Papers by Journal of Visual Theology
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article explores the use of images in Christian educational tradition. It deals with the atti... more The article explores the use of images in Christian educational tradition. It deals with the attitudes towards fine arts that has been hitherto thematized mainly within philosophical discourse. In this paper we shall avoid theological debates on images in religion and focus on neutral images that were not used in ritual practices. The author shows that in ancient pedagogical thought the importance of artistic and poetic imagery was highly praised and they were believed to be superior in quality and ontological value to images. The works of fine arts were considered as agents of knowledge suitable to educate commoners. Representation in general played an important role in Hellenistic society and culture. However, since education was elitist, visualization received no special place of its own in pedagogy. The perception of the visual arts in Christianity and Judaism was based on the same principles of using images that had previously been used in Hellenistic culture, by adapting them to the cult and mindset of their religions. The walls of synagogues, houses of Christian meetings, catacombs, churches, etc. were painted with frescoes and decorated with mosaics. Small visual forms and illustrated codices were quite important. Analysis of the visual heritage confirms its connection with religious education. Christian adoption of fine arts also developed the ancient thought on artworks as agents of knowledge. Christian authors applied to images those concepts that previously concerned only poetry. Ideas on the psycho-emotional impact of images were often expressed. Latin authors, fully aware of these ideas, accentuated the use of images as a means of educating the illiterate. Being involved in teaching commoners, they made important observations about the educational use of images. In particular they emphasized that the agency of images was restricted: pictures required explanation and could even be misleading. В статье рассматривается проблема использования произведений искусства в христианской педагогической традиции. Вопрос об отношении к произведениям изобразительных искусств исследован главным образом внутри философского дискурса. Мы же исключаем из сферы внимания религиозную проблематику образа (отказываясь от рассмотрения проблемы «портрета» и его статуса) и анализируем изображения, не предполагавшие культового использования. В статье показано, что в античной педагогической мысли подчёркивалось значение художественной образности и поэтической наглядности и признавалось, что они по качеству и онтологической ценности превосходят «внешние образы». Изобразительные искусства считались при этом агентами знаний, пригодными для обучения простолюдинов. Фактическая роль изобразительности в эллинистическом обществе и гражданской коммуникации была высока. Однако поскольку образование носило элитарный характер, то тема наглядности не получала специального осмысления. Развитие иудейского и христианского изобразительного искусства показывает, что оно принимает принципы использования изображений, характерные для эллинистических городов, но с рядом определённых оговорок, касающихся культового использования образов. Стены синагог, домов христианских собраний, катакомб, церквей и пр. расписывались фресками и украшались мозаиками; не менее важны были малые изобразительные формы (предметы декоративно-прикладного искусства, иллюстрированные кодексы). Анализ изобразительного наследия подтверждает его связь с религиозным образованием. В заключительной части статьи рассматривается христианская рецепция роли изобразительного искусства, развивающая мысль античных педагогов об изображениях как агентах знания. Христианские авторы распространили на изображения (внешние образы) те концепции, которые раннее касались только поэтической и умозрительной образности; часто звучала мысль о психоэмоциональном воздействии изображений. Латинские авторы, вполне разделяя эти идеи, подчёркивали, что изображения особенно хороши для научения безграмотных. Важным является представление об ограниченной агентности изображений: они требуют пояснения и даже могут вводить в заблуждение.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article deals with the interpretation of miniatures in illustrated medieval chronicles. Two c... more The article deals with the interpretation of miniatures in illustrated medieval chronicles. Two case studies are taken as examples: Radziwill Chronicle of the late 15th century illuminated with miniatures that still preserve archaic features of original drawings, and the Illustrated Chronicle of Ivan the Terrible of the 16th century. These monuments contain important material exemplifying the theme of Russia and evincing the singularity of their artistic language and drawing techniques. To better interpret those miniatures, we proceed from the fundamentals of Christian worldview to the function of images in Middle Ages. The artist-drawer was well aware of Christian cosmology. His world consisted of an infinite and invisible ‘Heaven’ and a limited in space ‘Earth' where historical events unfolded, being depicted in a narrow horizontal band, commenting historical events closely to the text.
At the same time, the artist used traditional graphic tools to create images laden with recognizable connotations. Visual images did not so much depict a topic or an object to be illustrated, but rather conveyed their typological features. Further evolution of the artistic language of fine arts during the Late Middle Ages is evidenced in the miniatures of the Illustrated Chronicle of Ivan the Terrible. In the course of time the narrative aspect of book miniatures has matured, strengthening their function as information sources in their own rights within the overall composition of the book and saturating it with suggestive details, thus truly portraying the events instead of just indicating or signifying. Рассматриваются подходы к интерпретации содержания, заложенного в книжных миниатюрах Радзивиловской летописи конца XV в., сохранившей архаичные рисунки своих протографов, и Лицевого летописного свода XVI в. В этих памятниках, представляющих разные периоды развития исторической миниатюры, сосредоточен основной материал, связанный с русской темой и позволяющий судить о своеобразии изображений и эволюции приёмов их построения. Чтобы понять смысл, заложенный в визуальных образах, необходимо исходить из особенностей христианского мировосприятия, функций изображений в средневековый период, степени их зависимости от литературной основы и совокупности специальных художественных приёмов, используемых при создании произведений. Художник осознаёт структуру христианского понимания картины мира, состоящего из бесконечного и невидимого «Неба» и «Земли», ограниченной во времени и пространстве. По этой причине в рисунках для обозначения исторических событий использовалась только горизонталь в виде короткой узкой полосы, вмещающей объекты природного и исторического происхождения, а также персонажей, ощущавших воздействие «невидимого мира». Изображения полностью зависели от своей литературной основы, как в выборе темы, так и в полноте передачи содержания. Одновременно художник, в отличие от писателя, обладал своими изобразительными средствами, позволявшими по-своему её интерпретировать. В таких условиях визуальные образы не столько изображали, сколько обозначали иллюстрируемую тему, передавая лишь типологические признаки объектов. Об изменениях выразительных возможностей изобразительного искусства, произошедших в период зрелого Средневековья, можно судить по миниатюрам Лицевого свода. Усиление повествовательного языка книжных рисунков приводит к возрастанию их информационной роли
в составе книги, наполнению деталями, позволяющими передавать черты конкретных объектов. В результате эволюции на смену миниатюрам, «обозначавшим» событие, приходят рисунки, тяготеющие к его изображению.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article explores the iconography of philosophers in the decoration of Eastern Orthodox church... more The article explores the iconography of philosophers in the decoration of Eastern Orthodox churches. The tradition of depicting ancient philosophers in medieval Orthodox churches (Byzantium, Greece, Russia, Bulgaria, Romania) is poorly studied. The discussion in the paper is focused on one specific aspect of the problem, namely the identification of depicted philosophers. This problem is of particular interest owing to idiosyncratic connotations of philosophers' images in medieval Christian culture, different from those in ancient Greece and ancient Rome. Appearance, clothing and dicta in inscriptions are helpful to determine identity, but are not the only means of identification. For example, in various regional traditions the same philosopher is identified by different citations. The article also analyzes such attributes as a headdress (wide-brimmed hat, cap, oriental turban, royal crown), a beard and philosophers’ cloak. For issues of appearance, “Hermeneia” by Dionysius of Fourna is an important guide. The synthesis of the textual and the visual is instrumental in the formation of iconographic traditions. The influence of the text “Prophecies of the Hellenic Sages” on the iconography of ancient philosophers in Russia in the 16th – 17th centuries is a remarkable example. Particular attention in the paper is paid to the iconography of Plato and Aristotle. Статья посвящена проблеме идентичности античного философа в составе интерьерных росписей христианских, прежде всего православных, храмов. Автор опирается на визуально-теологические, визуально-антропологические и эстетико-антропологические принципы исследования. В статье представлен малоизвестный иконографический материал, раскрыто уникальное значение и исследованы особенности традиции изображения античных философов в средневековых православных храмах (в Византии, Греции, России, Болгарии, Румынии) в перспективе обсуждения проблемы определения идентичности изображённых лиц. Автор на широком материале обращается к анализу причин значительной актуальности этой проблемы, связанной с особым характером понимания образа античного философа в христианской средневековой культуре, отличного от его понимания в древней Греции и древнем Риме. Подробно исследуются такие элементы образа античных философов, как внешность, одежда и изречения, которые могут способствовать определению идентичности, но не являются универсальным средством решения этого вопроса (так, в разных региональных традициях за одним и тем же философом закрепляются разные изречения). Автор анализирует такие эстетические и иконографические атрибуты, как головной убор (широкополая шляпа, шапочка, восточный тюрбан, царская корона), борода, плащ философа. При исследовании внешности античных философов основанием являются «Ерминии» Дионисия Фурноаграфиота. Подчёркивается особое значение взаимосвязи текстового и визуального начал при формировании иконографической образности, например, влияние текста «Пророчества эллинских мудрецов» на иконографию античных философов на Руси в XVI–XVII вв. Особое внимание уделено иконографии Платона и Аристотеля.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
Studying architecture and frescoes of Novgorod’s monastic churches of the second half of the 14th... more Studying architecture and frescoes of Novgorod’s monastic churches of the second half of the 14th century, one has to face the fact that the purpose of some annexes as well as internal compartments is yet unknown and their liturgical function remains unclear. Our insufficient understanding of ‘architectural iconography’ of these additional spaces complicates the interpretation of the murals with all their semantic nuances. Monastic churches of Novgorod had a tendency to gradually phase out external extensions while increasing the partitioning of the western part of the nave. In this article we attempt to clarify the purpose of these new spaces using the example of Novgorod’s suburban monastic churches and to characterize the programs of their fresco decorations assuming multifaceted function of these extra spaces, including their symbolic significance. The iconographic program of the narthex in
the Assumption Church in archbishop’s Volotovo monastery served as a kind of a prelude to the decoration of the main space and corresponded to the beginning of the Assumption evening service following the traditions of Palaeologan Renaissance. A less ‘theological’ program of the narthex of the Church of the Savior in Kovalevo monastery whose ktetors were Novgorod boyars, emphasized the connection between the healing of body and soul with salvation in Christ, indicating adherence to local liturgical traditions as well as the influence of the Western Balkans’ artistic culture. But, despite the differences in traditions, both decorative programs of the vestibules prepared the faithful for the entry into the main space of the church as into the House of Divine Wisdom. The character of female images in these monasteries correlated with the type of a monastery: Volotovo was a male monastery, while Kovalevo, most probably, was of the mixed type. An unusual location of the monastic theme in the painting of the choir of another suburban monastic church, Nativity in the Red Field, is, in our opinion, linked to the purpose of its associated monastery which served a large cemetery. При исследовании росписей новгородских монастырских храмов второй половины XIV века приходится сталкиваться с тем, что назначение внешних пристроек и отдельных внутренних компартиментов, их функционирование в богослужебном контексте всё ещё представляются нечётко. Такая неразработанность архитектурной «иконографии» дополнительных пространств осложняет понимание многослойности содержания росписей и их смысловых оттенков. Монастырские храмы Новгорода в этом плане бывали устроены весьма своеобразно и неодинаково, но имели тенденцию к редуцированию пристроек и, напротив, к увеличению западной части основного объёма. В статье делается попытка уточнить назначение этих пространств на примере новгородских загородных монастырских храмов, имевших роспись, и кратко охарактеризовать специфику фресковой декорации (там, где она сохранилась) исходя из полифункционального характера этих архитектурных частей и их символики. Более «учёная» программа росписи притвора церкви Успения в архиепископском Волотове монастыре служила своего рода увертюрой к декорации основного объёма и точно соответствовала началу вечерней службы на храмовый праздник Успения, наследуя традиции палеологовского ренессанса. Более демократичная программа притвора церкви Спаса в монастыре на Ковалёве, ктиторами которого были бояре, акцентировала тему связи исцеления тела и души со Спасением во Христе, указывая на приверженность местной традиции почитания и, вместе с тем, на знакомство с художественной культурой западных Балкан. Но, несмотря на различие традиций, декоративным программам притворов в равной степени свойственно приготовление входящего в основной объём храма как в мир средоточия Премудрости. Состав женских изображений в этих памятниках позволяет говорить о характере монастырей: в случае Волотова – мужского, Ковалёва – вероятно, смешанного. Особенность локализации монастырской тематики в росписи на хорах церкви ещё одного загородного монастыря – Рождества на Красном поле – обусловлена, на наш взгляд, спецификой монастыря, обслуживавшего большое кладбище.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The ornamental repertoire of the fresco decoration program of the Assumption Church in Volotovo i... more The ornamental repertoire of the fresco decoration program of the Assumption Church in Volotovo is distinguished by its extraordinary richness and diversity. Ornamental friezes with ‘architectural’ antiquicising motifs cover the walls and pillars of the church, in particular curb, bar and console friezes, meanders and geometricized plant forms on wooden ties. All of them are quite traditional for Byzantine painting of the first half of the 14th century when classicizing motifs became popular. However, ornamental compositions at the top of the frescoes, on the window slopes, on the vaults of the choir chambers and on the pre-apse arch, as well as in the altar zone are quite unique for their pronounced oriental flavor. These ornamental compositions look like copies of Golden Horde toreutics. The Mongol conquests contributed to large-scale migration processes and new cultural contacts as well as the emergence of new tastes and fashions. The ethnic composition of the craftsmen working for Mongols was quite diverse, which is evidenced in the forms and ornamentation of their artworks. At the same time in Palaeologan Byzantium we see little interest in orientalizing motifs in the background of traditionally prevailing taste for antiquity. It is remarkable that oriental forms are conspicuously absent from other Novgorod monuments, which are normally classified into the same group as frescoes in Volotovo, namely the Church of the Savior on Ilyina Street and Theodore Stratilates Church. Apparently, the influence of the Golden Horde civilization was so significant, that its ornamental repertoire had a wider circulation, greater accessibility and popularity than we are ready to presume. Орнаментальный репертуар ансамбля росписи храма Успения на Волотовом поле отличался необыкновенным богатством и разнообразием. На стенах и столбах храма были помещены орнаментальные фризы с «архитектурными» мотивами антикизирующего характера. Это были разные варианты поребрика, брусковый и консольный фризы, меандр и геометризованные растительные формы на деревянных связях. Все они вполне традиционны для византийской живописи первой половины XIV в., отличающейся активным интересом к пластическим классицизирующим мотивам. Орнаментальные композиции в верхней части росписи, на откосах окон, на сводах камер на хорах и на своде предалтарной арки, а также в алтарной зоне имели особый характер. Это были вариации на темы восточной орнаментики и почти точные копии с образцов золотоордынской торевтики. Монгольские завоевания способствовали масштабным миграционным процессам, новым культурным контактам, зарождению новых вкусов и моды. Состав работавших у монголов мастеров был интернациональным, что сказывалось в формах и орнаментации их произведений. В Византии в палеологовскую эпоху внимание к ориентализирующим мотивам на фоне преобладающего интереса к античному наследию не было сколь-либо существенным. Они оказались не востребованными и в других новгородских ансамблях, относящихся обычно к той же, что и волотовская роспись, группе памятников-во фресках церквей Спаса на Ильине и Фёдора Стратилата, являясь своего рода загадкой. По-видимому, степень влияния золотоордынской цивилизации была настолько значительной, что орнаментальный репертуар её произведений имел более широкое хождение, большую доступность и популярность, чем мы можем предположить.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article explores visual symbols of cross-cultural processes in medieval Rus’ in the 15th – 16... more The article explores visual symbols of cross-cultural processes in medieval Rus’ in the 15th – 16th centuries by examples of Novgorod and Moscow represented by their two major saints. During this period, the formation of a common cultural and political space of Muscovy took place. One of the indications of imminent unification was that regional saints (‘genii loci’) were integrated in the united literary, artistic, and liturgical spaces. The article analyses the inception of iconographic compositions featuring two locally venerated saints – St. Varlaam of Khutyn (Novgorod) and St. Sergius of Radonezh (Moscow). These iconographic compositions are (1) painting decoration of the church of St. Sergius of Radonezh in the Novgorod Kremlin, (2) painting decoration of the church of St. Simeon the God-Receiver in the Novgorod Zverin Monastery, (3) the white cowl of Novgorod Archbishop Vasily Kalika, (4) the Muscovite icon of the Mother of God Hodegetria, (5) the tablet icon from the menologium of the Novgorod St. Sophia Cathedral and (6) the icon of the Smolensk Savior on the Spasskaya Tower of the Moscow Kremlin. The author argues that the practice of sacred visualization of cross-cultural processes demonstrates the crucial role of religious conceptualization and artistic embodiment of saintly figures acting as guarantors, even as personifications of unifying tendencies. Sacred images initiated rather than illustrated new cultural and political trends, entering the sphere of everyday religious practices as heralds of expected changes. In this way, locally venerated saints Varlaam of Khutyn and Sergius of Radonezh, co-present in a joint artistic space, visually indicated the formation of an all-Russian cultural tradition, thereby outgrowing their previous strictly local status and entering the global host of saints of the universal Church. Статья посвящена исследованию визуальных форм выражения кросскультурных процессов в средневековой Руси XV–XVI вв. на примере Новгорода и Москвы. В указанный период происходило формирование общего культурно-политического пространства Московского государства. Одним из наиболее выразительных аспектов данного процесса являлось помещение региональных святых («гениев места») в общее литературное, художественное и литургическое пространство. В статье анализируются первые случаи создания иконографических композиций (ансамблей), главными действующими лицами которых становились местночтимые святые – преподобный Варлаам Хутынский (Новгород) и преподобный Сергий Радонежский (Москва). Это (1) роспись церкви преп. Сергия Радонежского в Новгородском Кремле, (2) роспись церкви св. Симеона Богоприимца в Новгородском Зверине монастыре, (3) белый клобук Новгородского архиепископа Василия Калики, (4) московская икона Богоматери Одигитрии, (5) икона-таблетка из «святцев» Новгородского Софийского собора и (6) икона «Спас Смоленский» на Спасской башне Московского Кремля. Исследование позволяет сделать вывод о том, что практика сакральной визуализации кросскультурных процессов демонстрирует важнейшую роль религиозного осмысления и художественного воплощения тех духовных авторитетов, которые могли выступить своеобразными гарантами объединительных тенденций. Священные изображения при этом не столько иллюстрировали, сколько инициировали новые культурно-политические тренды, входя в сферу повседневных религиозных практик в качестве прообразов или предвестников желаемого положения дел. Именно в таком качестве местночтимые святые Варлаам Хутынский и Сергий Радонежский, соприсутствуя в едином художественном пространстве, визуально отмечают формирование общерусской культурной традиции, тем самым перерастая свой прежний локальный статус и входя в глобальный круг подвижников вселенской Церкви.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article studies the perception of the city and collective ideas thereof, particularly through... more The article studies the perception of the city and collective ideas thereof, particularly through the phenomenon of the urban imaginary which is a synthesis of collective representations of a real and a virtual city. The structure of the urban imaginary consists of visual images through which a person imagines a city, including its architecture or once-seen images of festive events. The author argues that religious images, in particular those related to Christian Orthodox imagery, occupy a separate place in the urban imaginary, especially in historical cities, such as Veliky Novgorod. The empirical research of the urban imaginary was conducted with the use of in-depth interviews with residents of Veliky Novgorod. The study involved 52 Novgorodians with quotas by age, duration of residence, gender and fields of activity. The purpose of the study was to inquire how a modern city is perceived, imagined and represented. This research has shown that Orthodox images form the sacred core of the urban imaginary of Veliky Novgorod. For Novgorodians, St. Sophia Cathedral, medieval churches (as integral parts of cultural landscape), Novgorod monasteries, icons and ancient Russian books are all important symbols of the city. Orthodox images make the basis for self-perception and are key elements of urban identity. They are important for cognition and emotional contact with the city in the spiritual experience of urban residents. Статья посвящена изучению процессов восприятия города со стороны человека, что тесно связано с проблематикой структурирования коллективных представлений о городе. Автором раскрывается один из возможных векторов анализа восприятия города через феномен городского воображаемого как синтеза реальных и виртуальных коллективных представлений о городе. В структуру городского воображаемого входят визуальные образы, благодаря которым человек воображает город, включая архитектуру города или образы увиденных когда-то праздничных событий. В работе показано, что отдельное место в городском воображаемом, особенно в таких исторических городах, как Великий Новгород, имеют православные образы. Основные выводы автор делает на основе эмпирического исследования городского воображаемого, которое было проведено посредством методики глубинного интервью с жителями Великого Новгорода. В исследовании приняли участие 52 новгородца с квотой по возрасту, времени проживания в городе, полу и сфере деятельности для того, чтобы выявить, как воспринимается и воображается, посредством чего представляется современный город. В работе показано, что православные образы составляют сакральное ядро городского воображаемого Великого Новгорода. Для новгородцев особое место в представлениях о своём городе занимают Софийский собор как важнейший символ города, средневековые храмы, являющиеся неотъемлемой частью культурного ландшафта и элементом городской идентичности, а также новгородские монастыри, иконы и древнерусские книги. Православные образы создают основу для самоощущения и идентификации города, они важны для познания и эмоционального приобщения к городу через духовный опыт его восприятия со стороны обычного человека.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article is devoted to the analysis of drawings and collages by Sergei Parajanov, made by him ... more The article is devoted to the analysis of drawings and collages by Sergei Parajanov, made by him during his second prison term (December 17, 1973 – December 30, 1977). It is shown how Parajanov reveals his difficult experiences through the visualization of Christian images and values. Based on the analysis of empirical material, the author semiotically reconstructs Parajanov’s emotional world. The article traces how Parajanov’s instincts and ethical values as a person gave rise to his archetypal visual texts based on the oppositions ‘thief vs. saint’, ‘top vs. bottom’, ‘right vs. left’, etc. The study of visual material is carried out in the context of Sergei Parajanov’s prison letters; accordingly, his works of art are interpreted in the context of verbal discourse. This approach allows us to see Parajanov’s work in the aspect of a combination of fiction and reality. The article substantiates the thesis that the prisoner Parajanov purposefully expressed his emotional states through archetypal (Christian) narratives, oppositions, symbols. During his stay ‘on the zone’ the artist created many ‘compressed’ visual texts ‒ drawings, collages, the main narrative of which is a ‘saint’ in prison in different visual mise-en-scenes. Статья посвящена анализу рисунков и коллажей Сергея Параджанова, выполненных им за время отбывания второго срока заключения (17 декабря 1973 – 30 декабря 1977). Показано, как Параджанов раскрывает свои тяжёлые переживания через визуализацию христианских образов и ценностей. На основе анализа эмпирического материала автор семиотически реконструирует эмоциональный мир Параджанова. В статье прослеживается, как инстинкты и этические ценности Параджанова-человека породили его архетипические визуальные тексты, основанные на оппозициях «вор vs святой», «верх vs низ», «правое vs левое» и т. д. Исследование визуального материала производится в контексте тюремных писем Сергея Параджанова, соответственно, его художественные произведения интерпретируются в контексте вербального дискурса. Такой подход позволяет увидеть творчество Параджанова в аспекте комбинации вымысла с реальностью. В статье обосновывается тезис, согласно которому заключённый Параджанов целенаправленно выражал свои эмоциональные состояния посредством архетипических (христианских) нарративов, оппозиций, символов. За время пребывания «на зоне» художником создано немало «сжатых» визуальных текстов – рисунков, коллажей, главным нарративом которых является «святой» в тюрьме в разных визуальных мизансценах.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The origin of this ‘Eleousa’ icon is unknown. In 1949, the image was in a private collection in R... more The origin of this ‘Eleousa’ icon is unknown. In 1949, the image was in a private collection in Rome. The icon suffered losses. The board was sawed off at the bottom; the background was re-primed; the layers of paint are incompletely preserved. The iconography of the image is Byzantine and the manner of painting complies with Byzantine canons. However, the holy faces and naked body parts are statuesque and impress the viewer with their materiality. A likely provenance is Sicilian, artist’s familiarity with Byzantine tradition being the strongest evidence. The master was likely influenced by stone sculpture, flourishing in Sicily and Southern Italy in the first half of the 13th century. Such imitation of sculptures in painting was well known to contemporary Roman artists, e.g., Pietro Cavallini and Jacopo Torriti. Происхождение иконы «Умиление» из московского частного собрания неизвестно. В 1949 г. образ находился в частном собрании в Риме. Памятник дошёл до нас с утратами. Доска иконы снизу и её поля опилены, фон заново загрунтован, красочные слои сохранились не полностью. Иконография образа византийская, типы ликов и манера письма исполнены преимущественно по византийским канонам. Однако лики и обнажённые части тела впечатляют своей статуарностью и вещественностью. Мы предполагаем местом создания иконы Сицилию. Решающим аргументом является органическое знание художником византийской традиции. Также можно предположить влияние скульптуры на художника-иконописца, что связано с высоким художественным уровнем каменной пластики на Сицилии и в Южной Италии в первой половине XIII в. Подобное подражание скульптурному образу было характерно для художников Рима, Пьетро Каваллини и Якопо Торрити, но уже во второй половине XIII века.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The paper examines some iconographic and stylistic features of the panel with the Virgin Eleousa ... more The paper examines some iconographic and stylistic features of the panel with the Virgin Eleousa from a private collection, exhibited at the Mikhail Abramov Museum of Russian Icons in October 2023 – February 2024. An exquisite artistic language of the icon indicates that the painter skillfully used typical Byzantine techniques. However, some undoubtedly italianizing intonations are also evident. Thus, closest analogies to somewhat amorphous facial features of the Virgin can be found in Italian panels of the mid-13th century. Broad, fleshy faces of the angels, depicted in medallions on either side of the Virgin’s halo, are endowed with almost sensual expressiveness. They demonstrate closeness to some works of Italian art dated back to the second half of the 13th – early 14th centuries. Considering painter’s virtuoso mastery of the entire arsenal of Byzantine art, presence of Western elements should be explained by the influence of a mixed Latin-Greek cultural environment. The Sicilian origin of the panel seems most plausible. A number of icons and mosaics preserved in Sicily from the 13th to the early 14th centuries reveal close stylistic similarities with the works of Constantinopolitan art. Their attribution raises significant difficulties: they could have been created either by visiting Byzantine masters or by their local disciples – Greeks or Italians. Icon’s classicizing style retains only a faint echo of late Comnenian mannerism. Calmness of refined draperies, rounded volumes and, especially, facial types give us every reason to date the panel approximately to the middle of the 13th century. В исследовании рассматриваются некоторые иконографические и стилистические особенности иконы «Богоматерь Умиление» из частного собрания, экспонировавшейся в Музее русской иконы имени Михаила Абрамова в октябре 2023 – феврале 2024 года. Рафинированный художественный язык памятника свидетельствует о том, что исполнивший его живописец органично владел приёмами византийского изобразительного искусства. Иконе присущи, однако, и несомненные итальянизирующие интонации. Так, ближайшие аналогии несколько аморфному рисунку лика Богоматери могут быть найдены в итальянских станковых произведениях середины XIII столетия. Широкие полнокровные лики ангелов, представленных в медальонах по обе стороны от нимба Марии, наделены почти чувственной выразительностью и демонстрируют близость некоторым византинизирующим итальянским произведениям второй половины XIII – раннего XIV вв. Принимая во внимание тот факт, что мастер виртуозно владеет всем арсеналом формальных приёмов византийской живописи, присутствие отдельных западных элементов должно объясняться созданием иконы в смешанной греко-латинской культурной среде. Наиболее вероятным кажется предположение о её сицилийском происхождении. Ряд памятников, сохранившихся на Сицилии от XIII – начала XIV вв., обнаруживает стилистическую близость константинопольским произведениям, поэтому их атрибуция вызывает существенные затруднения: они могли создаваться как приезжими византийскими мастерами, так и их местными учениками – греками или италийцами. Классицизирующий стиль иконы сохраняет лишь лёгкие отголоски экспрессии позднекомниновского маньеризма, а успокоенная отточенность драпировок, круглящаяся объёмность форм и, в особенности, типы ликов дают все основания для её датировки временем около середины XIII века.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The paper inquires into the dating and provenance of a particular ‘Mother of God Eleousa’ from a ... more The paper inquires into the dating and provenance of a particular ‘Mother of God Eleousa’ from a Muscovite private collection. Is this icon a work of Italian or Byzantine art? The icon went through commercial restoration in Moscow, which could have distorted its painting and complicated the tasks of its dating and attribution. Numerous interventions and tinting, especially on the damaged face of the Mother of God, were clearly visible as early as the winter of 2021–2022; now most of these have been removed, although still not completely. The aim of that restoration was probably to create the illusion of a purely Byzantine icon for commercial purposes. The author suggests that the icon is not a Byzantine monument, but was created by an Italian master guided by a Byzantine model. Byzantine influence is present in this icon as much as it was inherent in Italian art of the 13th century and widespread in various artistic centers of this time. The icon’s origin could be Sicily or South of Italy. However, additional detailed research is needed to definitely confirm such attribution. So far, Italian provenance seems to be best substantiated. The versions of dating to the end of the 13th century or to the first quarter of the same century both do not seem convincing. The reminiscences of Late Comnenian art cannot be considered as a decisive dating indicator because their presence had been found during a very long period of time, including monuments of the late 13th century. Preliminary dating points at the middle of the 13th century or even at the period between the 1230s and 1260s. Мы касаемся в публикации лишь двух, основных, с нашей точки зрения, тем: произведением итальянского или византийского искусства является икона «Богоматерь Умиление» из московского частного собрания и каковы могут быть основные вехи для её датировки. Икона пережила в Москве коммерческие реставрации, что могло исказить её живопись. Ещё зимой 2021-2022 гг. были хорошо видны многочисленные вмешательства и тонировки, особенно на пострадавшем лике Богоматери, большая часть из них теперь удалена, хотя и до сих пор не полностью. Задачей той реставрации, вероятно, было создать иллюзию чисто византийской иконы в коммерческих целях. Предварительно можно заключить, что обсуждаемая икона не является византийским памятником, но создана итальянским мастером. Возможно, итальянский художник создавал её, ориентируясь на византийский образец. В её стиле нет чисто византийских черт, византийское влияние присутствует в ней настолько, насколько оно было присуще итальянскому искусству XIII в. и распространено в разных центрах и в разные периоды этого столетия. Версия о происхождении иконы с Сицилии или с юга Италии вполне правдоподобна, возможно, она верна. Однако для окончательного обоснования такой атрибуции нужно провести дополнительное детальное современное исследование. Пока определение иконы как итальянского произведения представляется наиболее осторожным и взвешенным. Датировки памятника концом XIII в. или первой четвертью столетия не представляются убедительными. Реминисценции позднекомниновского искусства встречаются ещё очень долго, в том числе и в памятниках конца XIII в., их присутствие не может рассматриваться как датирующий признак. Предварительная датировка, как нам представляется, может быть связана с серединой XIII в. или ширес периодом между 1230-ми и 1260-ми годами.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
In the brief study of the icon in the private collection heavily worn but distinguished by high a... more In the brief study of the icon in the private collection heavily worn but distinguished by high artistic quality the author comes to the conclusion that it was probably painted in the Mediterranean in the 1st half of the 13th century by an Italian artist. The use of the widespread iconography of the Virgin Eleousa and its somewhat unique stylistic features do not allow (at least at present) for a more precise attribution. В ходе краткого исследования, посвящённого иконе «Богоматерь Умиление» из частного собрания, довольно сильно потёртой, но отличающейся высоким художественным качеством, автор приходит к выводу, что она, вероятно, была создана в Средиземноморском регионе в первой половине XIII века итальянским мастером. Использование традиционной иконографии Богоматери Умиление и стилистические особенности, которым пока не удалось найти близких аналогий, не позволяют уточнить эту атрибуцию.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article describes the experience of compiling and classifying an extensive, but poorly unifie... more The article describes the experience of compiling and classifying an extensive, but poorly unified terminological base used by researchers in the field of iconography. We are not talking about terms used to put the content of images into words, but about key theoretical terms, such as “sample”, “model”, “original”, “copy”, “quote” and other similar concepts employed in iconographic thought. The paper discusses the usage of these terms by both classical and modern authors, such as N. V. Pokrovsky, A. Grabar, F. Bruno, G. Svartsensky, J. Alexander, etc. Further, we propose to arrange the concepts into four classes: (1) definitions referring to an entire image and its components; (2) definitions relating to the content of a single work or a cycle in their entirety or divided into units of meaning; (3) terminology around a “sample – copy – quote” type of relationship between individual images and the copying process itself; (4) the terms describing the visual toolkit of a particular master or a group and ways of its transmission both within and outside his workshop, including guides, manuals and instructions for craftsmen. In each class, the terms are listed in the order from basic and elementary to more complex and sophisticated. The classification is not complete and requires further work. Статья посвящена опыту обобщения и систематизации обширной, но мало унифицированной терминологической базы, применяемой исследователями в сфере действия иконографического метода. Термины, предлагаемые в этой статье, раскрывают не способы изображения сюжетов христианской иконографии, а теорию использования самого метода. Авторы рассматривают такие ключевые понятия, как «образец», «модель», «оригинал», «копия», «цитата» и другие. Также в этой статье приведены примеры использования данных понятий в исследованиях различных авторов как классических, так и современных трудов (таких как Н. В. Покровский, А. Грабар, Ф. Брюно, Г. Сварценский, Дж. Александер и др.). Классификация, предлагаемая в этой статье, подразумевает объединение понятий в группы. Перечислим их кратко: во-первых, определение целостного варианта изображения и его отдельных частей разной степени изменяемости; во-вторых, определение содержательной программы произведения или цикла в целом и в отдельных единицах-носителях смысловой нагрузки; в-третьих, вопросы отношений типа «образец – копия – цитата» между отдельными изображениями и варианты самого процесса копирования; в-четвёртых, визуальный багаж конкретного мастера или группы мастеров и способы его передачи внутри мастерской и шире, в частности, варианты специальных руководств и инструкций для мастеров. В каждой группе термины перечислены в порядке “усложнения”: от более простых к комплексным. Данная классификация не является исчерпывающей и требует дальнейших уточнений.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The article explores legal medieval iconography in its inextricable connection with the religious... more The article explores legal medieval iconography in its inextricable connection with the religious ideas of the time and ecclesiastical settings reflected in the canon law, theology, and hagiography. The first steps in this direction were taken only in the beginning of the 21st century, even though the iconic turn in historical research has been discussed for decades. Nevertheless, recent publications on legal medieval iconography still come from the pen of art historians, philologists, or literary critics, but not legal historians. As a result, the analysis of the content of these images is often replaced by mere descriptions. The author offers quite a different approach. Instead of studying miniatures and marginalia only as illustrations to the text to which they are formally attached, she attempts to relate the content of these images with medieval religious ideas. Such a turn of study necessitates references to ecclesiastical texts, and in each individual case, as the author accentuates, it requires a distinctly specific source. Thus, the analysis of the miniature from the “Coutumes de Toulouse” (end of the 13th c.) requires the reference to the Decretum of Gratian and the Liber sextus of Boniface VIII, according to which the artist interpreted the degradation of clerics. The marginalia from the “Coutumes de Bordeaux” (1438), which illustrates the death sentence imposed on thieves, recalls the doctrine of atonement developed by Anselm of Canterbury. The image of the Virgin Mary in the scene of fox Renard’s hanging from the Smithfield decretals (second half of the 14th c.) refers to the ideas of the parasudic procedure liberatus a suspendio, repeatedly described in Marian hagiography. The treatise of French theologian Jean Gerson “Requête pour les condamnés à mort” (end of the 14th c.) should be considered as a starting point for changing the iconography of the death penalty in the next century. In general, as the author concludes, the comparison of medieval legal images with the works of canonists, theologians and hagiographic writings allows not only to understand the deeper meaning inherent in miniatures, but also to clarify the dating of manuscripts, the principles of the artists’ work and their relations with clients.
Статья посвящена проблеме современного изучения правовой средневековой иконографии. Автор отмечает, что первые шаги в этом направлении были сделаны лишь с началом XXI века, несмотря на то, что об иконографическом повороте в исторических исследованиях говорится на протяжении многих десятилетий и упоминается он уже в трудах Якоба Буркхардта, Аби Варбурга и Эрвина Панофского. Тем не менее, публикации последних лет, в которых рассматриваются иллюстрации правового содержания из средневековых юридических и иных кодексов, до сих пор выходят из-под пера искусствоведов, филологов или литературоведов, но отнюдь не историков права. Как следствие, во многих случаях анализ содержания данных изображений подменяется их описательностью. Автор статьи предлагает свой подход к данному материалу и настаивает на необходимости отказа от его изучения лишь в качестве иллюстраций к тексту того или иного письменного источника, к которому он формально прилагается. Один из вариантов изучения средневековых миниатюр и маргиналий видится автору в попытке связать их содержание с современными им религиозными представлениями людей Средневековья, отражение которых находится в сводах канонического права, авторских трактатах, популярной житийной литературе. В статье последовательно рассматривается несколько миниатюр и маргиналий, взятых как из правовых кодексов, так и из хронистики. Их сопоставление с трудами канонистов (Грациана и Бонифация VIII), теологов (Ансельма Кентерберийского и Жана Жерсона), агиографических сочинений (прежде всего марианского цикла) позволяет не только установить более точное время появления некоторых из этих изображений, но и понять, как именно работали художники, чьи заказы они исполняли, какие именно религиозные идеи нашли отражение в их иллюстрациях.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
Painted polyptych altarpieces appeared on high altars in late Duecento in the churches of mendica... more Painted polyptych altarpieces appeared on high altars in late Duecento in the churches of mendicant orders. They were characterized by a special manner of organizing visual material by juxtaposing single half-figures with each other and arranging them in rows and columns, allowing no room for narrative elements, widely used at that time in panel painting. Such narrative-free character of main altarpieces would be preserved throughout the whole period of their popularity. However, polyptychs created in late Trecento integrated narrative scenes and even entire cycles into the structure of the altarpieces, which required new approaches to composition and to the use of pictorial space. The article examines the role of narrative content in altarpieces of late Trecento and discusses the origins and development of this new style.
Живописный алтарный полиптих, предназначенный для главного храмового алтаря, сформировался во второй половине XIII века в Италии в церквах нищенствующих орденов и использовал особый способ организации визуального материала путём сопоставления фигур между собой и выстраивания их в ряды по вертикали и по горизонтали, в рамках которого почти не было места для повествовательных элементов, которые в это время широко использовались в других типах живописных произведений на досках. Такой «анти-нарративный» характер алтарный образ будет сохранять на всём протяжении своего существования. Однако произведения, созданные с середины до конца XIV века, демонстрируют уникальные решения, нацеленные на интеграцию повествовательных сцен и даже циклов в структуру алтарного полиптиха, что потребовало новых конструктивных решений и композиционных подходов. Автор статьи анализирует эти решения, роль нарративных элементов в алтарных полиптихах второй половины треченто и задаётся вопросом о причинах появления новых решений.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
This article analyses iconographic research into Speculum humanae salvationis (SHS) based on the ... more This article analyses iconographic research into Speculum humanae salvationis (SHS) based on the methodological concept of intervisuality. After consideration of the historiographical investigation into the iconography and corpus of the manuscripts, the typology and bimediality of SHS, attention then focuses on aspects of intervisuality which play an important role in the iconographic programme of SHS. Visual intertextuality manifests itself in the relationship between depictions, texts and contexts: first, the compositional parallelism of antitype and types in the illustrated chapter of SHS; secondly, the correspondence between depictions and textual features in SHS sources; thirdly, compatibility of depictions and texts which are not SHS sources but have a bearing on its context; fourthly, links between the depictions and references to other texts and allegories outside the SHS text. A hypothesis is suggested for possible influence of the "monastic-labour" motif in the historiated initials of Cistercian manuscripts concerning the oak tree parable as an allegory for exegesis. Key factors shaping the intervisuality were patronage, the process of producing manuscripts and the history of their use and parergonality.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
This study examines theological aspects of a particular group of illuminated Renaissance manuscri... more This study examines theological aspects of a particular group of illuminated Renaissance manuscripts, known as “Chronicles in Pictures”. Miniatures in this codex group, stored in different museums, private collections and libraries date back to the lost “Uomini famosi” mural in Giordano Orsini’s palace in Rome (1432, attributed to Masolino da Panicale). Following the fresco cycle of Sala Theatri, the world history was represented through images of “famous people” from different times. This collection of figures formed a distinctive view of a “universal chronicle”. The article explores characteristic features of the Crespi Chronicle, the Cockerell Chronicle and their later copies, and focuses on the construction of the narratives and on the characterization of individual images. Particular attention is paid to textual sources of the tradition to present universal history as a realization of God’s plan of salvation. The visual narrative begins with a symbolic representation of the creation of the world through the symbols of four primary elements, then traces the periodization of history into Six Ages, widely used in the imagery of the manuscripts. The paper further discusses some peculiar interpretations of biblical imagery, including figures of saints and church fathers. A special place in the artistic language of “Chronicles in Pictures” was occupied by attributes and gestures, which helped viewers to appreciate main semantic lines and contexts of the narrative. Желание осмыслить историю как общий процесс, объединяющий судьбы различных народов, отражено во множестве различных по содержанию, способу повествования и объёму текстов от поздней Античности и раннего Средневековья до эпохи Возрождения. Общей для создания западноевропейских «универсальных хроник» стала провиденциальная концепция бытия человечества как истории его спасения Творцом. Своеобразным способом визуализации частной версии всемирной истории, показанной в образах, стали манускрипты «Хроник в картинах», история которых началась с копирования в миниатюрах изображений фрескового цикла, созданного ок. 1432 г. в римском дворце кардинала Джордано Орсини. Статья посвящена анализу теологической основы программы «истории в лицах», включавшей свыше 300 фигур. В тексте уделено внимание принятой в изображениях манускриптов концепции разделения истории на шесть эпох, особенностям выбора и трактовки ветхозаветных и евангельских образов, фигур святых и деятелей Церкви. Иконографические особенности изображения ключевых для христианской картины мира фигур рассматриваются на примерах рисунков «Хроники Креспи» и близких ей памятников.
Аннотация. Желание осмыслить историю как общий процесс, объединяющий судьбы различных народов, от... more Аннотация. Желание осмыслить историю как общий процесс, объединяющий судьбы различных народов, отражено во множестве различных по содержанию, способу повествования и объёму текстов от поздней Античности и раннего Средневековья до эпохи Возрождения. Общей для создания западноевропейских «универсальных хроник» стала провиденциальная концепция бытия человечества как истории его спасения Творцом. Своеобразным способом визуализации частной версии всемирной истории, показанной в образах, стали манускрипты «Хроник в картинах», история которых началась с копирования в миниатюрах изображений фрескового цикла, созданного ок. 1432 г. в римском дворце кардинала Джордано Орсини. Статья посвящена анализу теологической основы программы «истории в лицах», включавшей свыше 300 фигур. В тексте уделено внимание принятой в изображениях манускриптов концепции разделения истории на шесть эпох, особенностям выбора и трактовки ветхозаветных и евангельских образов, фигур святых и деятелей Церкви. Иконографические особенности изображения ключевых для христианской картины мира фигур рассматриваются на примерах рисунков «Хроники Креспи» и близких ей памятников. Ключевые слова: манускрипты, Хроники в картинах, книжная миниатюра, искусство Италии XV века, универсальные хроники, теологическая программа, визуальная репрезентация, иконография ветхозаветных и евангельских образов.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
Аннотация. Относительно интерпретации программы росписей в апартаментах Борджиа, выполненных Пинт... more Аннотация. Относительно интерпретации программы росписей в апартаментах Борджиа, выполненных Пинтуриккьо в 90-х годах XV века, у исследователей нет единого мнения. Египетские сюжеты, турецкие мотивы, тема спасительной роли Церкви, арагонское происхождение заказчика и т. д.-всё это находит отражение в интерьерах апартаментов Апостольского дворца, расписанных по заказу одного из самых одиозных пап эпохи Ренессанса-Александра VI (Родриго Борджиа). В данной статье в основу интерпретации положена политическая составляющая визуального ряда апартаментов, в частности, триумфа Церкви как института. На примере росписи Пинтуриккьо рассматривается визуализация публичного образа Родриго Борджиа с доминирующим мотивом ведущей роли папы в христианском мире. При этом понтификат Александра VI, «воина Христа», в руках которого соединяются как духовная власть, так и светская, с одной стороны, подчёркнуто вписывается в общую церковную историю, а с другой, представляется пиком торжества Церкви, что ставится в заслугу Борджиа. Подобный публичный образ был близок к репрезентации как римских понтификов, так и светских правителей Западной Европы, и создавался, в том числе, в контексте политического противостояния не только самого Родриго Борджиа, но и Римского престола в целом с представителями правящих домов в Италии, французскими королями и т. д. Это позволяет говорить не только об общей программе апартаментов, но и о её связи с изображениями, созданными как при предшественниках Александра VI, так и при его преемниках, в контексте политической репрезентации римских пап.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2024
The paper analyzes gardens and landscapes of the Renaissance, Mannerism and Baroque with particul... more The paper analyzes gardens and landscapes of the Renaissance, Mannerism and Baroque with particular attention to moral themes and Christian symbols. I follow the development of moral topography in the gardens by examples of Villa Hadriana, Villa d’Este in Tivoli, Versailles, Tsarskoye Selo, Désert de Retz, Sanspareil, Regaleira. The two types of gardens are identified: architectural (Castelo Branco, Bom Jesus do Monte in Braga) and landscaping (Bomarzo, Cetinale, Esztergom, Buçaco, Kuks, Valsanzibio). The paper then turns to “sacred mountains” created in the foothills of Italian Alps as a symbolic barrier at the border of Protestant lands. The interplay of gardens themselves and their descriptions, such as in “The Path of Purification”, the treatise by Francesco de’ Vieri on Pratolino, 1587 and in the inscriptions in Valsanzibio, is also discussed. Further in the paper I wonder about how moral programs of gardens can be studied and incorporated in the history of ideas and religiosity. The work is based on the materials of author’s travels and is illustrated with his photographs. Translations into Russian are by B. Sokolov.
В работе анализируются садовые и ландшафтные памятники Ренессанса, маньеризма и барокко, программа восприятия которых основана на моральной тематике и христианских символах. Прослежено сложение моральной топографии в саду (вилла Адриана, вилла д’Эсте в Тиволи, Версаль, Царское Село, Дезер де Ретц, Санпарей, Регалейра), описаны ансамбли двух типов – архитектурные (Каштелу Бранку, Бон Жезуш ду Монте в Браге) и ландшафтные (Бомарцо, Четинале, Эстергом, Бусаку, Кукс, Вальсанзибио). Рассмотрена идеология создания «священных гор» в предгорьях итальянских Альп как символического барьера на границе протестантских земель, показано взаимодействие сада и текста о нём (трактат Франческо де Вьери «О чудесных устройствах в Пратолино», 1587; «путь очищения» и надписи в Вальсанзибио). Поднимается вопрос о способах изучения моральных садовых программ и включения их в контекст истории идей и религиозной жизни. Работа выполнена по материалам путешествий автора и иллюстрирована его фотографиями. Переводы текстов сделаны автором.
Uploads
Papers by Journal of Visual Theology
At the same time, the artist used traditional graphic tools to create images laden with recognizable connotations. Visual images did not so much depict a topic or an object to be illustrated, but rather conveyed their typological features. Further evolution of the artistic language of fine arts during the Late Middle Ages is evidenced in the miniatures of the Illustrated Chronicle of Ivan the Terrible. In the course of time the narrative aspect of book miniatures has matured, strengthening their function as information sources in their own rights within the overall composition of the book and saturating it with suggestive details, thus truly portraying the events instead of just indicating or signifying. Рассматриваются подходы к интерпретации содержания, заложенного в книжных миниатюрах Радзивиловской летописи конца XV в., сохранившей архаичные рисунки своих протографов, и Лицевого летописного свода XVI в. В этих памятниках, представляющих разные периоды развития исторической миниатюры, сосредоточен основной материал, связанный с русской темой и позволяющий судить о своеобразии изображений и эволюции приёмов их построения. Чтобы понять смысл, заложенный в визуальных образах, необходимо исходить из особенностей христианского мировосприятия, функций изображений в средневековый период, степени их зависимости от литературной основы и совокупности специальных художественных приёмов, используемых при создании произведений. Художник осознаёт структуру христианского понимания картины мира, состоящего из бесконечного и невидимого «Неба» и «Земли», ограниченной во времени и пространстве. По этой причине в рисунках для обозначения исторических событий использовалась только горизонталь в виде короткой узкой полосы, вмещающей объекты природного и исторического происхождения, а также персонажей, ощущавших воздействие «невидимого мира». Изображения полностью зависели от своей литературной основы, как в выборе темы, так и в полноте передачи содержания. Одновременно художник, в отличие от писателя, обладал своими изобразительными средствами, позволявшими по-своему её интерпретировать. В таких условиях визуальные образы не столько изображали, сколько обозначали иллюстрируемую тему, передавая лишь типологические признаки объектов. Об изменениях выразительных возможностей изобразительного искусства, произошедших в период зрелого Средневековья, можно судить по миниатюрам Лицевого свода. Усиление повествовательного языка книжных рисунков приводит к возрастанию их информационной роли
в составе книги, наполнению деталями, позволяющими передавать черты конкретных объектов. В результате эволюции на смену миниатюрам, «обозначавшим» событие, приходят рисунки, тяготеющие к его изображению.
the Assumption Church in archbishop’s Volotovo monastery served as a kind of a prelude to the decoration of the main space and corresponded to the beginning of the Assumption evening service following the traditions of Palaeologan Renaissance. A less ‘theological’ program of the narthex of the Church of the Savior in Kovalevo monastery whose ktetors were Novgorod boyars, emphasized the connection between the healing of body and soul with salvation in Christ, indicating adherence to local liturgical traditions as well as the influence of the Western Balkans’ artistic culture. But, despite the differences in traditions, both decorative programs of the vestibules prepared the faithful for the entry into the main space of the church as into the House of Divine Wisdom. The character of female images in these monasteries correlated with the type of a monastery: Volotovo was a male monastery, while Kovalevo, most probably, was of the mixed type. An unusual location of the monastic theme in the painting of the choir of another suburban monastic church, Nativity in the Red Field, is, in our opinion, linked to the purpose of its associated monastery which served a large cemetery. При исследовании росписей новгородских монастырских храмов второй половины XIV века приходится сталкиваться с тем, что назначение внешних пристроек и отдельных внутренних компартиментов, их функционирование в богослужебном контексте всё ещё представляются нечётко. Такая неразработанность архитектурной «иконографии» дополнительных пространств осложняет понимание многослойности содержания росписей и их смысловых оттенков. Монастырские храмы Новгорода в этом плане бывали устроены весьма своеобразно и неодинаково, но имели тенденцию к редуцированию пристроек и, напротив, к увеличению западной части основного объёма. В статье делается попытка уточнить назначение этих пространств на примере новгородских загородных монастырских храмов, имевших роспись, и кратко охарактеризовать специфику фресковой декорации (там, где она сохранилась) исходя из полифункционального характера этих архитектурных частей и их символики. Более «учёная» программа росписи притвора церкви Успения в архиепископском Волотове монастыре служила своего рода увертюрой к декорации основного объёма и точно соответствовала началу вечерней службы на храмовый праздник Успения, наследуя традиции палеологовского ренессанса. Более демократичная программа притвора церкви Спаса в монастыре на Ковалёве, ктиторами которого были бояре, акцентировала тему связи исцеления тела и души со Спасением во Христе, указывая на приверженность местной традиции почитания и, вместе с тем, на знакомство с художественной культурой западных Балкан. Но, несмотря на различие традиций, декоративным программам притворов в равной степени свойственно приготовление входящего в основной объём храма как в мир средоточия Премудрости. Состав женских изображений в этих памятниках позволяет говорить о характере монастырей: в случае Волотова – мужского, Ковалёва – вероятно, смешанного. Особенность локализации монастырской тематики в росписи на хорах церкви ещё одного загородного монастыря – Рождества на Красном поле – обусловлена, на наш взгляд, спецификой монастыря, обслуживавшего большое кладбище.
Статья посвящена проблеме современного изучения правовой средневековой иконографии. Автор отмечает, что первые шаги в этом направлении были сделаны лишь с началом XXI века, несмотря на то, что об иконографическом повороте в исторических исследованиях говорится на протяжении многих десятилетий и упоминается он уже в трудах Якоба Буркхардта, Аби Варбурга и Эрвина Панофского. Тем не менее, публикации последних лет, в которых рассматриваются иллюстрации правового содержания из средневековых юридических и иных кодексов, до сих пор выходят из-под пера искусствоведов, филологов или литературоведов, но отнюдь не историков права. Как следствие, во многих случаях анализ содержания данных изображений подменяется их описательностью. Автор статьи предлагает свой подход к данному материалу и настаивает на необходимости отказа от его изучения лишь в качестве иллюстраций к тексту того или иного письменного источника, к которому он формально прилагается. Один из вариантов изучения средневековых миниатюр и маргиналий видится автору в попытке связать их содержание с современными им религиозными представлениями людей Средневековья, отражение которых находится в сводах канонического права, авторских трактатах, популярной житийной литературе. В статье последовательно рассматривается несколько миниатюр и маргиналий, взятых как из правовых кодексов, так и из хронистики. Их сопоставление с трудами канонистов (Грациана и Бонифация VIII), теологов (Ансельма Кентерберийского и Жана Жерсона), агиографических сочинений (прежде всего марианского цикла) позволяет не только установить более точное время появления некоторых из этих изображений, но и понять, как именно работали художники, чьи заказы они исполняли, какие именно религиозные идеи нашли отражение в их иллюстрациях.
Живописный алтарный полиптих, предназначенный для главного храмового алтаря, сформировался во второй половине XIII века в Италии в церквах нищенствующих орденов и использовал особый способ организации визуального материала путём сопоставления фигур между собой и выстраивания их в ряды по вертикали и по горизонтали, в рамках которого почти не было места для повествовательных элементов, которые в это время широко использовались в других типах живописных произведений на досках. Такой «анти-нарративный» характер алтарный образ будет сохранять на всём протяжении своего существования. Однако произведения, созданные с середины до конца XIV века, демонстрируют уникальные решения, нацеленные на интеграцию повествовательных сцен и даже циклов в структуру алтарного полиптиха, что потребовало новых конструктивных решений и композиционных подходов. Автор статьи анализирует эти решения, роль нарративных элементов в алтарных полиптихах второй половины треченто и задаётся вопросом о причинах появления новых решений.
В работе анализируются садовые и ландшафтные памятники Ренессанса, маньеризма и барокко, программа восприятия которых основана на моральной тематике и христианских символах. Прослежено сложение моральной топографии в саду (вилла Адриана, вилла д’Эсте в Тиволи, Версаль, Царское Село, Дезер де Ретц, Санпарей, Регалейра), описаны ансамбли двух типов – архитектурные (Каштелу Бранку, Бон Жезуш ду Монте в Браге) и ландшафтные (Бомарцо, Четинале, Эстергом, Бусаку, Кукс, Вальсанзибио). Рассмотрена идеология создания «священных гор» в предгорьях итальянских Альп как символического барьера на границе протестантских земель, показано взаимодействие сада и текста о нём (трактат Франческо де Вьери «О чудесных устройствах в Пратолино», 1587; «путь очищения» и надписи в Вальсанзибио). Поднимается вопрос о способах изучения моральных садовых программ и включения их в контекст истории идей и религиозной жизни. Работа выполнена по материалам путешествий автора и иллюстрирована его фотографиями. Переводы текстов сделаны автором.
At the same time, the artist used traditional graphic tools to create images laden with recognizable connotations. Visual images did not so much depict a topic or an object to be illustrated, but rather conveyed their typological features. Further evolution of the artistic language of fine arts during the Late Middle Ages is evidenced in the miniatures of the Illustrated Chronicle of Ivan the Terrible. In the course of time the narrative aspect of book miniatures has matured, strengthening their function as information sources in their own rights within the overall composition of the book and saturating it with suggestive details, thus truly portraying the events instead of just indicating or signifying. Рассматриваются подходы к интерпретации содержания, заложенного в книжных миниатюрах Радзивиловской летописи конца XV в., сохранившей архаичные рисунки своих протографов, и Лицевого летописного свода XVI в. В этих памятниках, представляющих разные периоды развития исторической миниатюры, сосредоточен основной материал, связанный с русской темой и позволяющий судить о своеобразии изображений и эволюции приёмов их построения. Чтобы понять смысл, заложенный в визуальных образах, необходимо исходить из особенностей христианского мировосприятия, функций изображений в средневековый период, степени их зависимости от литературной основы и совокупности специальных художественных приёмов, используемых при создании произведений. Художник осознаёт структуру христианского понимания картины мира, состоящего из бесконечного и невидимого «Неба» и «Земли», ограниченной во времени и пространстве. По этой причине в рисунках для обозначения исторических событий использовалась только горизонталь в виде короткой узкой полосы, вмещающей объекты природного и исторического происхождения, а также персонажей, ощущавших воздействие «невидимого мира». Изображения полностью зависели от своей литературной основы, как в выборе темы, так и в полноте передачи содержания. Одновременно художник, в отличие от писателя, обладал своими изобразительными средствами, позволявшими по-своему её интерпретировать. В таких условиях визуальные образы не столько изображали, сколько обозначали иллюстрируемую тему, передавая лишь типологические признаки объектов. Об изменениях выразительных возможностей изобразительного искусства, произошедших в период зрелого Средневековья, можно судить по миниатюрам Лицевого свода. Усиление повествовательного языка книжных рисунков приводит к возрастанию их информационной роли
в составе книги, наполнению деталями, позволяющими передавать черты конкретных объектов. В результате эволюции на смену миниатюрам, «обозначавшим» событие, приходят рисунки, тяготеющие к его изображению.
the Assumption Church in archbishop’s Volotovo monastery served as a kind of a prelude to the decoration of the main space and corresponded to the beginning of the Assumption evening service following the traditions of Palaeologan Renaissance. A less ‘theological’ program of the narthex of the Church of the Savior in Kovalevo monastery whose ktetors were Novgorod boyars, emphasized the connection between the healing of body and soul with salvation in Christ, indicating adherence to local liturgical traditions as well as the influence of the Western Balkans’ artistic culture. But, despite the differences in traditions, both decorative programs of the vestibules prepared the faithful for the entry into the main space of the church as into the House of Divine Wisdom. The character of female images in these monasteries correlated with the type of a monastery: Volotovo was a male monastery, while Kovalevo, most probably, was of the mixed type. An unusual location of the monastic theme in the painting of the choir of another suburban monastic church, Nativity in the Red Field, is, in our opinion, linked to the purpose of its associated monastery which served a large cemetery. При исследовании росписей новгородских монастырских храмов второй половины XIV века приходится сталкиваться с тем, что назначение внешних пристроек и отдельных внутренних компартиментов, их функционирование в богослужебном контексте всё ещё представляются нечётко. Такая неразработанность архитектурной «иконографии» дополнительных пространств осложняет понимание многослойности содержания росписей и их смысловых оттенков. Монастырские храмы Новгорода в этом плане бывали устроены весьма своеобразно и неодинаково, но имели тенденцию к редуцированию пристроек и, напротив, к увеличению западной части основного объёма. В статье делается попытка уточнить назначение этих пространств на примере новгородских загородных монастырских храмов, имевших роспись, и кратко охарактеризовать специфику фресковой декорации (там, где она сохранилась) исходя из полифункционального характера этих архитектурных частей и их символики. Более «учёная» программа росписи притвора церкви Успения в архиепископском Волотове монастыре служила своего рода увертюрой к декорации основного объёма и точно соответствовала началу вечерней службы на храмовый праздник Успения, наследуя традиции палеологовского ренессанса. Более демократичная программа притвора церкви Спаса в монастыре на Ковалёве, ктиторами которого были бояре, акцентировала тему связи исцеления тела и души со Спасением во Христе, указывая на приверженность местной традиции почитания и, вместе с тем, на знакомство с художественной культурой западных Балкан. Но, несмотря на различие традиций, декоративным программам притворов в равной степени свойственно приготовление входящего в основной объём храма как в мир средоточия Премудрости. Состав женских изображений в этих памятниках позволяет говорить о характере монастырей: в случае Волотова – мужского, Ковалёва – вероятно, смешанного. Особенность локализации монастырской тематики в росписи на хорах церкви ещё одного загородного монастыря – Рождества на Красном поле – обусловлена, на наш взгляд, спецификой монастыря, обслуживавшего большое кладбище.
Статья посвящена проблеме современного изучения правовой средневековой иконографии. Автор отмечает, что первые шаги в этом направлении были сделаны лишь с началом XXI века, несмотря на то, что об иконографическом повороте в исторических исследованиях говорится на протяжении многих десятилетий и упоминается он уже в трудах Якоба Буркхардта, Аби Варбурга и Эрвина Панофского. Тем не менее, публикации последних лет, в которых рассматриваются иллюстрации правового содержания из средневековых юридических и иных кодексов, до сих пор выходят из-под пера искусствоведов, филологов или литературоведов, но отнюдь не историков права. Как следствие, во многих случаях анализ содержания данных изображений подменяется их описательностью. Автор статьи предлагает свой подход к данному материалу и настаивает на необходимости отказа от его изучения лишь в качестве иллюстраций к тексту того или иного письменного источника, к которому он формально прилагается. Один из вариантов изучения средневековых миниатюр и маргиналий видится автору в попытке связать их содержание с современными им религиозными представлениями людей Средневековья, отражение которых находится в сводах канонического права, авторских трактатах, популярной житийной литературе. В статье последовательно рассматривается несколько миниатюр и маргиналий, взятых как из правовых кодексов, так и из хронистики. Их сопоставление с трудами канонистов (Грациана и Бонифация VIII), теологов (Ансельма Кентерберийского и Жана Жерсона), агиографических сочинений (прежде всего марианского цикла) позволяет не только установить более точное время появления некоторых из этих изображений, но и понять, как именно работали художники, чьи заказы они исполняли, какие именно религиозные идеи нашли отражение в их иллюстрациях.
Живописный алтарный полиптих, предназначенный для главного храмового алтаря, сформировался во второй половине XIII века в Италии в церквах нищенствующих орденов и использовал особый способ организации визуального материала путём сопоставления фигур между собой и выстраивания их в ряды по вертикали и по горизонтали, в рамках которого почти не было места для повествовательных элементов, которые в это время широко использовались в других типах живописных произведений на досках. Такой «анти-нарративный» характер алтарный образ будет сохранять на всём протяжении своего существования. Однако произведения, созданные с середины до конца XIV века, демонстрируют уникальные решения, нацеленные на интеграцию повествовательных сцен и даже циклов в структуру алтарного полиптиха, что потребовало новых конструктивных решений и композиционных подходов. Автор статьи анализирует эти решения, роль нарративных элементов в алтарных полиптихах второй половины треченто и задаётся вопросом о причинах появления новых решений.
В работе анализируются садовые и ландшафтные памятники Ренессанса, маньеризма и барокко, программа восприятия которых основана на моральной тематике и христианских символах. Прослежено сложение моральной топографии в саду (вилла Адриана, вилла д’Эсте в Тиволи, Версаль, Царское Село, Дезер де Ретц, Санпарей, Регалейра), описаны ансамбли двух типов – архитектурные (Каштелу Бранку, Бон Жезуш ду Монте в Браге) и ландшафтные (Бомарцо, Четинале, Эстергом, Бусаку, Кукс, Вальсанзибио). Рассмотрена идеология создания «священных гор» в предгорьях итальянских Альп как символического барьера на границе протестантских земель, показано взаимодействие сада и текста о нём (трактат Франческо де Вьери «О чудесных устройствах в Пратолино», 1587; «путь очищения» и надписи в Вальсанзибио). Поднимается вопрос о способах изучения моральных садовых программ и включения их в контекст истории идей и религиозной жизни. Работа выполнена по материалам путешествий автора и иллюстрирована его фотографиями. Переводы текстов сделаны автором.
интерпретируется в современных академических трудах. Наш выбор пал на книгу «Теология и хоррор: исследования мрачного религиозного воображения», которая посвящена теологическому осмыслению фильмов ужасов.