сеага, лидер Лейбористской партии Ямайки в 1974–1989 гг. и премьер-министр страны в 1980–1989 гг., как и президент Колумбии Хулио Сесар Турбай Айяла (1978– 1982), который также был министром иностранных дел и послом Колумбии в США. Палестинские корни имеются у Элиаса Антонио Сака Гонсалеса, президента Сальвадора в 2004–2009 гг., у Карлоса Роберто Флореса Факуссе, президента Гондураса в 1998–2002 гг., Альберта Абдалы, вице-президента Уругвая в 1967–1972 гг. В Бразилии Пауло Салим Малуф и Жералдо Алкмин, потомки выходцев из Ливана, в разное время являлись губернаторами штата Сан-Паулу, те же Пауло Салим Малуф и Жилберто Кассаб были мэрами г. Сан-Паулу30. В целом выходцы из арабских стран занимают видные политические посты, работают в парламенте и министерствах, в университетах ряда стран Латинской Америки, принимают деятельное участие в их экономическом развитии, содействуют укреплению связей с арабским миром. В связи с нынешним сирийским кризисом лидеры ряда латиноамериканских государств проявили готовность принять беженцев, и более 4 тыс. сирийцев получили визы для проживания в Бразилии, где им предоставили убежище31. Есть все основания говорить о том, что миграция из стран Арабского Востока носит массовый и устойчивый характер, а отток населения за рубеж сохранится в ближайшей перспективе. Библиография 1. Борзова А. Ю. Дипломатическая служба Бразилии как инструмент реализации внешней политики страны (1902–2014). М.: РУДН, 2016. 416 с. С. 270, 323–324 Arab roots grow deep in Brazil’s rich melting pot. Washington Times, Retrieved. 17 April 2016. Balloffet L., Syrian Refugees in Latin America: Diaspora Communities as Interlocutors. North Carolina State University [Электронный ресурс]. URL: http://lasa.international.pitt.edu/forum/files/vol47-issue1/Debates2.pdf (дата обращения: 02.02.2017). 30 31 Tercer Foro Internacional | 239 2. Савичева Е. М. «Ливан и его диаспора: прямая и обратная связь» // Вестник РУДН. Сер. «Международные отношения», 2010, № 2, 86–101. 3. Akmir A. Los árabes en América Latina. Historia de una emigración. (En coedición con Casa Árabe e Instituto Internacional de Estudios Árabes y del Mundo Musulmán). Editores, SA. Madrid, 2009. 4. Akmir A. Los arabes en Argentina. Rosario: UNR Editor, 2011. 273 p. [Электронный ресурс]. URL: http://www.unr.edu.ar/noticia/3529/se-presento-ellibro-quotlos-arabes-en-argentinaquot (дата обращения: 10.10.2017). 5. Mattar A. H. Guia social de la Colonia Arabe en Chile (Siria, Palestina, Libanesa). Santiago: Impr. Ahues Hnos, 1941. 380 p. [Электронный ресурс]. URL: http:// www.memoriachilena.cl/602/w3-article-92245.htm (дата обращения: 10.10.2017). 6. Anna Ayuso and Santiago Villar (CIDOB), Camila Pastor and Miguel Fuentes (CIDE). “Actors and opportunities: interregional processes in the Arab region and Latin America and the Caribbean” // Atlantic Future Working Paper, 2015, No. 25, 25–26 [Электронный ресурс]. URL: http://www.atlanticfuture.eu/files/1531Arab%20c%20-%20LAC.pdf (дата обращения: 10.10.2017). 7. Arabes en Chile (4 parte): integracion y perdida de identidad [Электронный ресурс]. URL: http://paginasarabes.com/2014/09/26/arabes-en-chile-4oparteintegraciony-perdida-de-identidad/ (дата обращения: 10.10.2017). 8. Pastor C. Lo Árabe y su Doble. Imaginarios de principios de siglo en Honduras y México. In: Martin Muñoz, Gema (ed.). Contribuciones Árabes a las Identidades Latinoamericanas. Madrid: Casa Árabe-SEGIB-BibliASPA, 2009. 9. Centro de Estudios Árabes [Электронный ресурс]. URL: http://www.filosofia. uchile.cl/investigacion/centros-y-programas/centros-de-estudio/6889/centro-deestudios-arabes (дата обращения: 10.10.2017). 10. Valdes C. D. “Socio-economic tendency and geographical mobility of Lebanese and Coreans. From Motul to Merida” // Migraciones Internacionales [online], 2015, Vol. 8, No. 2. 11. Cuantos Arabes hay en America Latina? [Электронный ресурс]. URL: http:// francocedillo.wordpress.com/2012/10/01/cuantos-arabes-hay-en-america-latina/ (дата обращения: 10.10.2017). 12. Isabel Restrepo Mejía. Encuentro entre dos Mundos: La Migración Árabe en Colombia. [Электронный ресурс]. URL: http://revistas.uexternado.edu.co/index. php/oasis/article/view/2352/4589 13. Ingrid Bejarano Escanilla, La emigración árabe a El Ecuador [Электронный ресурс]. URL: https://revistas.ucm.es/index.php/ANQE/article/viewFile/ ANQE9797110057A/3864 (дата обращения: 10.10.2017). 14. Toro J. C., “Los árabes en Brasil” // Inmigración Iberoamericana, No. 8. [Электронный ресурс]. URL: http://iberoamericasocial.com/los-arabes-en-brasilinmigracion-iberoamericana-no8 (дата обращения: 10.10.2017). 15. Toro J. C., “Los árabes en Argentina” // Inmigración Iberoamericana, No. 5. [Электронный ресурс]. URL: http://iberoamericasocial.com/los-arabes-enargentina-inmigracion-iberoamericana-no5 (дата обращения: 10.10.2017). 240 | Tercer Foro Internacional 16. Agar L., Saffie N. “Chilenos de origen arabe: la fuerza de los raices” // Revista Miscelánea de Estudios Árabes y Hebraicos Sección Árabe — Islam, 2005, Vol. 54. Universidad de Granada [Электронный ресурс]. URL: http://www. memoriachilena.cl/archivos2/pdfs/MC0043169.pdf (дата обращения: 10.10.2017). 17. Huertas L., Espinoza W., Vega J. J. Peruanidad e identidad. UNE. 1997. 18. Balloffet L. Syrian Refugees in Latin America: Diaspora Communities as Interlocutors. North Carolina State University [Электронный ресурс]. URL: http://lasa.international.pitt.edu/forum/files/vol47-issue1/Debates2.pdf (дата обращения: 10.10.2017). 19. Sarruf M., Daniel I. A Saga dos Libaneses no Brasil, Começou Há 125 anos. 20 April 2005 [Электронный ресурс]. URL: http://www.brazil-brasil.com/content/ view/366/78/ (дата обращения: 10.10.2017). 20. Molina P. “Por qué Chile es el país con más palestinos fuera del mundo árabe e Israel?” // Mundo14, agosto 2014 [Электронный ресурс]. URL: http://www.bbc. com/mundo/noticias/2014/08/140813_chile_palestinos_comunidad_jp (дата обращения: 10.10.2017). 21. Restrepo M. I. Encuentro entre dos Mundos: La Migración Árabe en Colombia [Электронный ресурс]. URL: http://revistas.uexternado.edu.co/index.php/oasis/ article/view/2352/4589 (дата обращения: 10.10.2017). 22. The Arabs of Brazil // Saudi Aramco World [Электронный ресурс]. URL: http://archive.aramcoworld.com/issue/200505/the.arabs.of.brazil.htm (дата обращения: 10.10.2017). Retrieved 2011-09-17. 23. Zeraoui Zidane. “La inmigración árabe en México: integración nacional e identidad comunitaria” // Contra Relatos desde el Sur. Apuntes sobre Africa y Medio Oriente. Año II. No. 3. CEA-UNC, CLACSO, Córdoba, Argentina. Diciembre. 2006 [Электронный ресурс]. URL: http://bibliotecavirtual.clacso.org.ar/ar/ libros/argentina/cea/contra/3/zeraoui.pdf (дата обращения: 10.10.2017). А. В. Коробков1 Динамика испаноязычной иммиграции и ее роль в истории и современной политической жизни США The dynamics of Hispanic immigration and its role in the history and contemporary political life of the United States Резюме: В докладе анализируются динамика и структурные особенности иммиграции в США из стран Латинской Америки. Автор рассматривает место латиноамериканской иммиграции в совокупном миграционном потоке в США и анализирует ее последствия в социально-экономическом, этно-культурном и политическом плане, а также в сфере безопасности. Обсуждаются изменения демографической, социально-экономической и политической роли испаноязычной диаспоры. Особое внимание уделяется миграционным реформам последних 30 лет, включая иммиграционную реформу Рональда Рейгана и законодательные инициативы Барака Обамы. Автор обсуждает роль миграционной проблематики в возникновении феномена Дональда Трампа, его предложения в миграционной сфере и их возможные последствия как для внутренней политики США, так и для их отношений со странами Латинской Америки. Ключевые слова: Д. Трамп; Латинская Америка; миграция. Abstract: The report analyzes the dynamics and structural features of immigration in the US from Latin America. The author considers the place of Latin American immigration in the aggregate migration flow in the United States and analyzes its consequences in the socio-economic, ethno-cultural and political aspects, as well as in the sphere of security. The changes in the demographic, socio-economic and political role of the Hispanic diaspora are discussed. Particular attention is paid to the migration reforms of the last 30 years, including Ronald Reagan’s immigration reform and Barack Obama’s legislative initiatives. The author discusses the role of migration issues in the emergence of the phenomenon of Donald Trump, his proposals in the migration sphere and their possible consequences for both US domestic policy and their relations with the countries of Latin America. Keywords: Trump; Latin America; migration. Избрание Дональда Трампа Президентом США в ноябре 2016 г. высветило ряд серьезных проблем и противоречий в американском обществе, приведя одновременно к обострению многих из них. Одной из наиболее противоречивых в этом ряду является проблема иммиграции. Интересно Коробков Андрей Владимирович – Россия, профессор политологии и международных отношений Университет штата Теннеси, США ([email protected]) 1 242 | Tercer Foro Internacional при этом отметить, что, хотя Америка уже давно сталкивается с рядом серьёзных проблем в миграционной сфере, включая массовый наплыв незаконных иммигрантов через протяжённую и плохо охраняемую границу с Мексикой – страной со значительно более низким, чем в США, уровнем жизни, все предыдущие попытки республиканских политиков начиная с 1992 г. поставить миграционную проблематику в центр своей избирательной кампании приводили к провалу. Между тем, успех Трампа как раз и связан не только с его харизмой и умением работать с электоратом, но и с теми серьезными проблемами, с которыми столкнулось в последнее время американское общество, в том числе и в миграционной сфере. В связи с этим весьма интересно посмотреть на те ответы, которые предлагают американское государство и общество в целом, а также администрация Трампа, в частности, на вызовы иммиграции. Американский опыт миграционной политики особенно актуален потому, что США – это страна с многовековой историей иммиграции, являющаяся центром крупнейшей миграционной системы мира. В 2016 г. в Соединенных Штатах проживало 46,6 миллиона иммигрантов. При этом приблизительно 11,1 миллиона мигрантов являются нелегалами.2 Немаловажно и то, что в иммиграционном потоке в США долгое время доминировали представители одной этнической и религиозной группы – испаноговорящие латиноамериканцы (т. н. hispanics), выходцы из Мексики и других стран Латинской Америки. В частности, в США сегодня проживает около 12 миллионов человек, родившихся в Мексике. Даже хотя их численность снизилась в течение 2007-2014 гг. приблизительно на миллион человек,3 данный факт ведёт к росту социальной напряжённости и рассматривается многими в качестве угрозы безопасности страны, усиливая опасения и относительно возможности размывания этнорелигиозной идентичности населения США. Наиболее видным выразителем этих взглядов был знаменитый политолог из Гарвардского университета Сэмюэл Хантингтон, который утверждал, что испаноязычная иммиграция является «наиболее... серьёзным вызовом традиционной американской идентичности... Игнорируя эту проблему, американцы обрекают [своё общество] на трансформацию на две культуры (англо- и испаноязычную) и два языка»4. Согласно Хантингтону, опасность представляют шесть специфических черт новой иммиграционной волны: Phillip Connor, “International Migration: Key Findings from the US, Europe and the World,” Pew Research Center, Available at: http://www.pewresearch.org/fact-tank/2016/12/15/internationalmigration-key-findings-from-the-u-s-europe-and-the-world/ (accessed 01.10.2017). 3 Ibid. 4 Samuel P. Huntington, «The Hispanic Challenge,» Foreign Policy, March-April 2004, 32. 2 Tercer Foro Internacional | 243 наличие общей границы с Мексикой, масштаб иммиграции5, её незаконный характер, территориальная концентрация, последовательность и долгосрочный характер. Определенная ирония здесь состоит в том, что американская миграционная ситуация оказывается значительно благоприятнее, чем в России и большинстве других принимающих иммигрантов стран, поскольку культурная дистанция между местным населением и большинством иммигрантов – христиан (преимущественно – католиков), говорящих на одном из основных европейских языков, в США оказывается наименьшей. Иммигранты сегодня составляют примерно 13,5 % населения США. При этом свыше 25 млн вовлечены в экономически активную деятельность. Иммиграция – важнейший фактор не только количественного роста, но и качественных изменений в составе американского населения. Сегодня оно превышает 325 млн человек6 и продолжает расти, причем весьма высокими темпами. Ожидается, что к 2065 г. оно достигнет 441 млн., при этом в стране будут проживать 78 млн иммигрантов и 81 млн родившихся в США детей иммигрантов.7 Иммиграция обеспечивает приблизительно 1/3 совокупного прироста населения и рассматривается в качестве стимулятора экономической активности, обеспечивая подпитку экономики как низкооплачиваемой рабочей силой, так и высококвалифицированными специалистами (а это означает и значительную экономию средств на подготовку национальных кадров). Интересно, однако, что миграционная политика США долгое время не делала особого акцента на квалификацию мигрантов, уделяя первоочередное внимание их этническому происхождению и странам исхода с тем, чтобы сохранить высокую долю среди населения выходцев из Западной Европы (прежде всего, на основе дискриминационных региональных квот, сформированных в начале ХХ в.) При этом на протяжении XIX и первой половины XX века жители латиноамериканских стран могли въезжать в США практически свободно, однако масштаб их иммиграции был невелик. Лишь после 1965 г., с принятием революционного Акта об иммиграционной реформе США радикально пересмотрели свою иммиграционную политику, открыв границы для выходцев из стран третьего мира и квалиIbid., 35. United States Census Bureau, “US and World Population Clock,” Available at: https://www.census.gov/ popclock/ (accessed 01.10.2017). 7 D’Vera Cohn, “Future Immigration Will Change the Face of America by 2065,” Pew Research Center, 6 October 2015, Available at:http://www.pewresearch.org/fact-tank/2015/10/05/future-immigration-willchange-the-face-of-america-by-2065/ (accessed 01.10.2017). 5 6 244 | Tercer Foro Internacional фицированных специалистов. Сегодня американская иммиграционная политика направлена на достижение следующих основных целей: – обеспечение стабильной демографической подпитки населения США; – поддержание его этнического разнообразия; – обеспечение экономики рабочей силой разнообразных категорий и качества; – прием беженцев по политическим, религиозным, этническим и прочим гуманитарным мотивам; – стимулирование притока высококвалифицированных специалистов, облегчающего нагрузку на образовательную систему США, сокращающего затраты на подготовку профессиональных элит и приносящего значительные доходы американским университететам и национальному бюджету (которые, в частности, могут быть использованы для финансирования научных исследований и субсидирования студентов-американских граждан); – широкомасштабную подготовку иностранных студентов в американских вузах, позволяющую осуществить отбор лучших кадров для предоставления им работы и постоянного жительства в США и стимулировать формирование проамериканских групп – носителей новой политической культуры и идеологии из тех, кто впоследствии вернется домой. Сегодня студенты-иностранцы и сотрудники-иммигранты составляют в США около 1/2 академического персонала в сфере естественных наук. Таким образом, миграционная политика США, направленная на решение внутренних социально-экономических и политических задач, одновременно является и важнейшим внешнеполитическим механизмом «мягкой власти», характеризуемой Джозефом Найем как «способность получить то, что вы хотите, на основе [своей] привлекательности, а не путем давления или [денежных] выплат”.8 И тем не менее, сегодня миграционная политика США подвергается в этой стране жесткой критике. В центре дискуссий – вопрос нелегальной иммиграции. Спектр предлагаемых решений – от полной амнистии 11 миллионов мигрантов-нелегалов до их масштабной депортации. В результате глубоких расхождений между сторонниками противоположных подходов в миграционной сфере США не проводили глубоких структурных реформ с 1986г., когда Президент Рональд Рейган подписал принятый Конгрессом Акт об иммиграционной реформе и контроле, амнистировавший приблизительно 2,7 млн из находившихся в стране шести миллионов 8 Nye, Joseph, Soft Power: The Means to Success in World Politics, New York: Public Affairs, 2004. Tercer Foro Internacional | 245 нелегалов. Сегодня же даже само выражение “иммиграционная амнистия” стало бранным в американском политическом лексиконе и все попытки президентов Клинтона, Буша и Обамы внести серьезные изменения в миграционное законодательство заканчивались провалом. В частности, проведение глубокой структурной реформы миграционной политики (причем уже в первый же год его первого президентского срока) было одним из важнейших предвыборных обещаний Барака Обамы в 2008г., обеспечившим ему внушительную поддержку испаноязычных избирателей, составляющих сегодня уже более 13 % электората (доля испаноязычных избирателей в составе американского электората увеличивается приблизительно на один процентный пункт с каждым двухлетним избирательным циклом). В 2012 г. Обама получил 71 % голосов этой группы избирателей. Подобная ситуация вынуждала руководство республиканской партии лихорадочно искать компромиссные решения с тем, чтобы, несмотря на ожесточенное сопротивление консервативных партийных активистов, поддерживать некоторые аспекты миграционной реформы в надежде вернуть поддержку хотя бы части «испаноязычного» электората. Однако неспособность Обамы, несмотря на его предвыборные обещания, договориться с Конгрессом о проведении комплексной иммиграционнной реформы, привела к резкому снижению активности испаноязычных избирателей на выборах 2014 г., став одной из важнейших причин сокрушительного поражения Демократической партии. Эта история повторилась с еще более катастрофическими последствиями во время президентской кампании 2016 г.: односторонняя ориентация демократического кандидата Хиллари Клинтон на афроамериканское меньшинство оттолкнула от демократов большую долю испаноязычных избирателей. В результате даже несмотря на агрессивную антииммигрантскую риторику Дональда Трампа, ему удалось получить 29 % голосов испаноязычных избирателей – больше, чем двоим его республиканским предшественникам (Джону Маккейну и Митту Ромни, получившим соответственно 27 % и 23 %. Из республиканских кандидатов только Джорджу Бушу II удалось получить больше – 41 %). Предлагавшаяся Обамой иммиграционная концепция включала как либеральные, так и достаточно жесткие ограничительные элементы (в частности, в годы его президентства было депортировано более 1,5 млн мигрантов-нелегалов - больше, чем за 16 лет пребывания у власти Клинтона и Буша-младшего).9 Kessler, Glen, Obama’s flip-flop on using executive action on illegal immigration, Available at: http:// www.washingtonpost.com/blogs/fact-checker/wp/2014/11/18/obamas-flip-flop-on-using-executiveaction-on-illegal-immigration/ (accessed 01.10.2017). 9 246 | Tercer Foro Internacional Одновременно долгосрочная концепция иммиграционной реформы Барака Обамы предусматривала либерализацию визового режима для высококвалифицированных работников и предпринимателей, готовых вкладывать средства в американскую экономику. С точки зрения целей как демографической политики, так и обеспечения нужд рынка рабочей силы, особое значение имел так называемый “Акт мечты” (“Развитие, помощь и образование для малолетних мигрантов” – The DREAM Act). Принятие этого акта обеспечило бы облегченное и ускоренное получение постоянного иммиграционного статуса, а потенциально – и гражданства теми молодыми (до 31 года) нелегалами, которые детьми (до достижения 12 лет) приехали в США вместе с родителями, не имели серьезных проблем с законом, закончили или учились в школах и университетах или служили в американской армии. Нежелание республиканского большинства в Палате представителей пойти на компромисс с Белым домом вынудило Президента Обаму в 2012г. пойти на достаточно радикальный шаг – принятие в обход Конгресса исполнительной директивы об “Отложенном действии в отношении тех, кто был привезен детьми” (Deferred Action for Childhood Arrivals), в основу которой были положены положения “Акта мечты”. Она отложила на 2 года депортацию из США порядка 800 тыс. молодых нелегалов, приехавших в страну детьми и отвечавших другим вышеупомянутым требованиям. Придание данной директиве формы закона по-прежнему требовало принятия соответствующего акта американским Конгрессом, обещая многолетнюю острую политическую борьбу. Не получив законодательной поддержки, 20 ноября 2014г. Обама подписал еще более радикальную исполнительную директиву, еще более осложнявшую его отношения с законодательной властью. Помимо облегчения въезда в страну для высококвалифицированных специалистов, данный документ продлевал до трех лет срок отложенной депортации для порядка 600 тыс. молодых нелегалов, подпадавших под действие директивы 2012г., и распространял ее действие приблизительно еще на 300 тыс. молодых нелегалов и 3,7 млн. родителей иммигрантов – граждан или постоянных жителей Соединенных Штатов (при условии, что они могли документально подтвердить свое пребывание в стране по крайней мере с 1 января 2010г., не были вовлечены в серьезные нарушения закона и обязывались пройти соответствующие проверки, предоставить свою биометрическую информацию, а также оплатить регистрационные пошлины, сборы и налоги на все доходы, полученные за время пребывания в США). При этом директива не только откладывала их депортацию с возможностью дальнейшего продления этого нового статуса, но и позволяла им получить разрешение на работу Tercer Foro Internacional | 247 и карточку системы социального обеспечения. Тем не менее, новый статус не давал возможности быстрого получения постоянного иммиграционного статуса и, тем более, гражданства – лица, подпадавшие под действие исполнительной директивы, должны были “встать в конец очереди.” Выступая по телевидению, Обама подчеркивал, что его директива не являлась амнистией, а была направлена на “вывод из тени” нелегалов, что, по его словам, было важно как для повышения эффективности сбора налогов, так и обеспечения законности и правопорядка.10 Между тем, оппоненты президентской директивы не только протестовали против ее принятия в обход Конгресса, но и указывали, что она создала стимулы для формирования новых волн нелегальных мигрантов, также стремящихся к рождению детей, которые автоматически стали бы американскими гражданами11, а также говорили о несправедливости этой меры по отношению к тем мигрантам (включая квалифицированных специалистов), которые приезжают в США легально, но нередко вынуждены десятилетиями ждать получения постоянного статуса и, тем более, гражданства. Сегодня вопросы приоритетов миграционной политики вызывают серьезные противоречия даже среди сторонников либерального подхода. В частности, имеют место трения между теми, кто поддерживает общее снятие ограничений с иммиграции и массовую легализацию незаконных мигрантов, и теми, кто предлагает радикальное увеличение квоты высококвалифицированных специалистов при одновременном резком сокращении числа лиц, прибывающих по линии воссоединения семей. Многие критики призывают США перейти на канадскую систему очков как основной принцип формирования миграционного потока и оценки «качества» потенциальных иммигрантов12. Введенная в 1967 г., она дает значительные преимущества людям моложе 35 лет и имеющим ученые степени или профессиональную квалификацию высокого уровня (аналогичная система используется и в Австралии): 62 % разрешений на постоянное жительство выдаются на основе квалификации (в США же David Nahamura, “Obama acts on immigration, announcing decision to defer deportations of 4 million,” Available at: http://www.washingtonpost.com/politics/2014/11/20/9a5c3856-70f6-11e4-8808afaa1e3a33ef_story.html (accessed 01.10.2017). 11 Четырнадцатая поправка к Конституции США декларирует, что «Все лица, рожденные или натурализованные в Соединенных Штатах…, являются гражданами Соединенных Штатов и того Штата, на территории которого они проживают. Ни один Штат не должен принимать или претворять в жизнь законы, ограничивающие привилегии или гарантии, предоставляемые гражданам Соединенных Штатов…» Available at: http://usconstitution.com/bill-of-rights/ amendments-11-27 (accessed 01.10.2017). 12 Подробнее см.: www.cic.gc.ca/english/immigrate/skilled/apply-who.asp 10 248 | Tercer Foro Internacional – лишь 13 %)13. Выразителем подобного подхода является, в частности, политический обозреватель CNN и журнала Time, ученик Сэмюэла Хантингтона Фарид Закария.14 Вероятно, оптимальное решение находится где-то на полпути между канадской и американской моделями иммиграционной политики. Между тем, одним из ключевых вопросов в миграционной сфере является стремительное возрастание численности и доли в населении испаноязычных жителей, которые не так давно обошли по численности афроамериканцев, став крупнейшим меньшинством США. Ожидается, что к 2065 г. доля «хиспаников» в населении, составляющая сегодня 18 %, возрастет до 24 %, азиатов – увеличится с 6 % до 14 %, в то время как доля афроамериканцев останется почти неизменной – 13% по сравнению с 12 % сегодня. Доля же белых опустится с 62 % до 46 % - т. е. они потеряют свое абсолютное большинство в неселении США.15 При этом быстрый рост рядов азиатских и латиноамериканских меньшинств будет все более определяться не столько иммиграцией, сколько их высокими темпами рождаемости. Ожидается, что белые потеряют абсолютное большинство в населении страны к 2044 г., а доля иммигрантов возрастет с 13,3 % в 2014 г. до 18,8 % в 2060 г.).16 Между тем, антииммиграционная риторика многих республиканских активистов и нарастающие опасения белого среднего класса относительно утраты своих позиций ведет к усиливающейся поляризации электората. Осознание этой реальности заставляло республиканскую партийную верхушку делать в последние два десятилетия ставку на тех кандидатов, которые могли бы рассчитывать и на поддержку испаноязычного электората – таких, как Джеб Буш, женатый на мексиканке, свободно говорящий по-испански и известный своими либеральными взглядами по миграционной проблематике, и сын кубинских иммигрантов флоридский консервативный сенатор Марко Рубио. Кубинские корни имеет и гораздо более правый и трудно управляемый сенатор-популист Тед Круз. Однако появление кандидатуры Трампа и его последующая победа на выборах 2016 г. спутали все карты республиканскому руководству – он не Farid Zakaria, “Broken and Obsolete: An Immigration Deadlock Makes the U.S. a Second-Rate Nation,” Time, 2012, 18 June, 20. 14 Ibid., 20. 15 D’Vera Cohn, op. cit. 16 Sandra L. Colby and Jennifer M. Ortman, “Projections of the Size and Composition of the U.S. Population: 2014 to 2060,” Current Population Survey: Population Estimates and Projections, U.S. Bureau of the Census, Washington, D. C., Available at: http://www.census.gov/content/dam/Census/library/ publications/2015/demo/p25-1143.pdf (accessed 01.10.2017). 13 Tercer Foro Internacional | 249 только отодвинул в сторону «управляемых» кандидатов, но и кардинально изменил тональность избирательной кампании, придав ей четкие антииммигрантские очертания. При этом его риторика приобрела откровенно расистские тона – он, в частности, стал утверждать, что большинство иммигрантов, прибывающих из Мексики – это уголовники, включая насильников, грабителей и убийц (отметим, что три четверти иммигрантов – выходцы из Латинской Америки). Трамп также полностью изменил и «громкость», и смысловую направленность предвыборной дискуссии и во внешнеполитической сфере, поставив иммиграцию в центр своей избирательной платформы и описывая ситуацию в терминах, которые до него не рискнул бы употреблять ни один карьерный политик. Сенсацию вызвал и его молчаливый отказ открыто осудить антиисламские высказывания одного из его поклонников. Соответственно, и другие претенденты (Скотт Волкер, Крис Кристи) вынуждены были формулировать свои позиции (сдвигаясь при этом вправо) по проблемам, обсуждения которых они предпочли бы избежать как можно дольше. С приходом в Белый дом Трамп оставил в силе основные положения своей (анти)иммиграционной программы, которая, в частности, включает: – планы по строительству стены на границе с Мексикой; – требование, чтобы это строительство было оплачено мексиканским правительством; – резкое усиление правоохранительных аспектов миграционной политики, включая упор на депортацию нелегалов и лишение федеральных грантов городов, предоставляющих им защиту; – отзыв DACA и депортацию молодых мигрантов, подпадавших под действие этого акта; – резкое ограничение приема еженцев; – ликвидацию иммиграционной лотереи «разнообразия»; – перенесение упора миграционной политики с воссоединения семей на интенсивное привлечение высококвалифициорованных специалистов и состоятельных мигрантов, готовых вкладывать деньги в американскую экономику и – блокирование иммиграции из стран, рассматриваемых в качестве рассадников терроризма. Многие из этих мер непосредственно затрагивают мигрантов из Мексики и других стран Латинской Америки и способны привести к резкому обострению отношений США с их ближайшими соседями. Они также не учитывают того обстоятельства, что численность нелегалов в стране не рас- 250 | Tercer Foro Internacional тет уже на протяжении десяти лет, а доля выходцев из Латинской Америки в миграционном потоке сокращается. Иммиграция из Мексики, например, сократилась с 770 тыс. человек в 2000 г. до 140 тыс. в 2010 г.17 Как ожидается, в 2065 г. выходцы из Азии составят 38 % иммиграционного потока, тогда как испаноязычные мигранты – 31 % (сегодня их доли составляют соответственно 47 % и 26 %).18 Тем не менее, нельзя не отметить, что миграционная политика Трампа следует в русле мировых миграционных трендов последних лет. В частности, с усилением экономических трудностей и нарастанием этнической напряженности во многих европейских странах усиливаются требования о жестком ограничении иммиграции и переориентации миграционной политики на преимущественный прием высококвалифицированных специалистов в ущерб всем остальным категориям мигрантов, включая и беженцев. Бывший президент Франции Николя Саркози, например, говорил о необходимости перехода от «выстраданной» к «избранной» иммиграции.19 Европейские эксперты различают также «желательную» (высококвалифицированную трудовую) и «нежелательную» миграцию. В рамках «нежелательной» группы выделяются «неизбежные» (по сути, нелегальные, преимущественно низкоквалифицированные) и «принимаемые вынужденно» мигранты – как те, кто пользуется правом на воссоединение семей, так и те, кто просит убежища.20 Помимо этого, многие аспекты политической программы Трампа, в том числе и в миграционной области, пользуются поддержкой (хоть нередко и молчаливой) значительной доли белого электората. Это обстоятельство, наряду с общей “заряженностью” Президента на конфликт со своими оппонентами и упорство в достижении поставленных целей, может свидетельствовать в пользу наращивания запретительных мер в миграционной сфере. Между тем, исторический опыт США говорит прежде всего о значительной пользе миграции и способности и государства, и общества интегрировать значительные массы мигрантов, не подвергая опасности основы Jeffrey F. Passel, D’Vera Cohn, and Ana Gonzales-Barrera, “Net Migration from Mexico Falls to Zero—And Perhaps Less.” Pew Research Center: Hispanic Trends. 23 April 2012. Available at: http://www. pewhispanic.org/2012/04/23/net-migration-from-mexico-falls-to-zero-and-perhaps-less/ (accessed 01.10.2017). 18 D’Vera Cohn, op. cit. 19 Joppke, Christian. “Trends in European Immigration Policies”, J. Peter Burgess and Serge Gutwirth, eds. A Threat Against Europe? Security, Migration and Integration. Brussels: VUBPress, 2011, 17. 20 Carling, Jorgen, “The European Paradox of Unwanted Immigration”, In: J. Peter Burgess and Serge Gutwirth, eds. A Threat Against Europe? Security, Migration and Integration. Brussels: VUBPress, 2011, 134-35. 17 Tercer Foro Internacional | 251 демократической власти. Помимо этого, все статистические прогнозы свидетельствуют, что как доля мигрантов, так и меньшинств в населении США будут последовательно возрастать (а с ними – и политическое влияние этих групп) – а это может повлечь за собой и очередной пересмотр приоритетов миграционной политики. Библиография 1. Phillip Connor, “International Migration: Key Findings from the US, Europe and the World,” Pew Research Center, Available at: http://www.pewresearch.org/ fact-tank/2016/12/15/international-migration-key-findings-from-the-u-s-europeand-the-world/ (accessed 01.10.2017). 2. Samuel P. Huntington, «The Hispanic Challenge,» Foreign Policy, March-April 2004, 32. 3. United States Census Bureau, “US and World Population Clock,” Available at: https://www.census.gov/popclock/ (accessed 01.10.2017). 4. D’Vera Cohn, “Future Immigration Will Change the Face of America by 2065,” Pew Research Center, 6 October 2015, Available at:http://www.pewresearch. org/fact-tank/2015/10/05/future-immigration-will-change-the-face-of-americaby-2065/ (accessed 01.10.2017). 5. Nye, Joseph, Soft Power: The Means to Success in World Politics, New York: Public Affairs, 2004. 6. Kessler, Glen, Obama’s flip-flop on using executive action on illegal immigration, Available at: http://www.washingtonpost.com/blogs/fact-checker/wp/2014/11/18/ obamas-flip-flop-on-using-executive-action-on-illegal-immigration/ (accessed 01.10.2017). 7. David Nahamura, “Obama acts on immigration, announcing decision to defer deportations of 4 million,” Available at: http://www.washingtonpost.com/ politics/2014/11/20/9a5c3856-70f6-11e4-8808-afaa1e3a33ef_story.html (accessed 01.10.2017). 8. Farid Zakaria, “Broken and Obsolete: An Immigration Deadlock Makes the U.S. a Second-Rate Nation,” Time, 2012, 18 June, 20. 9. Sandra L. Colby and Jennifer M. Ortman, “Projections of the Size and Composition of the U.S. Population: 2014 to 2060,” Current Population Survey: Population Estimates and Projections, U.S. Bureau of the Census, Washington, D. C., Available at: http://www.census.gov/content/dam/Census/library/ publications/2015/demo/p25-1143.pdf (accessed 01.10.2017). 10. Jeffrey F. Passel, D’Vera Cohn, and Ana Gonzales-Barrera, “Net Migration from Mexico Falls to Zero—And Perhaps Less.” Pew Research Center: Hispanic Trends. 23 April 2012. Available at: http://www.pewhispanic.org/2012/04/23/ net-migration-from-mexico-falls-to-zero-and-perhaps-less/ (accessed 01.10.2017). 252 | Tercer Foro Internacional 11. Joppke, Christian. “Trends in European Immigration Policies”, J. Peter Burgess and Serge Gutwirth, eds. A Threat Against Europe? Security, Migration and Integration. Brussels: VUBPress, 2011, 17. 12. Carling, Jorgen, “The European Paradox of Unwanted Immigration”, In: J. Peter Burgess and Serge Gutwirth, eds. A Threat Against Europe? Security, Migration and Integration. Brussels: VUBPress, 2011, 134-135. Н. Ю. Кудеярова1 Миграционная политика администрации Дональда Трампа: риторика и практика The Donald Trump Administration Migration Policy: rhetoric and practice Resumen: En la comunicación se analizan las iniciativas de la regulación migratoria de la administración de Donald Trump, se examinan las declaraciones principales de su programa electoral y la práctica de sus aplicaciones. El autor suponga que la construcción del Muro fronterizo Estados Unidos-México en gran parte se corresponda con las consultas de la opinión pública. Sin embargo, los métodos de reducción de la migración irregular encuentran con la resistencia activa. Palabras claves: EEUU; Frontera México-Estados Unidos; migración; inmigración ilegal; Donald Trump; política migratoria. Abstract: The report treats the President Trump Administration initiatives on immigration control. The analysis covers both the presidential campaign platform proposals and practical implementation of the policy. Author notes that the Mexico-US border wall construction is generally meeting the public demand. Nevertheless, the illegal migration treatment methods have met an active public resistance. Key words: USA; Mexican-US Border; immigration; illegal immigration; Donald Trump; migration policy. Радикальное изменение вектора миграционной политики было одним из знаковых тезисов предвыборной кампании Дональда Трампа. Сложная тема, выдвигающая требования как к самим мигрантам, так и к принимающему обществу, стала важным фактором политической борьбы. Миграционная дискуссия составляет во многом привычный фон социально-экономической и политической жизни. Это объяснимо, ведь в США численность населения иностранного происхождения оценивается в 46,1 млн чел. или 14,3 % жителей2. Если рассматривать трансграничную мобильность в формате Западного полушария, то здесь первенство принадлежит пространству, которое можно обозначить как Северный миграционный ареал. Он включает в себя Мексику, центральноамериканские страны и государства Карибского моря, где на США фокусируется более 90 % миграционных поКудеярова Надежда Юрьевна, Россия, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института Латинской Америки РАН ([email protected]). 2 Подсчитано по данным: World Bank, Bilateral Migration Matrix 2013. [Электронный ресурс]. URL: www.worldbank.org (дата обращения: 15.01.2017). 1 254 | Tercer Foro Internacional токов. Совокупная численность мигрантов из этого региона в США оценивается в 23 млн чел.3 Территориально большинство латиноамериканцев сконцентрированы в юго-западных штатах, 55 % всех испаноязычных жителей проживали в Калифорнии, Техасе и Флориде. В Калифорнии обосновалось около 14,4 млн чел. или более четверти всех проживающих в США латиноамериканцев4. Естественным продолжением территориальной концентрации испаноязычного населения стал сопутствующий рост числа нелегальных мигрантов, которые также стремились поселиться ближе к своим землякам. Галопирующий рост нелегального потока начался в 1990-е гг. и достиг пиковых значений в 2007 г., когда общее число находящихся в стране людей с неурегулированным статусом оценивалось в 12,2 млн чел. Под воздействием экономического кризиса интенсивность потока стала снижаться, и в 2014 г. их численность оценивалась в 11,3 млн. В топ-10 стран происхождения нелегальных мигрантов вошли шесть государств Латинской Америки и Карибского бассейна, на которые пришлось 86,9 % всех нелегалов. Подавляющее их большинство (49 %) составляли мексиканцы (5,6 млн в 2015 г.)5. Эти данные во многом объясняют латиноамериканскую проекцию дискуссии, которая стала активно проявляться в США в отношении методов реализации миграционной политики. С начала XXI в. были предприняты три попытки подготовки и принятия всеобъемлющей реформы, ни одна из них не была утверждена конгрессом США. В этой обстановке оперативные решения принимались указами президента, что вызывало споры и противодействие, но не выходило за рамки традиционного русла решения вопросов6. Эскалация миграционной проблематики началась в ходе президентской избирательной кампании 2016 г. Можно отметить, что и сами представители мейнстрима Республиканской партии оказались не готовы к произошедшей радикализации риторики. В ходе кампании никто, кроме Трампа, не смог эффективно использовать «миграционную карту», в том числе Кудеярова Н. Ю., «Эпоха массовых миграций в Латинской Америке: глобализация vs Локализация» // Латинская Америка, 2017, № 2, 76–91. 4 Brown A., López M. H., Mapping the Latino Population, By State, County and City. Pew Research Center, August 29, 2013 [Электронный ресурс]. URL: http://www.pewhispanic.org/2013/08/29/mapping-thelatino-population-by-state-county-and-city/#about-this-report (дата обращения: 01.09.2017). 5 Pew Research Center. 5 facts about illegal immigration in the U.S. April 27, 2017 [Электронный ресурс]. URL: http://www.pewresearch.org/fact-tank/2017/04/27/5-facts-about-illegal-immigration-inthe-u-s/ (дата обращения: 01.09.2017). 6 Кудеярова Н. Ю., «Проблема нелегальной латиноамериканской миграции в США: пространство непримиримого противостояния» // Вестник СПбГУ. Сер. 6: Политология. Международные отношения, 2015, № 3, 127–135. 3 Tercer Foro Internacional | 255 и Марко Рубио — сенатор-республиканец, активно выступавший за проведение миграционной реформы, ужесточающей пограничный контроль и усиливающий борьбу с нелегальной миграцией7. Дискурс Дональда Трампа, одержавшего победу на выборах, строился вокруг идеи восстановления американского мирового лидерства, где тезис о возвращении рабочих мест в Соединенные Штаты соседствовал с концепцией ужесточения миграционного регулирования (подразумевалось, что мигранты лишают рабочих мест уроженцев страны), а проблема нелегальной миграции поднималась в увязке с требованиями национальной безопасности. Основные идеи, озвученные в ходе предвыборной кампании, были в концентрированной форме сформулированы в «Видении Дональда Трампа» (Donald J. Trump’s Vision), где в качестве приоритета были обозначены «работа, зарплата и безопасность американского народа». Эти цели можно достичь, если «установить новый иммиграционный контроль, который будет способствовать повышению заработной платы и обеспечению приоритета предложения новых рабочих мест американским рабочим». При этом предлагалось «защитить экономическое благополучие законных иммигрантов, уже проживающих в стране, путем пресечения неконтролируемого приема иностранных рабочих». В «Видении» приоритет отдавался квалифицированным специалистам и финансово состоятельным мигрантам, а также заявлялось о необходимости «временно приостановить иммиграцию из регионов, которые экспортируют терроризм и где в настоящее время не может быть обеспечена проверка безопасности»8. Аргументация заявленных целей миграционной политики фокусировалась прежде всего на вопросах безопасности: «в период с 11 сентября 2001 г. и до конца 2014 г. по меньшей мере 380 человек иностранного происхождения были осуждены по обвинениям в причастности к терроризму внутри США», «с 2008-го по 2014 г. около 13 тыс. преступников были отпущены обратно в американские общины, поскольку родные страны не приняли их обратно», «62 % домохозяйств, возглавляемых нелегальными эмигрантами, использовали наличные и безналичные формы дотаций по социальным программам, в том числе в виде продовольственных талонов или помощи с жильем». В итоге «текущая иммиграционная политика обходится налогоплательщикам в 300 млрд долл. в год»9. Однако обвинения в бездействии в адрес администрации демократов во многом не соответствовали реальноКудеярова Н. Ю., «Миграционные реформы в США: мексиканский вектор дискуссии» // Ибероамериканские тетради, 2014, № 3, 85–94. 8 Donald J. Trump’s Vision [Электронный ресурс]. URL: https://www.donaldjtrump.com/policies/ immigration/ (дата обращения: 15.01.2017). 9 Ibid. 7 256 | Tercer Foro Internacional сти. Часть предложений Д. Трампа уже реализовывалась его предшественниками, столкнувшимися на этом пути с серьезным противодействием как со стороны идеологических противников, так и деловых кругов. В период правления Барака Обамы политика в отношении нелегальных мигрантов, совершивших преступления на территории США, была существенно ужесточена: в 2016 г. процент депортированных за тяжкие преступления превысил 90 % от общего числа высланных из страны по сравнению с 51 % в 2009 г.10 Несмотря на противоречивый предыдущий опыт и отсутствие простых решений, в практике миграционного регулирования были представлены «10 пунктов плана Дональда Трампа как сделать Америку снова первой». Перечислим их по порядку: 1. С первого дня начать работу над физической непроницаемостью стены на Южной границе. Мексика заплатит за стену. 2. Прекращение практики «лови-и-отпусти». При администрации Трампа, тот, кто незаконно пересекает границы, будет задерживаться вплоть до момента депортации из страны. 3. Высылка в течение одного дня иностранцев с уголовным прошлым, осуществляемая в ходе совместных операций с местными и федеральными правоохранительными органами. Прекращение смертоносной политики администрации Обамы, которая позволяет тысячам преступникам-иностранцам свободно ходить по улицам страны. 4. Конец городам-убежищам. 5. Незамедлительное прекращение действия двух незаконных амнистий президента Обамы. Все иммиграционные законы будут выполняться, количество агентов Миграционной и Таможенной служб будет утроено. Любой, кто незаконно приедет в США, подлежит депортации. Это означает соблюдать законы и защищать страну. 6. Приостановить выдачу виз в любом месте, где невозможно провести надлежащий отбор, до тех пор, пока не будут созданы надежные и эффективные механизмы проверки. 7. Убедиться, что другие страны принимают людей, которых мы депортируем. DHS Releases End of Year Fiscal Year 2016 Statistics. December 30, 2016 [Электронный ресурс]. URL: https://www.dhs.gov/news/2016/12/30/dhs-releases-end-year-fiscal-year-2016-statistics (дата обращения: 01.09.2017). 10 Tercer Foro Internacional | 257 8. Обеспечить полное внедрение биометрической системы отслеживания въездных и выездных виз во всех наземных, воздушных и морских портах. 9. Отключить магнит притяжения работы и дохода. Многие иммигранты незаконно приезжают в США в поисках работы, хотя федеральный закон запрещает трудоустройство нелегальных иммигрантов. 10. Реформировать механизмы легальной иммиграции, чтобы служить интересам Америки и ее работников, сохраняя уровень иммиграции в пределах исторических норм11. Многие аспекты, критикуемые в программе Д. Трампа, на протяжении более 20 лет являлись практикой регулирования миграций. Наиболее остро стояла проблема нелегальной миграции, которая имела латиноамериканское лицо. Неспособность государства противостоять этому явлению вызывала критику идеологов и сторонников Республиканской партии. Так, Патрик Бьюкенен, консервативный американский политик, утверждал: «Юго-Запад наводнили нелегальные чужаки, тысячи которых пересекают границу каждый день, увеличивая население Америки. Похищения людей и наркотрафик превращают в насмешку рассуждения о правах человека и уничтожают государство»12. Связывая миграционные потоки с обострением проблем безопасности, сторонники жестких антимиграционных действий настаивали на пересмотре политики в отношении мигрантов в целом и нелегальной миграции в частности. Подобная идеология, на протяжении длительного времени находившаяся за пределами практического и законодательного мейнстрима, оказалась чрезвычайно востребованной в ходе прошедшей в 2016 г. президентской избирательной кампании. Основные положения, выдвинутые республиканским кандидатом Дональдом Трампом, были поддержаны избирателями и внесли свой вклад в его победу. Наиболее ярким тезисом стало обещание построить стену на мексиканско-американской границе. Эта «Стена» стала символом новой политики США. Поддержанная избирателем жесткая риторика на практике может столкнуться со значительным сопротивлением. По многим вопросам отсутствует консолидированное мнение как среди сторонников новой администрации, так и у оппонентов. По данным опросов, проведенных Pew Research Center, американцы поддержали идею строительства стены, однако другие инициативы были восприняты не столь однозначно. ПримерDonald J. Trump’s 10 Point Plan to Put America First [Электронный ресурс]. URL: https://www.donaldjtrump.com/policies/immigration/ (дата обращения: 15.01.2017). 12 Бьюкенен П., На краю гибели. М.: АСТ, 2007, 16. 11 258 | Tercer Foro Internacional но восемь из десяти сторонников Д. Трампа заявили, что ситуация с нелегальной миграцией ухудшилась с 2008 г., в то же время респонденты не разделяли жесткой линии в отношении статуса нелегально проживавших в США мигрантов, в том числе потому, что они выполняют работу, на которую не претендуют американцы13. Можно предположить, что миграционная политика виделась в качестве той дискуссионной платформы, где можно найти быстрое решение. После инаугурации администрация Д. Трампа приступила к реализации заявленных в ходе предвыборной кампании целей. Первым шагом стал указ президента «О совершенствовании пограничной безопасности и иммиграционного контроля», опубликованный 25 января 2017 г.14 В указе внимание фокусировалось на двух задачах — строительстве стены на мексиканско-американской границе и регулировании нелегальной миграции. Отмечалось, что нелегалов, задержанных на территории США за нарушение законов или осужденных в США, будут депортировать. Если страны, из которых нелегалы прибыли на территорию США, не пойдут навстречу и не будут принимать своих граждан, то США могут отказать гражданам этих стран в выдаче виз. Значительная часть указа содержала положения относительно строительства стены. Планировалось, что на начальном этапе первичное финансирование строительства будет происходить за счет американских налогоплательщиков, а впоследствии затраты должны быть компенсированы мексиканской стороной. Данный указ вызвал широкие протесты в Мексике. В тот же день президент данной латиноамериканской страны Энрике Пенья Ньето выступил с обращением к нации, в котором отметил, что «Мексика не верит в стены. Они не способствуют сближению, они разъединяют». Он отметил, что консульства латиноамериканской страны должны сосредоточиться на помощи мигрантам. Он еще раз артикулировал позицию, что Мексика никогда не будет оплачивать возведение стены на границе15. В знак протеста визит мексиканского президента в США был отменен. Gramlich J., Trump voters want to build the wall, but are more divided on other immigration questions. Pew Research Center. November 29, 2016 [Электронный ресурс]. URL: http://www.pewresearch.org/facttank/2016/11/29/trump-voters-want-to-build-the-wall-but-are-more-divided-on-other-immigrationquestions/ (дата обращения: 01.09.2017). 14 Executive Order: Border Security and Immigration Enforcement Improvements, January 25, 2017 [Электронный ресурс]. URL: https://www.whitehouse.gov/the-press-office/2017/01/25/executiveorder-border-security-and-immigration-enforcement-improvements (дата обращения: 01.09.2017). 15 Mensaje del Presidente Enrique Peña Nieto. 25 de Enero, 2017 [Электронный ресурс]. URL: https:// www.gob.mx/presidencia/prensa/mensaje-del-presidente-enrique-pena-nieto-92770 (дата обращения: 01.09.2017). 13 Tercer Foro Internacional | 259 Идея строительства стены не нова. Первые шаги по возведению ограждения были предприняты еще в 1994 г. с началом волны массовой нелегальной миграции. В период президентства Дж. Буша — младшего строительство получило новый импульс в качестве ответа на террористическую опасность. В настоящее время суммарная протяженность выстроенных ограждений составляет 950 км. Современный проект подразумевает сооружение «от 700 и до 900 миль» стены (1000–1500 км), при том что общая протяженность границы составляет 3201 км. Несмотря на спорность вопроса и угрозу обострения отношений с латиноамериканским соседом, в июле 2017 г. конгресс США утвердил выделение 1,6 млрд долл. на строительство стены на границе Соединенных Штатов и Мексики16. На своей странице в «Твиттере» Трамп прокомментировал решение словами: «Большая победа для строительства стены». Утверждение данного бюджета стало первой победой Трампа, члены Республиканской партии отмечали, что президент откажется подписывать бюджет без выделенных на это строительство денег17. Таким образом, направление миграционной политики, одобряемое общественным мнением, постепенно развивается. Утверждение бюджета стало очередным шагом в развитии конфронтации в отношениях между США и Мексикой. Однако значительно более конфликтными для внутриполитической повестки США стали решения, ужесточающие меры регулирования нелегальной миграции и противодействия терроризму. Так, 27 января 2017 г. был издан указ «О защите нации от въезда иностранных террористов в США», в котором был введен запрет на въезд в страну на срок 90 дней для граждан шести мусульманских стран: Ирана, Сирии, Ливии, Сомали, Йемена и Ирака, независимо от стремления получить статус беженца18. Этот указ вызвал жесткое противодействие судебной власти в США, против выступили многие общественные и политические деятели страны. Новым шагом, увеличивающим внутриполитическую конфронтацию, стала отмена программы, защищавшей от депортации нелегальных мигрантов, въехавших в Соединенные Штаты в детском возрасте. В США находятся около 800 тыс. чел., участников программы, из них 70 West Wing Reads for 07.12.17 [Электронный ресурс]. URL: https://www.whitehouse.gov/ blog/2017/07/12/west-wing-reads-71217?utm _ source=twitter&utm _medium=social&utm _ campaign=wh_20170712_wwr (дата обращения: 01.09.2017). 17 Pozzi S. “Trump logra su primera victoria en el Congreso para construir el muro con México” // El País, Madrid, 13 de julio 2017 [Электронный ресурс]. URL: https://elpais.com/internacional/2017/07/13/ actualidad/1499907290_800566.html?rel=mas (дата обращения: 01.09.2017). 18 Executive Order: Protecting the Nation from Foreign Terrorist Entry into the United States [Электронный ресурс]. URL: https://www.whitehouse.gov/the-press-office/2017/01/27/executive-order-protectingnation-foreign-terrorist-entry-united-states (дата обращения: 01.09.2017). 16 260 | Tercer Foro Internacional % — это выходцы из Мексики и в целом 90 % участников программы прибыли в детском возрасте из латиноамериканских стран19. В постановлении, опубликованном 5 сентября 2017 г., отмечалось, что администрация Трампа закончила «незаконную иммиграционную политику предыдущей администрации, создавшей незаконную программу „Отложенных действий по отношению к прибывшим детям“» (Deferred Action for Childhood Arrivals, DACA)20. Завершение программы должно произойти в течение шести месяцев. Однако власти 15 штатов США подали судебный иск против отмены программы. Противостояние по отмене данного распоряжения только начинается. Подводя итог сравнительного анализа риторики и практики миграционной политики администрации Д. Трампа, можно отметить, что парадоксальным образом мы видим соответствие анонсированных действий и предпринимаемых шагов. Также отчетливо видно, что поддерживаемая общественным мнением идея строительства стены не встречает мощного сопротивления в политической плоскости. Подобное внешнее проецирование проблем во многом находит поддержку. Однако в вопросах, где нет консенсуса у элит, бизнеса и общественного мнения, поиск простых прямолинейных решений сталкивается с серьезным сопротивлением различных ветвей власти. Начавшийся раунд межпартийного, внутрипартийного противостояния и включения в этот процесс инструментов других ветвей власти тормозят волну планировавшихся реформ. В этой ситуации разменным капиталом может стать межгосударственная повестка, затрагивающая отношения со странами — членами Североамериканского договора о свободной торговле (НАФТА). Библиография 1. Brown A., López M. H. Mapping the Latino Population, By State, County and City / Pew Research Center. August 29 2013 [Электронный ресурс]. URL: http://www. pewhispanic.org/2013/08/29/mapping-the-latino-population-by-state-countyand-city/#about-this-report (дата обращения: 01.09.2017). 2. Pew Research Center. 5 facts about illegal immigration in the U.S. April 27 2017 [Электронный ресурс]. URL: http://www.pewresearch.org/fact-tank/2017/04/27/5facts-about-illegal-immigration-in-the-u-s/ (дата обращения: 01.09.2017). “It’s outrageous’: 15 states challenge Trump’'s Daca decision in court” // The Guardian. September 6 2017 [Электронный ресурс]. URL: https://www.theguardian.com/us-news/2017/sep/06/daca-stateslawsuit-trump-dreamers-immigration (дата обращения: 01.09.2017). 20 President Donald J. Trump Restores Responsibility and the Rule of Law to Immigration [Электронный ресурс]. URL: https://www.whitehouse.gov/the-press-office/2017/09/05/president-donald-j-trumprestores-responsibility-and-rule-law (дата обращения: 01.09.2017). 19 Tercer Foro Internacional | 261 3. Кудеярова Н. Ю. «Миграционные реформы в США: мексиканский вектор дискуссии» // Ибероамериканские тетради, 2014, № 3, 85–94. 4. Кудеярова Н. Ю. «Проблема нелегальной латиноамериканской миграции в США: пространство непримиримого противостояния» // Вестник СПбГУ. Сер. 6: Политология. Международные отношения, 2015, № 3, 127–135. 5. Кудеярова Н. Ю. «Эпоха массовых миграций в Латинской Америке: глобализация vs Локализация» // Латинская Америка, 2017, № 2, 76–91. Е. В. Киселева1 Проблемы миграции в интеграции государств Ибероамерики The problems of migration in the integration of the states of Iberoamerica Resumen: En relación con el aumento del papel y la importancia de la migración en diversas esferas de interacción entre los estados, el artículo describe la cooperación de los países iberoamericanos en la integración económica en términos de migración, llevada a cabo en el marco de asociaciones de integración, acuerdos comerciales regionales y otros foros intergubernamentales. Según las asociaciones de integración, los 4 niveles tradicionales de integración económica se destacan en el trabajo sobre el cual se implementan tres enfoques diferentes a la regulación legal internacional de la migración, que fueron examinados sobre los ejemplos de la Comunidad Andina y el MERCOSUR. Entre los acuerdos comerciales regionales con la participación de los estados iberoamericanos están los que tienen disposiciones sobre migración, se da una descripción general de tales disposiciones. Otros foros interestatales, es decir no creando obligaciones legales para los estados, se consideran los ejemplos del Puebla Process y el Lima Process. Algunas tendencias y problemas en esta esfera están indicados. Palabras clave: derecho internacional; migración; organizaciones internacionales de integración económica. Abstract: With the increase of the role and significance of migration in various spheres of inter-state interaction, the article outlines the cooperation of the IberoAmerican countries on economic integration in respect of migration, that takes place within the framework of integration organizations, regional trade agreements and other intergovernmental fora. As to the integration organizations, the traditional 4 levels of economic integration are singled out with the three different approaches to the international legal regulation of migration that are used there. The examples of the Andean Community and MERCOSUR are studied. Among the regional trade agreements with the participation of the Ibero-American states, those having provisions on migration are presented, and a general description of such provisions is given. Other interstate fora, i.e. not creating legal obligations for states, are considered at the examples of the Pueblo Process and the Lima Process. Some tendencies and problems in the sphere are outlined, too. Key words: international law; migration; international organizations of economic integration. Киселева Екатерина Вячеславовна — Россия, кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права юридического института Российского университета дружбы народов ([email protected]). Статья подготовлена в рамках проекта РГНФ 16-03-50188. 1 Tercer Foro Internacional | 263 В отношении государств Латинской Америки порой отмечается, что миграция оказала самое разностороннее влияние на регион — от формирования концепции защиты прав человека в целом до специфики экономического сотрудничества в частности2. Свобода передвижения как право человека может рассматриваться в качестве конституционной традиции региона Южной Америки, где еще в 1811 г. в первой Конституции Венесуэлы было провозглашено (а в дальнейшем воспроизведено и другими странами региона), что все иностранцы независимо от гражданства допускаются на территорию государства3. Тенденцией последнего полувека для государств Ибероамерики является увеличение потоков внутрирегиональной миграции4. На 2015 г. 63 % иммигрантов региона происходят из других государств этого же региона5. Такие данные обусловливают вовлеченность государств региона в различные формы взаимодействия по вопросам миграции, в том числе находящиеся в тематической плоскости экономической интеграции. Как отмечает профессор Г. М. Вельяминов6, с позиций международного экономического права применительно к миграции затрагиваются такие аспекты, как регулирование «трансграничных перемещений как таковых, причем не вообще мигрантов, но в их качестве рабочей силы как источника трудовых услуг» (параграф 434), а конкретно — проблемы «во-первых, допуска мигрантов и, во-вторых, обеспечения режима предоставления им трудовых услуг (национальный режим и т. д.)» (там же). См., напр.: Миронов Н. М. «Основные этапы становления межамериканской системы защиты прав человека» // Политические изменения в Латинской Америке, 2008, № 3–4. [Электронный ресурс]. URL: https://sites.google.com/site/latinoamerikanistika/arhiv-nomerov/2008-3---4/n-mmironov-osnovnye-etapy-stanovlenia-mezamerikanskoj-sistemy-zasity-prav-celoveka. (дата обращения: 15.01.2017). 3 См.: Acosta D. Free Movement in South America: The Emergence of an Alternative Model? August 23 2016. [Электронный ресурс]. URL: http://www.migrationpolicy.org/article/free-movement-south-americaemergence-alternative-model. (дата обращения: 15.01.2017). 4 “Around 28,5 Million Latin American and Carribean People Live Outside their Native Countries” / / Economic Commission for Latin American and the Carribean, 14 November 2014 [Электронный ресурс]. URL: https://www.cepal.org/en/print/24443; Pizarro J. M., Villa M. International migration in Latin America and the Carribean: A summary view of trends and patterns. 5 July 2005, UN/POP/MIG/2005/14, 4. Ср.: Bown C. P., Lederman D., Pienknagura S., Robertson R., Neighbors B. Toward a Renewal of Economic Integration in Latin America. Washington, DC: World Bank, 2017, 162. 5 “International migration in Latin America and the Carribean” // Economic Commission for Latin American and the Carribean. 5 October 2015 [Электронный ресурс]. URL: https://www.cepal.org/en/ print/34095. (дата обращения: 15.01.2017) 6 Вельяминов Г. М. Международное экономическое право и процесс (Академический курс): учеб. М.: Волтерс Клувер, 2004. В контексте межгосударственных региональных интеграционно ориентированных учреждений (параграфы 124, 161); конкретных региональных организаций (параграфы 242, 270); торговли услугами (366, 369, 375) и др. 2 264 | Tercer Foro Internacional Сотрудничество государств по вопросам экономической интеграции в части миграции можно проследить через анализ деятельности интеграционных объединений, содержание региональных торговых соглашений и работу иных межгосударственных форумов. Интеграционные объединения. В целом выделяется четыре уровня экономической интеграции: зона свободной торговли, Таможенный союз, общий рынок и Экономический союз7. Миграция обычно входит в плоскость интеграционного регулирования на последнем и предпоследнем уровнях интеграции. В зависимости от достигнутого уровня экономической интеграции выделяется три различных подхода к международно-правовому регулированию миграции. Первый — уровень максимальной либерализации — имеет место тогда, когда право на свободу передвижения признается в полном объеме в отношении граждан государств — участников соответствующего межгосударственного объединения. В Ибероамерике примером подобного уровня сотрудничества является Андское сообщество8. В 2001 г. Андским cоветом министров иностранных дел было принято Решение 503 «О признании национальных документов, удостоверяющих личность»9, установившее наличие документов, перечисленных по странам в ст. 1 Решения, в качестве единственного условия для проезда и краткосрочного пребывания10 во всех странах субрегиона в туристических целях (т. е. без намерения остаться для постоянного проживания и, соответственно, без разрешения на занятие оплачиваемой деятельностью; ст. 2 Решения). Венесуэла, первоначально не участвовавшая в Решении 503, присоединилась к нему в 2005 г., когда вступило в силу соответствующее Решение 603 «Об участии Венесуэлы в Решении 503». Решением 504 2003 г. было принято решение о введении единого документа — андского паспорта (решение вступило в силу 31 декабря 2006 г. Решением 525 (июль 2004 г.) утвержден проект электронного паспорта11. Для достижения целей общего рынка были приняты и другие меры, облегчающие проезд по странам субрегиона12. Например, в 1996 г. была создана Андская миграционная карта International dialogue on migration. No. 13. Free movement of persons in regional integration processes / IOM, Geneva, 2010, 19. 8 См., напр.: Киселева Е. В. Международно-правовое регулирование миграции: учеб. пособие. 3-е изд., испр. и доп. М.: Юрайт, 2017. 9 Вступило в силу в январе 2002 г. См. также: Bown Chad P., Lederman D., Pienknagura S., Raymond R., Neighbors B. Op. cit., 166. 10 До 90 дней с правом однократного продления (ст. 10 Решения). 11 См.: Comunidad Andina: normativa en material de migraciones. Secretaria General SG/di 701. 2005. P. 2. 12 Например, сокращение и упрощение полицейских и таможенных формальностей и т. д. 7 Tercer Foro Internacional | 265 как единственный документ контроля за миграцией. Она обязательна при въезде из стран Андского сообщества. Второй подход реализуется на трех иных из четырех упомянутых уровнях экономической интеграции (в общем рынке, Таможенном союзе, зоне свободной торговли). Этот подход заключается в ограниченном признании права на свободу передвижения и права на труд и лишь для отдельных групп иностранцев. В значительной степени используется аналогия с наработками Всемирной торговой организации (ВТО), где в рамках четвертого способа оказания международных услуг по Генеральному соглашению по торговле услугами (ГАТС) за государствами сохраняется свобода в принятии мер регулирования допуска на свою территорию и пребывания на ней иностранцев. Ибероамериканские государства сотрудничают по такой модели, например, в рамках Общего рынка юга (МЕРКОСУР)13. Достижение свободы передвижения всех факторов производства, включая рабочую силу, было включено в учредительные документы МЕРКОСУР — Асунсьонский договор 1991 г. Отталкиваясь от положений Протокола Оуро Прето 1994 г., государства-участники приняли ряд соглашений по миграционной тематике, в соответствии с которыми отдельным категориям мигрантов была предоставлена возможность получения автоматической визы и свободы проживать и работать на территории государств-членов при определенных условиях (отсутствие судимости за, предшествовавших въезду) — Соглашение о свободе передвижения и проживания для граждан государств — членов МЕРКОСУР. Другим мигрантам (например, ученым, журналистам и др.) было предоставлено право на краткосрочный въезд для некоторых целей. В 1998 г. на основании протокола Монтевидео по торговле услугами было облегчено положение лиц, оказывающих услуги на территории другого государства-члена. Было также заключено соглашение о визе МЕРКОСУР, позволяющей находиться до четырех лет на территории государств-членов с целью оказания услуг. В соответствии с третьим подходом государства устанавливают облегченные правила относительно въезда на свою территорию и временного пребывания на ней ограниченного числа категорий граждан иностранных См.: Беликова К. М. «Институциональная структура и источники права ЕС и МЕРКОСУР: сравнительно-правовой аспект» // Международное право и международные организации, 2013, № 1, 78–91; International dialogue on migration. No. 13. Free movement of persons in regional integration processes / IOM, Geneva, 2010, 34–36; Globalization and lnternational Migration in Latin America and the Caribbean: Trends and Prospects for the 21st Century, Regional Seminar Santiago, Chile, October 27–29, 1998 Final Report / UNESCO, MOST Management of Social Transformations, 1999. Migration Studies Network for Latin America and the Caribbean (REMIALC). 13 266 | Tercer Foro Internacional государств, не предоставляя при этом даже им послаблений в отношении доступа к рынку труда. Относительно региональных организаций интеграции существует точка зрения, что их создание не самым типичным образом связано с проблемами незаконной миграции. Если обычно незаконная миграция рассматривается в качестве негативного фактора, препятствующего эффективной реализации экономических целей межгосударственных организаций интеграции, которые стремятся преодолеть с помощью международно-правовых средств, то в Латинской Америке незаконная миграция относилась к поводам к созданию новых международных объединений, где последние рассматривались среди прочего в качестве средств к снижению остроты проблем незаконной миграции14. Другими словами, не результат экономической интеграции в качестве более высокого уровня жизни в государствах-участниках (в сравнении с другими государствами) является притягивающим фактором для осуществления миграции с нарушением законодательства соответствующих государств, но государства создают интеграционные организации для того, чтобы отчасти разрешить проблему незаконной миграции. Региональные торговые соглашения. На 20 июня 2017 г., по данным Всемирной торговой организации (ВТО) между государствами мира действовало 279 региональных торговых соглашений (РТС)15. Рост числа РТС составляет одну из тенденций современности, диалектически дополняющую вместе с иными формами региональной интеграции тенденцию к глобализации. Всё большее число РТС затрагивает вопросы миграции16. Так, среди примерно 80 РТС с участием ибероамериканских государств, 20 охватывает вопрос перемещения работников, из которых 4 являются внутрирегиональными РТС (Чили — Колумбия, в силе с 8 мая 2009 г.; Перу — Мексика, 1 февраля 2012; Панама — Чили, 7 марта 2008 г.; Коста-Рика — Перу, 1 июня 2013 г.)17. См., напр., в отношении МЕРКОСУР: Acosta D. Free Movement in South America: The Emergence of an Alternative Model? August 23 2016 [Электронный ресурс]. URL: http://www.migrationpolicy.org/ article/free-movement-south-america-emergence-alternative-model. (дата обращение: 1.10.2017) 15 Facts and figures, Regional trade agreements, World Trade Organization [Электронный ресурс]. URL: https://www.wto.org/english/tratop_e/region_e/region_e.htm. (дата обращение: 1.10.2017) 16 См., напр.: Crawford J.-A., Fiorentino R. V. The Changing Landscape of Regional Trade Agreements / World Trade Organization, 2005, Discussion Paper No 8 [Электронный ресурс]. URL: https://www. wto.org/english/res_e/booksp_e/discussion_papers8_e.pdf, 5. (дата обращение: 1.10.2017) 17 Составлено на основе данных ВТО [Электронный ресурс]. URL: http://rtais.wto.org/UI/ PublicMaintainRTAHome.aspx. (дата обращение: 1.10.2017) 14 Tercer Foro Internacional | 267 Миграционная проблематика может быть освещена в РТС в качестве первостепенного или второстепенного аспекта. Она может включать положения относительно в въезда в государство, пребывания на его территории, доступа к рынку труда и др. Чаще других встречаются наиболее мягкие формы облегчения свободы передвижения лиц: упрощенный порядок выдачи виз, введение многократных виз, виз более длительного срока действия, отмена визовых требований и др. В части правил проживания и трудоустройства могут встречаться нормы об упрощении получения или отмене обязательности получения разрешения на временное пребывание или разрешения на работу. Хотя ряд ученых высказывает сомнения относительно перспектив использования РТС для расширения международного сотрудничества развивающихся государств, именно в сфере миграции как временного передвижения рабочей силы региональные торговые соглашения значительно опережают в своей эффективности многосторонние действия18. Иные межгосударственные форумы. Государства Ибероамерики, как и государства иных регионов не ограничиваются лишь теми формами межгосударственного сотрудничества, которые создают обязательства юридического характера. Региональные консультативные процессы также распространены в регионе. Одним из первых региональных консультативных процессов стала Региональная конференция по миграции, Процесс Пуэбла19, инициированная в Мексике в 1996 г. В настоящее время Процесс Пуэбла привлекает внимание государств к проблемам миграционной политики и управления миграцией; правам человека мигрантов независимо от статуса мигрантов; приграничному сотрудничеству; связи миграции и вопросов здравоохранения; борьбе с торговлей людьми и др. Действует с 2000 г. и Лимский процесс, иначе называемый Южно-­ Американской конференцией по миграции20, в чьи приоритеты входит обеспечение уважения к правам человека мигрантов независимо от статуса Hoekman B., Winters A. L. “Multilateralizing preferential trade agreements: A developing country perspective” // Baldwin R., Low P. (Eds.). Multilateralizing Regionalism: Challenges for the Global Trading System. Cambridge: Cambridge University Press, 2009, 636–680. Ср.: Crawford J.-A., Fiorentino R. V. The Changing Landscape of Regional Trade Agreements / World Trade Organization, 2005. Discussion Paper No 8. [Электронный ресурс]. URL: https://www.wto.org/english/res_e/booksp_e/discussion_ papers8_e.pdf, 16. (дата обращение: 1.10.2017) 19 См. официальный сайт процесса: [Электронный ресурс]. URL: http://www.rcmvs.org/ Государства-участники: Белиз, Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Канада, Коста-Рика, Мексика, Никарагуа, Панама, Сальвадор, США. (дата обращение: 1.10.2017) 20 См. официальный сайт процесса: [Электронный ресурс]. URL: http://csm-osumi.org/ Государства-участники: Аргентина, Боливия, Бразилия, Венесуэла, Гайана, Колумбия, Парагвай, Перу, Суринам, Уругвай, Чили, Эквадор. (дата обращение: 1.10.2017) 18 268 | Tercer Foro Internacional мигрантов; продвижение подходов к миграции в связи с развитием; усиление диалога и политической координации между государствами; подчеркивание значительности вклада мигрантов в благосостояние и культурное обогащение государств происхождения; продвижение участия представителей гражданского общества. Оба консультативных процесса затрагивают сотрудничество по региональным и субрегиональным соглашениям государств, а также вопросы взаимодействия с государствами иных регионов21. Кроме названных, действуют, например, Андский форум по миграции, Специальный форум МЕРКОСУР по миграции22. В качестве сложностей сочетания участия государств в интеграционных объединениях, региональных торговых соглашениях и иных межгосударственных форумах, как правило, называются проблемы согласования международно-правовых обязательств конкретного государства по всему спектру международных договоров, имеющих одинаковые элементы объекта международно-правового регулирования, но разные правовые установления, а также положительный вклад в развитие межгосударственного сотрудничества юридически необязательных форм взаимодействия, в данном случае — региональных консультативных процессов. В этой части государства Ибероамерики едва ли отличаются от государств иных регионов мира. Кроме того, в целом отмечается изменение акцентов в сопряжении вопросов миграции и экономической интеграции с направленных на ограничения к расширяющим применение правозащитных подходов к миграции23. Причем параллельное развитие тенденций секьюритизации международно-правового регулирования миграции и продвижения правозащитного подхода соответствует напряженности сочетания политики и права в сфере миграции, что актуально для регионов и государств, испытывающих социально-экономические сложности бе